Мир вне закона - Новак Илья - Страница 2
- Предыдущая
- 2/70
- Следующая
И вряд ли Хит обрадовался бы мне, но так или иначе я намеревался нанести ему визит. Мне надо было отсидеться в тихом месте.
Тогда, после «Пивоглота», я не стал переодеваться, а, доверившись редко подводившему меня чутью, свернул с дороги и спрятал похищенные шмотки на берегу маленького лесного озера. У меня имелись причины, чтобы сначала пробраться в селение и разузнать, как там поживает Хуансло, не показываясь при этом ему на глаза. Шум после ограбления Храма поднялся большой, ищейки Его Пресвятейшества могли выйти на Хита. И только я, спрятав украденные вещи, вновь вышел на дорогу, как был схвачен патрулем Его Пресвятейшейства.
Выяснилось, что молодой хлыщ приходился кем-то вроде внучатого племянника градоначальнику Базики. Одежды при мне не было, шесть мерцалов не могли послужить доказательством вины, так что получалось – его слово против моего. Его, конечно же, перевесило бы, но обиженный на хамское поведение хлыща хозяин трактира подтвердил, что я ушел до того времени, когда, по словам пострадавшего, его ограбили, и что никакого свертка с чужими вещами у меня не было. В результате доказать ничего не смогли, меня лишь осудили за бродяжничество, и только.
С чем мне действительно повезло, так это с расположением ближайшего острога – совсем недалеко от места поимки. И теперь, выйдя за массивную дверь, я совсем ненадолго поддался чувствам. Наоборот, как можно быстрее припустил по дороге прочь от острога, изредка оглядываясь (ограбленный хлыщ мог разузнать время освобождения и подстеречь меня с товарищами, ежели, конечно, таковые имелись у подобного болвана).
Никто меня не поджидал. Перейдя дорогу, я миновал редколесье и вышел к берегу лесного озера, как раз неподалеку от дерева с приметно искривленным стволом, в корнях которого три месяца назад спрятал украденное. За это время какой-нибудь бродяга вроде меня мог наткнуться на тайник, но мешок оказался на месте.
Сбросив одежду, я разбежался и прыгнул с невысокого берега. Вода в озерце потемнела. Когда почти вся скопившаяся на моем теле грязь смылась, я, чувствуя себя лучше, вылез и наскоро перекусил. Стало еще лучше. Я почистил зубы тростником, свернул самокрутку, достал огниво из полотняного мешочка, принадлежавшего когда-то городскому хлыщу, и закурил. Вновь закружилась голова, и мне стало совсем уж хорошо – до того, что даже захотелось спать, хотя сейчас позволить себе отдыхать я не мог. Докурив, скомкал старую одежду, поджег ее и, пока она медленно истлевала, стал переодеваться. Хлыщ не отличался крупными размерами – как и я, так что все пришлось почти впору. Вскоре на берегу лесного озера стоял уже не бродяга в обносках, а молодой горожанин в узких брюках, цветастой рубахе свободного покроя, зеленой куртке из плотной шерстяной материи и в шикарных рыжих сапогах сафьяновой кожи, заблестевших под лучами солнца после того, как я протер их листьями. Гребень был в одном кармане куртки, бритвенный ножик в другом. Я причесался и кое-как побрился. На спине между лопаток находился еще один потайной карман, в котором когда-то хранились деньги, а теперь, к сожалению, пустой…
Можно идти. Я засыпал песком истлевающий ворох старых обносков и, чувствуя себя заново родившимся, скорым шагом двинулся в сторону селения Беляны.
Селение стояло на берегу впадающей в океан реки Длины и когда-то считалось процветающим, но, после того как река обмелела, превратившись в неприспособленную для судоходства цепь болот, делать в Белянах стало нечего. Большая часть трудоспособного населения подалась в Базику и портовые города, оставив множество брошенных домов.
Беляны встретили меня тишиной. Местные жители словно вымерли, нигде не видно ни одного человека. Я не спеша шел по середине улицы, и солнце отражалось в моих шикарных рыжих сапогах. Потом слева что-то зашевелилось, и я уразумел, что тюк серого тряпья на лавке в тени дерева на самом деле – старуха. Я приблизился и, широко улыбнувшись, произнес:
– День добрый, мамаша. А где народ?
Старуха сидела, поджав ноги под лавку и чуть покачиваясь. Из-под шерстяного платка торчал крючковатый нос, глаза были тусклыми и бессмысленными, между пальцами сжатой в кулак руки что-то белело. В воздухе вился сизый дымок.
– Мамаша! – позвал я, наклоняясь. – Слышь, что ли?
Она дернулась, подняв руку, будто собираясь ударить меня в подбородок, и я отпрянул, но оказалось, что между пальцами у нее зажата толстая, похожая на сигару самокрутка. Старуха судорожно, со всхлипом, затянулась и выпустила мне в лицо клуб пряного дыма. Ее и без того замутненные глаза подернулись пеленой. Я принюхался. Молотые стебли безумной травы, смешанные с обычным табаком.
– Понял, мамаша! – сказал я и пошел дальше.
Впереди на пригорке показались небольшой храм и что-то оживленно обсуждающая толпа. Я насторожился, но патрулей нигде не заметил. Может быть, какое-нибудь религиозное собрание, решил я и, приблизившись, дернул за рукав ближайшего селянина. Здоровенный детина с копной волос цвета соломы, из которых действительно торчала солома, медленно поворотился.
– День добрый! – негромко произнес я. – Не подскажешь, где живет Хуансло Хит?
Детина помолчал, хмуро разглядывая меня, и спросил:
– А ты кто такой?
– Уиш Салоник, – представился я, широко улыбаясь. – Его, э… родственник. Близкий. Может, он рассказывал обо мне?
Детина оказался не грубияном – просто тугодумом. Когда наконец до него дошло, кто я и о чем говорю, он с воодушевлением принялся трясти мою руку и забасил так, что стоящие рядом начали оглядываться:
– Родственник? Старика Хита, да? Внук видать, да?
– Внук, – подтвердил я, высвобождая руку. – Внучек. Уишем зовусь. Ты потише, дорогой.
– Я – Дерт! – представился он. – Дерт, сын Дарта! – Вслед за мной детина широко улыбнулся и стал похож на зевающую лошадь. – В гости, да? Погостить то есть? К старику Хиту?
Люди оглядывались.
– Во-во, – подтвердил я. – К нему. Говорю – потише.
Он замолчал, продолжая лыбиться.
– Зубы-то спрячь, дорогой, – посоветовал я. – Не ровен час, откусишь чего-нибудь. Так где, говоришь, живет Хит?
– А тамось… – Дерт, сын Дарта, махнул в том направлении, откуда я пришел. – До управы, а за управой налево. Дом на самом краю, за пригорком, такой каменный, с башней, не ошибесси…
– Ну, спасибо, – поблагодарил я, поворачиваясь, и тут детина брякнул:
– А у нас труп убег.
– Чего? – не понял я. – Как убег?
– Как – не ведаю. Меня там не было, когда он деру-то дал. Небось на своих двоих. Это я шуткую… Оно, конечно, вряд ли, что он сам убег. Вряд ли. Скорее всего, его ктой-то по-тихому унес. Но пропал мертвяк – точно.
– Какой мертвяк? – Я все еще не понимал.
– Да вот, кузнец наш, Метелин Герм… – Дерт, сын Дарта, ухватил меня за рукав и потянул сквозь толпу. – Вчерась, значит, с утречка тяпнул он рассолу, опосля, значит, позавчерашнего, пришел в кузню, огонь раздул, взял молот, замахнулся и – трах! – детина тряхнул рукой перед моим носом, – с копыт долой! Баба его прибегла, голосит как оглашенная. Ну ладно, успокоили ее, его самого обмыли, в чистое одели, плотник гроб справил, уложили в церкви, свечу поставили – все честь по чести. Утром отец Витольд приходит… Это поп нашенский… Замок вроде висит… Он внутрь вошел… Гроб на месте, свеча на полу валяется, а кузнеца-то и нету! Вдова, как узнала, сразу сознанье утеряла, до сих пор лежит… – Мы наконец протиснулись через толпу. – А у отца Витольда… он и раньше-то хлипок был… разуменье от такого конфузу совсем уехало… С утра молится и по временам лбом об пол стукается… Одна плита уже, того, треснула… А голова наш со старейшиной нашел на замке какие-то царапины, вроде его ночью вскрывали… Да вот кому мертвяк мог понадобиться, пугало, что ли, из него сделать?.. Это я шуткую… Никому мертвяк ни для каких делов не нужен… – Говоря все это, Дерт, сын Дарта, с энтузиазмом показывал…
- Предыдущая
- 2/70
- Следующая