Мама - Артюхова Нина Михайловна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/51
• Следующая

Набор учебников для заочного пединститута.

Спасибо, Аллочка, понимаю твой намек.

Иногда Валя забегает, физкультурница, посидит, полюбуется, поудивляется на Димку, расскажет последние школьные новости.

— Валюша, как там мои?

«Мои» — это пятый класс «В». В сущности, уже не мои и были бы не мои, даже если бы преподавала сейчас. Их даже и на улице не встретишь — кончают позднее, как раз когда Димка спать укладывается.

Трудный класс — пятый: новые предметы, новые учителя.

Но ничего, отличники держатся: Лена, Анечка, Андрюша Седов.

— А Володя Шибаев как?

— Да его не поймешь, чудной он какой-то… не располагающий к себе.

— Ладно, вот пойду после Нового года в школу, я за него опять возьмусь.

Уйдет Валя — тихо станет в комнате — до Димкиного просыпания. Странно тихо. Всегда был шум кругом, суета: в детском доме, в лагере, в школе…

Из окна виден за рекой вокзал и белый паровозный дымок. С детства любила поезда и рельсы, уходящие вдаль. Незабываема поездка на юг позапрошлым летом. Море до сих пор снится по ночам.

…Можно сидеть на берегу и часами смотреть на море. Разглядывать его и слушать. Сегодня оно не такое, как вчера, и утром не такое, как вечером. Даже в самую тихую погоду оно не остается неподвижным. Волны, издалека набегающие на берег, только кажутся одинаковыми — их движение неповторимо.

…Можно забраться в лесную чащу, лечь на траву и любоваться лесом. Ветерок пролетел где-то наверху, заволновались, зашептали нервные осины, качнулись, как пряди волос, тонкие березовые ветки. А ели стоят прямые, серьезные, какие-то даже геометрически правильные, точно построенные все по одному чертежу и покрашенные в один цвет, на зиму и лето, на вечные времена. Но вот и у них нежно-зелеными лапками на темных ветках молодые побеги. Вглядишься — одна шишками увешана, а вон на той белочка сидит, смелая, любопытная. Даже травинки растут из земли каждая по-своему и нет ни одного листа на дереве точно такого же, как другой.

…И можно часами сидеть у кроватки крошечного сына, ничего не делать — просто смотреть на него. Маленькие ручки и ножки то выпрямляются, то сгибаются в локтях и коленях… Бег на месте, физкультурная зарядка с утра и до вечера, с коротким отдыхом во время сна и еды.

Как быстро меняется выражение лица! Улыбка, мимолетное страдание, любопытство, потом как будто задумчивость — и снова улыбка. У маленького сына даже волосики на затылке не растут — до того быстро он вертит головенкой туда и сюда. Сегодня он не такой, как вчера, и завтра будет не такой, как сегодня. Потому что он весь в движении и движение это — жизнь.

Подсела как-то на скамью женщина — не молодая уже, но и не старая, в беличьей шубке и шапочке. Одета к лицу — и лицо у нее приятное, интересное даже. На колени поставила сумку с застежкой-«молнией», раздутую в боках.

Заглянула в коляску.

— Сынок?.. Ну то-то. На мамочку похож, но сразу видно — мальчик. Месяца четыре?

Светлана радостно ответила:

— Да, через шесть дней будет четыре.

Всегда приятно говорить с человеком опытным, который не назовет Димку милой девочкой и не спросит, сколько ему годочков.

— Четыре месяца… Вы даже и дни считаете. А потом оглянуться не успеете — сын в школу пойдет, из школы — в институт.

Светлана засмеялась, глядя на Димкин носик, торчащий из-под белого кружева.

— Ну, это еще не скоро.

— Говорю же вам: не успеете оглянуться. Моему — семнадцать. Давно ли вот так в коляске лежал… Весной сдает на аттестат.

— Хорошо учится?

— Хорошо. Я сыном довольна. Он способный. И, знаете, не зубрилка какой-нибудь, а по-настоящему способный, талантливый даже. Товарищи его любят. Спортом увлекается…

Она вдруг приоткрыла сумочку с раздутыми боками — что-то в ней толстое лежало, завернутое в бумагу.

— Вот, вчера признался, о чем мечтает.

Она развернула сверток — боксерские перчатки. Светлана с интересом пощупала коричневую кожу.

— Мне казалось, что они должны быть тяжелее.

— Мне тоже. По совести говоря, страшновато мальчику давать… Кажется, у боксеров так часто носы бывают перебитые?.. Сама-то я бокса не видела никогда, только в кино.

Светлане весело было смотреть на эту маму с добрым, озабоченным лицом и разговаривать с ней о сыновьях, как с равной.

— Но если вы так боитесь, зачем же купили перчатки?

— Ну, как же не купить — такое будет торжество… Ни у кого в классе еще нет!

Светлана вынула из кармана маленькие голубые варежки — купила сегодня Димке — и, улыбаясь, приложила к ним кожаную перчатку.

— Моему, слава богу, еще не скоро…

И с удовлетворением погладила маленький нос, которому пока еще ничего не угрожало.

Завернули покупку, задвинули «молнию». Женщина в беличьей шубе встала, пощелкала Димке языком, почмокала губами. Он вяло улыбнулся: спать хотел. Она кивнула Светлане и пошла, немного слишком полная, шагая по-утиному, вразвалочку, и отводя в сторону руку со своей сумкой, будто там лежали не боксерские перчатки, а пара ручных гранат.

Годы пока не мелькают и не прибавляются к Димкиным месяцам. А вот дни действительно идут очень быстро, хотя в каждом — много хлопот.

Димка, если перевернуть его на животик, держит голову, лежит, ручки вперед, как маленький сфинкс. Димка следит за яркой игрушкой, поворачивает глаза. Димка узнает своих родителей, каждого дарит особой улыбкой.

Молоденькая докторша в консультации отметила:

— Какой у него смышленый вид!

Но как посмотришь на других ребят, Димкиных сверстников, — все толще, все румянее, все лучше прибавляют в весе, до нормы Димке еще далеко.

А Новый год приближается. За ним школьные каникулы — они такие короткие: тринадцать дней!

За эти тринадцать дней нужно решить, как быть дальше.

Появились три кандидатки в няни. Одна не может быть приходящей, а поместить ее негде. Другая, совсем уже старенькая, заявила, что гулять может два часа, не больше. У третьей было такое недоброе лицо, что Светлана даже боялась: вдруг согласится? Сама нашла какой-то предлог, чтобы сделать отвод.

Потом по очереди говорили с заведующей яслями, сначала Светлана, на другой день — Костя. Заглядывали в спальню и в комнату для игр. Вечером сидели подавленные около Димкиной кровати.

— Костя, он будет самый маленький в группе. Самый слабый. Ты обратил внимание, какие они все там толстоморденькие, боевые?

Сама с десяти лет росла без семьи — на всю жизнь осталась неутоленная жажда материнской ласки, тихого уюта.

Димка лежал, ручки поверх одеяла, рукава кофточки зашиты, чтобы не царапал лицо ноготками. Улыбался каждому из родителей отдельной улыбкой.

Светлана погладила волосики. Спереди отросли хорошо, а на затылке — лысинка.

— Я завтра еще раз в консультацию схожу, посоветуюсь с доктором.

В консультации распаковала Димку на высоком столике с низкими перильцами.

Спит себе…

Две мамы сидели знакомые. Одна сказала:

— В ясли? Так очень хорошо! Я и первого в ясли с четырех месяцев носила, и девчонку хочу отдать. Свекрови трудно с двумя управиться.

А девчонка у нее — поперек себя шире, ножищи — две Димкины можно выкроить из каждой. Такая за себя постоит. Другая мама ахнула:

— Да разве можно в ясли, он у тебя слабенький! Там сейчас же всякие болезни начнутся.

А докторша в кабинете:

— Знаете что? Я вам справку дам. Если есть возможность, подержите еще дома месяц-другой. В яслях прикармливать придется, у вас будет меньше молока. А ребенок хоть и поправился, но…

Возвращалась домой не торопясь. Димка заснул, как только положила в коляску. На голубое одеяло осторожно, будто боятся разбудить, опускаются снежинки. Они совсем невесомые, не ложатся, а будто присаживаются или на цыпочках стоят. На улицах предпраздничная суета. Можно подумать, что половина жителей города переселилась в магазины, а другая половина ждет, изнывая от голода и жажды.

• Предыдущая
• 24/51
• Следующая