Розы для возлюбленной - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 64

— Джоф, я слишком долго мучилась во имя освобождения сына и теперь совершенно не намерена по какой-либо причине пропустить столь радостный момент.

Быстро управившись с некоторыми из своих повседневных дел, связанных со звонками и просьбами клиентов, Джоф решил позвонить Керри. Может быть, ей захочется самой иметь копию фотографии, принесенной Дейдрой. И тогда он сможет передать ей снимок по факсу. При этом Джоф с готовностью признавал, что собирается звонить Керри в основном потому, что просто хочет поговорить с ней.

Когда секретарша соединила Джофа с Керри, он просто испугался тона ее голоса.

— Я только что открыла посылку, которую мне послал по «Федерал экспресс» доктор Смит. Внутри я нашла шкатулку с драгоценностями Сьюзен и карточку, которая, вероятно, была приложена к тому букету роз, что получила Сьюзен в вечер гибели. Там же было еще письмо. Джоф, в письме доктор признает, что он врал насчет ревности Скипа и того, что это он, Смит, дарил дочери все эти украшения. Еще он написал, что к тому моменту, когда я прочту это письмо, он уже покончит жизнь самоубийством.

— Бой мой! Керри! Ты уже…

— Нет, этого не случилось. Видишь ли, Джоф, он не покончил с собой. Мне только что позвонила медсестра, что работает в его кабинете. Когда сегодня утром доктор не пришел на утренний прием пациентов и дозвониться до него оказалось невозможным, миссис Карпентер отправилась к Смиту домой. Входная дверь оказалась приоткрытой, и сестра вошла внутрь. Труп доктора она обнаружила прямо за дверью, в коридоре. Его самого кто-то застрелил, а дом — ограбил. Джоф, не произошло ли это потому, что кто-то очень не хотел, чтобы доктор Смит изменил свои прежние показания против Реардона, и к тому же этот кто-то искал драгоценности Сьюзен, бывшие у Смита? Джоф, кто же это все вытворяет? Неужели Робин может стать очередной жертвой преступника, который одного за другим убивает свидетелей?

В половине десятого утра Джесон Эрнотт выглянул из окна своего дома, увидел пасмурное, затянутое облаками небо и почувствовал какую-то смутную тревогу. Если не считать остаточные болезненные ощущения в ногах и спине, то он в целом справился с простудой или вирусом, который заставил его провести в постели весь последний уик-энд. Выздоровление, однако, не радовало его настолько, чтобы избавиться от некоего неприятного ощущения, от чувства того, что что-то складывается не так, как надо.

А все, конечно, из-за чертова письма ФБР. Джесон вспомнил, что точно такую смутную тревогу ощущал он и в первые дни после того происшествия в особняке конгрессмена Пила. Тогда, когда он пришел в особняк, там горели только светильники первого этажа, работавшие от автоматического выключателя. А во всех помещениях верхнего этажа лампы были потушены. Джесон как раз шел по коридору верхнего этажа, неся в руках снятую со стены картину, когда вдруг услышал звук шагов человека, поднимающегося навстречу вверх по лестнице. Эрнотт едва успел закрыть лицо картиной, как коридор залил яркий свет.

Джесон услышал испуганный вздох и возглас: «О Боже мой!» Он понял, что перед ним мать конгрессмена. Он совсем не хотел причинять ей какой-нибудь вред. Повинуясь инстинкту, он лишь стремглав бросился вперед, прикрываясь выставленной перед собой картиной как щитом. Он просто хотел сбить старую женщину с ног и отнять очки, чтобы она потом не смогла его опознать. В его намерения входило лишь бегство. Во время недавних торжеств в доме у Пилов Джесон долго беседовал с матерью конгрессмена и прекрасно знал, что без очков она слепа, как летучая мышь.

Углом рамки картины, что была в его руках, он, однако, нанес пожилой женщине слишком сильный удар, который к тому же пришелся в висок. Женщина упала навзничь и покатилась вниз по лестнице. По последнему клокочущему всхлипу, который вырвался из груди старухи, Джесон понял, что убил ее. В течение долгих месяцев после этого случая Эрнотт с опаской оглядывался, ожидая, что с минуты на минуту за ним явится полиция, что на него наденут наручники и поведут в тюрьму.

Вот и сейчас, как ни пытался он убедить себя в том, что ему нечего бояться, история с письмом ФБР заставляла его переживать почти так же, как после гибели матери конгрессмена.

Тогда единственным утешением для Джесона было любование шедевром Джона Уайта Александера — картиной «На отдыхе», что он украл из дома Пилов. Картину эту он повесил в Кэтскилзе в своей спальне. Так же, как висела она и в особняке конгрессмена Пила.

Джесону доставляло особое удовольствие сознавать, что тысячи людей толпами валят в музей «Метрополитен», чтобы поглазеть на «Отдыхающую» — вторую часть композиции из двух картин кисти Александера, в то время как лучшая, по мнению Джесона, из двух полотен художника — доступна лишь его взгляду. На обеих картинах была изображена одна и та же женщина с красивыми чертами лица, правильными формами тела. Женщина на полотне «На отдыхе», однако, прикрыла глаза, что придавало ее лицу куда более чувственное выражение, теперь напоминавшее Джесону то, которое он часто видел на лице Сьюзен.

Миниатюрная рамка с фотографией Сьюзен также продолжала все эти годы стоять на ночном столике Эрнотта. То, что рамка и картина Александера находятся в одной комнате, нравилось Джесону, хотя он и понимал, что слабая имитация работы Фаберже была явно недостойна компании шедевра живописи кисти великого художника. Рамка никак не подходила даже к ночному столику, на котором стояла, ибо столик этот был выполнен из мрамора с позолотой в изысканном стиле готического Возрождения. Столик этот Эрнотт вывез вместе почти со всей остальной мебелью из особняка Меррименов в тот день, когда против своего обыкновения использовал для ограбления целую бригаду помощников, замаскированную под сотрудников транспортной компании.

Оставив воспоминания, Джесон решил позвонить, наконец, в Кэтскилз и предупредить о своем приезде. Он любил приезжать туда, когда в доме было уже хорошо натоплено, а холодильник заполнен. Однако с домашнего телефона звонить он не стал. Он решил сделать это с сотового аппарата, зарегистрированного на одно из вымышленных имен.

На улице рядом с домом Эрнотта стоял небольшой автофургон, принадлежавший, если судить по надписям на его бортах, «Государственной газовой и электрической компании». На самом же деле в нем разместилась группа агентов ФБР со специальным оборудованием, позволившим им без труда перехватить телефонный звонок Джесона. Услышав первые же фразы разговора с Кэтскилз, агенты с улыбкой переглянулись.

— Кажется, мы близки к тому, чтобы, проследив за этим хитрюгой Эрноттом, выйти на его тайную берлогу, — сказал старший из двух агентов.

Они дослушали разговор Эрнотта до конца. Завершил же Джесон его так:

— Спасибо, Медди. Я вскоре выезжаю и буду на месте около часа дня.

Медди ответила низким монотонным голосом:

— Я все для вас приготовлю. Можете на меня положиться.

Френк Грин был занят на одном из судебных процессов, поэтому лишь к полудню Керри смогла встретиться с ним и рассказать об убийстве доктора Смита и о посылке, полученной ею от погибшего по почте «Федерал экспресс». К этому времени Керри уже успела собраться с духом и теперь даже не понимала, почему позволила себе так разнервничаться, когда ей позвонил Джоф. Со своими эмоциями и их неожиданными проявлениями она, однако, решила разобраться несколько позже, а сейчас ей надо было во что бы то ни стало окончательно успокоиться. Тем более, что, как она прекрасно знала, Джо Палумбо сидел в машине напротив входа в школу, где училась Робин. В его задачу входило встретить девочку после занятий, сопроводить домой и охранять там вплоть до приезда с работы Керри.

Грин внимательно изучил содержимое шкатулки с драгоценностями, сравнивая каждый предмет со списком, приведенным доктором Смитом в его последнем письме Керри.

— Браслет со знаками зодиака, — читал Грин. — Вот он. Часы с золотыми цифрами, кардан из слоновой кости, бриллиантовый и золотой обод. Вот они. Кольцо из розового золота с изумрудами и бриллиантами. Передо мной. Антикварной работы бриллиантовый браслет. Три ленты с бриллиантами, крепящиеся бриллиантовыми застежками. — Эту вещицу Грин поднял ближе к свету. — Какая красивая штуковина!