Искусство Исповеди - Волков Николай Владимирович "Voltor" - Страница 14

Мы остановились, он посмотрел на меня и сказал:

– Кстати, классно фехтовал. Мне понравилось. Если мне потребуется боец – ты будешь одним из тех, кого позову.

– Посмотрим. Только во главу списка не ставь.

И мы разошлись с ним в разные стороны.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как у меня появилась первая «клиентка».

За это время я не переставал встречаться с ролевым народом и незаметно помогал тем, кто в этом нуждался. По большей части, это были девушки, которых беспокоили дела сердечные, и в результате подобные проблемы я научился решать в быстрые сроки. Всё сводились, в основном, к выбору, стоит ли связываться с тем или иным человеком, и лишь изредка бывало так, что требовалось более серьезное вмешательство из-за разбитого сердца, хотя у меня за это время появилась одна постоянная «клиентка». Она прибегала ко мне как минимум раз в неделю, вываливала на меня целую гору своих сердечных дел и, не давая мне в этом разобраться, убегала. В конце концов, я понял, что ей просто нужно выговариваться, и нашел ей одну крайне терпеливую подружку, которая готова была слушать ее сколько угодно.

Серьезных проблем, слава Богу, не возникало ни у кого. Мой знакомый полностью оправился после смерти брата, и его семья тоже пришла в себя после этого удара, продолжая жить. Моя первая «клиентка» тоже жила полной жизнью со своим молодым человеком, а если и возникали мелкие неурядицы, то они решали их без моего участия. Для них я стал очень дорогим другом, и ее молодой человек «познакомил» меня с ней.

Олег за это время мне ни разу не звонил, да и у меня не было повода звонить ему.

За эти месяцы в ролевой компании у меня появилась репутация «бабника», хотя многие знали, что у меня вообще нет девушки, да я и не стремился найти ее себе. Репутация же появилась благодаря тому, что все видели, как часто я отводил то одну, то другую девушку в сторону, чтобы поговорить с ней, но никто не знал, о чем именно мы говорим. Да, говорили мы о делах сердечных, но сами девушки никому не рассказывали о том, что между нами происходит, и то, что эти сердечные дела не связаны со мной, а я никого не разубеждал, поскольку не видел в этом необходимости.

Пребывая в подобной синекуре, я, наверное, чересчур расслабился. Но однажды ко мне пришел один знакомый, вовсе не связанный с ролевиками.

Это произошло в один довольно холодный денек, когда я вернулся с учебы. Встретив его у подъезда, я потащил его к себе в квартиру. Когда налил нам обоим горячий чай, парня прорвало. Мне даже не пришлось раскручивать его на то, чтобы он рассказал о своих проблемах. В нем все накипело настолько, что он готов был выложить это любому, кто согласится слушать. Воспроизвести его сбивчивую речь, перемежаемую слезами, не возьмусь, несмотря на то, что память меня не подводит, и я с легкостью могу вспомнить практически любой разговор пятнадцатилетней давности.

Суть монолога сводилась к тому, что он ухитрился влюбиться в девушку из тех, кого ныне принято называть golden kids, или просто «мажорами». Девушка буквально сводила его с ума. Что-то произошло, и она сказала, что все из-за него. Парень был доведен обидой до отчаяния, и ему на самом деле, как мне тогда показалось, требовалось крайне немного, чтобы прийти в норму. По моему мнению, ему требовалось выговориться, что он с успехом делал, сидя у меня на кухне, успокоиться, что я запросто ему мог устроить, и отвлечься от проблем на какое-то время. С последним сложностей тоже никаких не было, поскольку я знал, что он с ума сходит по звукорежиссуре, а у меня к тому моменту появилась пара знакомых, которые работали в звукозаписывающей студии. Пока парень пил чай у меня на кухне, я позвонил им, и попросил пустить его к себе на пару недель, тем более что звукорежиссером он был от Бога. Они были не против, и я вернулся к нему.

– Вот что… С этой девчонкой тебе в таком состоянии лучше не встречаться. Вы и так наговорили друг другу кучу такого, о чем уже оба жалеете. Обожди пока. Ты остынешь, она остынет, потом и поговорите спокойно, и все дела тихо уладите.

Он сидел и хлюпал носом, попутно прихлебывая горячий чай из кружки.

– Да ладно тебе… В конце концов, ну вспылили, ну обвинила она тебя… Это же ведь не так на самом деле?

– Нет.

– Вот и славно. А теперь – ты не поверишь в то, что я узнал. Одним моим знакомым требуется звукорежиссер, и я им посоветовал посмотреть, как ты с этим справишься.

– Правда? – недоверчиво посмотрел он на меня.

– Правда. Завтра они ждут тебя в студии.

Он допил чай, поставил чашку на стол и сказал:

– Ас ней что?

– Сначала остынь, – посоветовал я ему, – а потом уже посмотрим. А то в голове у тебя сейчас бардак из-за того, что она тебе устроила, и нормально ты сейчас соображать не сможешь. А с такими избалованными надо общаться, только здраво соображая. Так что пока лучше помоги моим знакомым. Заодно и денег поднимешь немного, и сам отвлечешься.

Он просидел у меня еще с часок, пока не успокоился настолько, что я уже мог не бояться выпустить его на улицу, и ушел домой.

Признаться честно, я закрутился после этого со своими делами, и забыл, что мне полагалось курировать судьбу этого парнишки, пока он не оправится полностью. Впрочем, у него была лишь обида, а не тяжелая душевная травма, поэтому я и не слишком волновался за него.

Прошла пара недель, и в один из дней я неожиданно получил от него письмо.

Дружище, спасибо тебе за то, что выслушал меня тогда. Ты дал дельный совет, и если бы я полностью последовал ему, наверное, все было бы сейчас по-другому. Ты подарил мне чудесный шанс делать то, к чему лежала моя душа, и я благодарен тебе и за это тоже. Я хотел бы сказать это тебе лично, но вынужден доверить это бумаге. Ты самый лучший друг, который был у меня когда-либо.

Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Прости за то, что твои старания пропали впустую.

Получив такую записку, я поначалу не понял, почему он написал мне, вместо того, чтобы позвонить или зайти. Я направился к нему, чтобы поговорить и разобраться в том, что произошло.

Когда я пришел к нему, его семья посмотрела на меня как на пустое место и я почувствовал большую беду.

– Добрый день, – поздоровался я с его матерью, – а он у себя?

– Он умер, – тихо произнесла она и расплакалась.

– Как? – сказал я, полностью шокированный таким известием.

– Покончил с собой.

– Извините… Я не знал. Когда?

– Вчера вечером.

Это значило, что письмо он мне бросил в ящик незадолго до этого, зная мою привычку проверять с утра почту.

Я сел прямо у стены его квартиры и долгое время не мог даже пошевелиться. Несчастье этой женщины глушило меня, как хорошие удары по голове, и я не мог ничего сделать с этим.

Наконец одна мысль появилась в моей голове.

– Извините, я могу позвонить?

Она молча кивнула и пропустила меня в квартиру. Я взял телефон, который стоял в прихожей, и набрал номер. В трубке после третьего гудка раздалось знакомое:

– Да?

– Олег… Беда.

– Адрес?

Я назвал ему адрес, после чего добавил:

– Позаботься о них…

И повесил трубку. Я подошел к рыдающей матери и тихо сказал ей:

– Сейчас приедет наш друг. Мой и вашего сына. Он побудет с вами. А мне… Мне надо идти…

Я выполз на улицу, машинально нащупывая отсутствующие в кармане сигареты. Когда до меня, наконец, начало доходить, что именно я делаю, я уже стоял в одном из своих укромных уголков и пил водку, затягиваясь сигаретой после каждого глотка, причем, судя по всему, это была уже третья бутылка, так как две пустых лежали у моих ног. Шок был настолько силен, что пытаясь снять его, я первый раз в жизни напился до беспамятства, которое наступило чересчур внезапно.

Я не буду останавливаться на том, что было в последующие дни. Были похороны, и была скорбь. Олег появлялся каждый день, и помогал несчастной матери держаться за жизнь, хотя я и понятия не имел, как ему это удается по той простой причине, что не приближался к ним. У меня был свой повод для скорби, который был в тех строках, что пришли мне в письме. Я лишился друга.