Лесная смерть - Обер Брижит - Страница 22
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая
6
Сегодня утром хоронят Матье Гольбера. На похороны отправились все: Мондини, Кэнсоны, Мигуэны. Полчаса назад ушли Иветта и Поль. Элен отказалась участвовать в церемонии. Я слышу, как она листает какой-то иллюстрированный журнал — листает так нервно, словно сидит в приемной врача. Когда Иветта узнала о том, что Элен не хочет идти на похороны, ее осенила блестящая мысль: предложить ей прийти к нам, дабы составить мне компанию, а самой таким образом получить возможность пойти на кладбище. «Это поможет Элен избавиться от тех черных мыслей, что неизменно будут мучить ее, останься она дома в полном одиночестве», — пояснила Иветта. Виржини со своими куклами играет в саду. В данный момент она устроила одной из них весьма основательную порку: «Вот тебе, противная, вот тебе; ты как следует этого заслужила» — и так далее: шлеп, шлеп, шлеп; не знаю уж, с кем именно девочка таким образом сводит счеты, но делает она это явно от всей души.
Похоже, сегодня на редкость хорошая погода: небо чистое, ни ветерка. Я представляю себе, как под ярким солнцем вдоль пожелтевших уже полей медленно движется мрачная похоронная процессия. Но никак не могу представить, что Бенуа тоже лежит в могиле, на этом самом кладбище. Основано оно было в одном симпатичном, заросшем зеленью местечке, насколько я помню, в 1976 году — так что среди прочих кладбищ его до сих пор можно считать почти новехоньким. Надо же: я лишена возможности даже сходить на могилу Бенуа. Иветта сказала мне, что Рено тоже там похоронен. Поэтому я хорошо понимаю, что Элен просто не в силах идти на похороны совсем еще маленького мальчика, которого закопают чуть ли не бок о бок с сыном ее мужа. Интересно: а пошел ли на похороны убийца? В фильмах такое нередко случается.
Элен со мной почти не разговаривает. Лишь пара фраз о погоде, о том, который час; спичка чиркает о коробок — по комнате разливается запах табачного дыма. Шелест слишком быстро переворачиваемых страниц. И ее дыхание — частое. Что-то чересчур уж частое.
— Хуже всего бывает, когда думаешь о том, что его положили в этот маленький ящик. О том, что твой ребенок лежит теперь в ящике. Как… как какая-то почтовая посылка. В совсем маленьком… ну… вроде ящика из-под вина, например. Забавно, а?
Элен явно нехорошо. Я с трудом сглатываю слюну. Голос у нее дрожит. Лишь бы только ей не вздумалось сейчас заплакать. Я ведь и раньше совершенно терялась при виде плачущих людей.
— А Полю, видите ли, захотелось пойти на похороны. Непонятно зачем: мы совсем не знаем этих людей; но нет, он решил непременно там быть — из солидарности, понимаете ли. Красивое слово — «солидарность». Но ведь это не вернет им их сына. Я была против того, чтобы он туда пошел, но если ему что-то втемяшится в голову… Мне совсем не хотелось оставаться в одиночестве, в такой-то день. Простите меня, Элиза; наверное, я уже надоела вам своей болтовней.
Да нет, это вовсе не так, Элен; как же мне вам объяснить? Как сказать о том, что я хорошо понимаю ваше состояние? Проклятое мое тело — наотрез отказывается мне служить. Слава Богу — явилась Виржини.
— Можно попить воды? Мама? Мама, что с тобой?
— Ерунда, дорогая; ничего страшного. Иди попей на кухне.
— Это из-за Матье ты стала печальная?
— Да, мне немного грустно.
— Но ведь с Матье ничего страшного не произошло: он наверняка доволен, что попал прямиком в рай.
— Да, конечно. Ну, беги же на кухню и попей.
Девочка убегает — легко и быстро.
— До чего же я распускаюсь, когда на меня такое находит. Просто смешно. Счастье еще, что Поля здесь нет — он терпеть не может моих нервных припадков.
И это наш славный Поль, который определенно производит впечатление просто-таки образцово терпеливого человека. Теперь я лучше понимаю, почему Элен кажется обычно такой грустной и отрешенной. Виржини вихрем вылетает из кухни и с дикими воплями бросается в сад. Похоже, смерть ее маленького приятеля вовсе никак на ней не отразилась. Выглядит это довольно странно, если вспомнить, как отчаянно плакала она в тот день, когда он погиб. Наверное, ей каким-то непостижимым образом удалось затолкать все мысли о происшедшем в самый дальний уголок своего сознания и запретить себе вспоминать об этом.
Интересно, который теперь час? Элен снова делает вид, будто читает журнал. Атмосфера в доме какая-то нездоровая; я напряжена до предела: нервы — точно струны у скрипки.
— Мне ни в коем случае не следовало в тот день разрешать Рено играть в саду. Ведь это неизбежно должно было случиться. Неизбежно.
Судя по всему, у нее сейчас начнется истерика; и что же мне делать в такой ситуации?
На всякий случай я приподнимаю палец.
— Heт, Элиза, я знаю, что все произошло по моей вине, я прекрасно это знаю; вам вряд ли удастся убедить меня в обратном.
Я вновь приподнимаю палец.
— Я знала, что это случится, знала; я все чувствовала и ничего не сделала, чтобы это предотвратить, ничего. Его нашла Виржини. Она позвала меня; он лежал на животе, а вокруг — столько крови! Я подхватила Виржини на руки и бросилась к дому — вызвать «скорую помощь». Я не хотела, чтобы Виржини опять его увидела, поэтому вернулась туда и прикрыла его махровым полотенцем — оно почти тут же стало совсем красным… ненавижу красное. Никогда ничего красного не ношу.
Интонации ее голоса постепенно приобретают явно нездоровый оттенок. У садовой калитки раздается звонок. Уфф.
— Добрый день, Виржини; все в порядке, дорогая моя?
Иветта. Наконец она входит в гостиную.
— Ну как, Элен, все в порядке? Мы не слишком задержались? Поль ждет вас в машине, он куда-то очень спешит. Да что с вами, Элен?
— Уже иду. Просто искала в сумке носовой платок: что-то насморк на меня напал.
— Насморк? Должно быть, это сенная лихорадка: такая жара на улице.
— Наверное. Ну что ж, пора мне бежать. До свидания, Элиза, до свидания, Иветта; до скорого. Виржини, мы уходим!
— До свидания.
— До свидания, кроха!
Дверь за ними закрывается.
— О-ля-ля, до чего же это было чудовищно! — восклицает Иветта, принимаясь накрывать на стол. — Если бы вы только видели! Мать хотела броситься в могилу, на гроб — пришлось удерживать ее силой. Поль страшно побледнел. Клод Мондини разрыдалась; ее муж едва не сделал то же самое. Что же до Кэнсонов, то они, похоже, явились туда исключительно для того, чтобы покрасоваться. На Бетти была шляпа с вуалеткой — смех, да и только; а Манюель напялил белый костюм. Мы вроде бы не в Китае живем, чтобы на похороны-то в белом ходить! Иссэра там не было, зато пришел этот молодой инспектор — Флоран Гассен; симпатичный парень, и вид у него очень серьезный — немножко похож на Патрика Брюеля, представляете?
Еще один красавец-мужчина на мою голову. Может, хватит — я и так уже не знаю, что с ними делать!
— Стефан тоже там был, с женой. Вот уж эту дамочку приятной особой никак не назовешь! А у него здоровенный синяк в пол-лица, причем ужас какой распухший. Куда я подевала эту масленку? А, вот она! К тому же жара была такая, что у всех пот буквально ручьями струился. Кюре — молоденький такой, говорил не то с южным акцентом, не то еще с каким — короче, никто ничего толком и понять не смог; а что до последних слов утешения, так я уже что угодно готова была отдать, лишь бы оказаться подальше оттуда. Как только официальная церемония закончилась, Поль кивнул мне, и мы быстренько уехали.
Да, похороны, похоже, выглядели и в самом деле совершенно чудовищно. Любопытно: неужели Поль даже не остановился возле могилы сына? Иветта открыла кран на кухне. Теперь голос ее доносится издалека:
— Жан не захотел пойти туда. Он считает это нездоровым явлением.
Жан? Ах да: Жан Гийом. Значит, они уже чуть ли не на «ты»… А насчет «нездорового явления» я с ним вполне согласна. Похороны… Наверное, идеальным случаем были бы похороны без покойника; но, увы, такое случается крайне редко.
— Вот; все готово!
Иветта подкатывает мое кресло к столу. Я чувствую запах… Ну-ка, подумаем… Кукурузное пюре? Точно. Значит, мои органы чувств постепенно восстанавливают свою способность восприятия окружающего. Я изо всех сил стараюсь жевать. Внезапно чувствую чью-то руку на своем запястье и тут же замираю.
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая