Дневник одного тела - Пеннак Даниэль - Страница 40

• Предыдущая
• 40/71
• Следующая

* * *

48 лет, 8 месяцев, 7 дней

Суббота, 17 июня 1972 года

Женщину-психоневропатолога, у которой я вчера побывал, более обеспокоило здоровье ЛОРа, чем мое. По правде говоря, мсье, лучше было бы, чтобы меня навестил тот мой собрат по профессии. Его состояние волнует меня гораздо больше, нежели ваше. По ее словам, постоянный тиннитус встречается так часто, что, если бы половина страдающих этим недугом кончала самоубийством, он стал бы главной причиной смертности. После чего, сменив тему, она спросила, с какого времени я дышу, не думая о полипах, заполонивших мои носовые пазухи. Да всю жизнь, думаю. Нет, мсье, не всю жизнь. По ее словам, я просто забыл, как начиналось это хроническое заболевание, с которым я ничего не могу поделать и из-за которого я слегка гнусавлю и дышу словно через соломинку. Но я приноровился. Мой мозг привык к этому, как привыкнет он и к шуму в ушах, который скоро начнет относить к категории «тишина». На самом деле, мсье, в данный момент вас больше всего беспокоит новизна этого шума, вы боитесь, что он останется навсегда, но, сказала она в заключение, жить в состоянии постоянного удивления просто невозможно.

И она принялась рассказывать мне о своей работе, которая состоит в том, чтобы убеждать пациентов, что они привыкнут к тому, что на данный момент кажется им невыносимым.

Она, словно четки, перебирает болезни и травмы, которые настолько впечатляют своим разнообразием и чудовищностью, что в сравнении с ними мой шум в ушах выглядит каким-то домашним питомцем. Я покидаю ее, унося с собой рецепт на снотворное и на то, что тетушка Югетт называла «успокоительным».

– Если не перестанете бояться, приходите снова.

* * *

48 лет, 11 месяцев, 22 дня

Понедельник, 2 октября 1972 года

Министр Г., не на шутку разгневанный остротой бедняги Бертло, задирает подбородок и угрожающе понижает тон:

– Вы что, забыли, с кем разговариваете?

Бертло, красный от смущения, прячется в свою раковину. А мне вспоминается высказывание маленького Жозе: «Иди просрись, министр сраный».

– Ну что ж, – шипит министр, испепеляя меня взглядом, – если вашему начальству это кажется смешным!..

Да нет, а вот что меня действительно страшно веселит, так это скатологический рефлекс, который всегда провоцируют у меня проявления подобной должностной гордыни. Вы желаете, чтобы на вас смотрели как на бюст римского императора, мне же всегда было насрать на статуи, и сама идея насрать у подножия мраморного монумента вызывает у меня улыбку. Довольную улыбку, согласен – дурацкую, но разве она бывает иной, после того как ты как следует просрался?

* * *

49 лет, день рождения

Вторник, 10 октября 1972 года

Как и обещала психиатр, прошло три месяца – и я привык к своему тиннитусу. Большинство наших физических страхов сродни кишечным газам: о них забываешь, едва выпустишь их из себя. Мы пасемся на лугах наших повседневных забот и, точно лань от собачьего лая, замираем, едва заслышим голос заговорившего тела. Но стоит тревоге улечься, мы снова жадно обращаемся к корму.

* * *

49 лет, 20 дней

Понедельник, 30 октября 1972 года

Наши болезни – как анекдоты: мы думаем, что они известны только нам, а оказывается, все вокруг их давно знают. Чем больше я говорю о тиннитусе (делая вид, что хочу узнать, что означает слово, и скрывая, что страдаю этим недугом), тем больше мне попадается товарищей по несчастью. Например, вчера Этьен: Спасибо, что спросил меня об этом, я сразу вспомнил о своем! Он подтвердил, что к этому быстро привыкаешь. Вернее, поправился он, с этим смиряешься. Потому что тишины ты все же лишаешься. Как и я, вначале он страшно перепугался. Он использует то же сравнение, что и я: У меня было такое чувство, что я подключен к постоянно работающему радиоприемнику, и жизнь звуковой колонки мне вовсе не улыбалась.

* * *

49 лет, 28 дней

Вторник, 7 ноября 1972 года

Шум в ушах, изжога, приступы «мрака», носовые кровотечения, бессонница… Мое достояние. Которым я владею совместно с несколькими миллионами таких же, как я.

6 50 лет – 64 года (1974—1988)

Верните мне долготу времени. Пусть клетки замедлят старение.

50 лет, 3 месяца

Четверг, 10 января 1974 года

Если бы мне пришлось публиковать этот дневник, я адресовал бы его в первую очередь женщинам. С другой стороны, я был бы не прочь прочесть подобный дневник, написанный женщиной. Чтобы приподнять хоть край завесы, покрывающей эту тайну. В чем тайна? Ну, например, в том, что мужчине неведомы ощущения женщины относительно формы и веса ее груди, так же как женщинам неизвестно, что чувствует мужчина относительно своего полового члена.

* * *

50 лет, 3 месяца, 22 дня

Пятница, 1 февраля 1974 года

Жидкое мыло, лосьоны, кремы, маски, косметическое молочко, мази, шампуни, пудра, тальк, тушь для ресниц, тени для век, тональный крем, румяна, губная помада, подводка для глаз, духи – короче говоря, почти все, что косметическая промышленность может предложить женщине, чтобы приблизить ее к желанному идеалу, – это добро у Моны копится тоннами, тогда как моим единственным туалетным средством остается кубический кусок хозяйственного – «марсельского» – мыла, при помощи которого я и бреюсь, и моюсь – от волос до кончиков пальцев на ногах, не забывая ни пупок, ни головку члена, ни дырку заднего прохода, и даже стираю трусы, которые тут же вешаю сушиться. Раковина в ванной комнате полностью оккупирована войском Моны: щетки, расчески, пилки для ногтей, пинцеты, кисточки, карандаши, губки, ватные диски, пуховки, наборы теней, тюбики, баночки, пульверизаторы участвуют в нескончаемой битве, в которой я склонен видеть ежедневную погоню за аккуратностью. Мона, занимающаяся макияжем, – это Рембрандт, до бесконечности подправляющий свои автопортреты. Тут не столько борьба с неумолимым временем, сколько отделка шедевра. А то! – отвечает Мона, именно – неизвестный шедевр!

* * *

50 лет, 3 месяца, 26 дней

Вторник, 5 февраля 1974 года

Что касается меня, то после душа, без которого мне просто не проснуться, первое мое осознанное действие – это бритье, ежеутреннее удовольствие, которому я предаюсь с пятнадцатилетнего возраста – с тех пор, как вообще начал бриться. В левой руке – кусок хозяйственного мыла, в правой – кисточка, смоченная теплой водой, которой я предварительно смочил и лицо. Медленно взбиваю пену – она должна быть не слишком густой, но и не слишком жидкой. Тщательно намыливаю лицо, пока половина его не покрывается как будто облаком взбитых сливок. Затем – собственно бритье, заключающееся в «раскрытии» этого самого лица, в возвращении ему привычного облика, чтобы оно стало таким, каким было до появления бороды, до нанесения пены: соскребаю щетину – широкими движениями от осторожно вытянутой шеи до кожи вокруг губ, затем скулы, щеки, челюсти, особенно – челюстная кость, где хитрые волоски имеют обыкновение прятаться от бритвы – при пособничестве ползающей по кости кожи. Самое приятное – скрип щетины под лезвием, прокладываемые бритвой широкие просеки, а также ежеутренняя игра: удастся сегодня или не удастся снять всю пену одним движением бритвы так, чтобы на долю полотенца, которым я вытираю лицо, не осталось ни единого клочка.

* * *

51 год, 1 месяц, 12 дней

Пятница, 22 ноября 1974 года

Иногда бывает, что после работы я чувствую, что мог бы пройти пешком весь Париж три раза! Как приятно шагать вот так, будто хорошо смазанный механизм – гибкий в лодыжках, устойчивый в коленях, твердый в икрах, крепкий в бедрах, – зачем возвращаться домой? Пройдемся еще, насладимся ходьбой при как следует отлаженном теле! Когда телу приятно, то и все вокруг кажется красивее! Легким хорошо дышится, мозгу легко, а ритму ходьбы вторит ритм слов, складывающихся в короткие радостные фразы.

• Предыдущая
• 40/71
• Следующая