Тревожная кнопка - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/50
• Следующая

Но об этом Николай Васильевич, естественно, умолчал.

Сегодняшнее совещание оперативного состава проходило в полевых условиях. Деревце, посаженное Царевым во дворе отдела собственной безопасности, прижилось и дало первую листву. Но это не значит, что на него теперь можно наплевать и забыть. Борис Дмитриевич никому не доверял окучивание своего детища, поэтому лично орудовал лопатой, несмотря на больную спину. Стоявший рядом Бойков и рад бы был помочь, но не мог — раненая рука все еще висела на перевязи. А вторая держала свежий выпуск «Юрьевского вестника».

— «При задержании преступники оказали вооруженное сопротивление, — с добрыми интонациями цитировал Коля автора заметки, театрально жестикулируя, — открыли огонь из пистолета по полицейским, ранив одного из них в руку и шею. К счастью, ранения оказались не смертельными, сейчас здоровью сотрудника ничего не угрожает. Полицейских, принимавших участие в операции, поблагодарил лично министр внутренних дел…» Вранье. Наглое, циничное вранье.

— Что — вранье?

— Не благодарил. Дальше читать?

— Не надо, — Царев прервался, вытер лоб, — по делу что?

— Да что там может быть? — Бойков свернул газету и присел на лавочку. — Седых признался, Гарик тоже. Сначала пошли на сделку с совестью, потом со следствием. Есть маленький шанс не получить пожизненное. Гарик второго сдал, с кем на трассе был. Мент бывший. Пока не поймали, но никуда не денется. Слепнев дырки в кителе сверлит… Расколол. Герой.

— Что Седых говорит?

— Как мы и предполагали. Скорей всего, когда Михалев узнал, что возит вовсе не деньги, решил соскочить. Предложил Седых — не хочешь ли выгодную халтуру? Тот согласился, но в последний раз попросил съездить Михалева. Мол, у самого в тот день дела. Потом Сантане перезвонил с секретного мобильника. Он его специально завел, еще до всего этого. Для интимных звонков. На гастарбайтера одного оформил. В общем, позвонил — так и так, могу вернуть долг. Только не деньгами, а информацией. Потом у дома Михалева сфоткал машину Темнова, когда тот за ним заезжал. И отправил фото по ММС Гарику.

— Из-за семи тысяч подставлять сослуживца под убийство?

— Убивать якобы не договаривались. Так, взять одного в заложники, отобрать деньги, и все. А получилась заварушка. То, что в машине не деньги были, а «хлеб», они и не знали даже. Знали б, может, и не связывались бы. Одно дело — черный нал, другое — наркота. Ее же сбывать надо, а Сантана таких дел сторонится. Ну а когда Седых просек, что Светка — наша, решил на Никиту стрелки перевести. Поэтому и наврал ей про якобы подслушанный разговор того с Михалевым.

— Откуда он узнал про Родионову?

— Она у Сантаны дома была. С установкой. Связи пробивала. Город маленький… А может, еще от кого. Попробуй все просчитай.

— Черт… Это хорошо, что так закончилось. Я, конечно, сам виноват, пошел на авантюру, — Царев воткнул лопату в землю, нечаянно перерубив невинного червя.

— Борис Дмитриевич, — Бойков понизил голосок, — а это правда, что она согласилась внедриться, узнав, что прикрывать ее буду именно я?

— А что?

— Ничего, просто слухи ходят.

— Она согласилась, потому что я уговорил.

Николай Васильевич, конечно, огорчился, но вида не подал.

— Борис Дмитриевич… У меня к вам одна просьба… Так, на всякий случай…

— Погоди с просьбами… Ты мне теперь без всяких газетных статей скажи — кто тебя подстрелил? Сантана не отморозок так подставляться.

Коля поправил повязку, еще раз посмотрел на газету:

— Ну… Отморозок не отморозок, а когда припрет… Просто он целился выше, а попал в ру…

— Николай. Не дури.

Пришлось рассказать горькую правду. Про замок, Голливуд и, прости господи, мудака Копейкина. Царев, конечно, улыбнулся, но едва заметно — словно услышал бородатый анекдот.

— Повезло тебе, Коль… Но на всякий случай съезди и забери замок. Пока сантановские адвокаты не забрали.

— Обижаете, Борис Дмитриевич. Уже давно на дне…

— И хорошо б пулю копейкинскую найти… Как они, кстати?

— В смысле?

— С Ольгой…

Коля не удивился вопросу. Нормальный начальник должен быть в курсе интимной жизни подчиненных.

— Вроде помирились… По крайней мере при мне не дрались. Хотите, спрошу у Ольги.

— Я не о том, — Борис Дмитриевич заметил несчастного червяка и добил беднягу, — что по «Главному»?

Речь шла о предполагаемом человеке, организовавшем комбинацию по дискредитации Гориной руками Копейкина.[6] Возможно, никакого «Главного» не существовало в помине, но не исключено и обратное. И «Главный» мог работать в системе на высокой должности.

— Пока ничего, — честно ответил Бойков, вместо того чтобы пустить в ход туманные формулировки, типа «работаем, и скоро будут подвижки», — но я работаю и надеюсь, скоро будут подвижки.

— Лишь бы эти подвижки не произошли без нашего участия… Ладно, что там у тебя за просьба?

Несмотря на проявленные героизм и мужество, поместили Светлану Юрьевну не в палату люкс, а обыкновенную, низкобюджетную. Хотя и отдельную. С окном, выходящим на больничный двор. Томограмма показала, что с мозгами относительный порядок, но сотрясение есть. Поэтому лучше понаблюдаться недельку в стационаре. Да и зачем с опухшей щекой по улицам ходить, пугая народонаселение. Бойков обещал навещать два раза в день и пока не обманывал. Столик украшали не дешевые полевые цветы, а элитные розы, купленные им чуть ли не в кредит под залог квартиры. Если не врет.

Царев тоже приезжал, поблагодарил за работу, рассказал пару старинных анекдотов для поддержания морального духа. Министр не звонил. Репортеры не домогались, про роль Светланы Юрьевны в секретной операции никто им не поведал, а сама она никому не хвасталась. Равно как и родным.

И вроде бы все хорошо — миссия удачно завершена, злодеи пойманы и, возможно, будут наказаны. И Коля цветы дарит и чуть ли не в любви объясняется. Цель достигнута. Да только нет спокойствия на душе. Может, потому, что свои все же оказались чужими, а может, любовная цель достигнута таким странным путем. А даже мелкий обман грозит в дальнейшем большими проблемами.

Или это из-за мучительной бессонницы? Никакое успокоительное не помогает. Закроешь глаза, и одно и то же. Ковер и расстрельный приговор. Ладно б еще в военное время… И ведь могли, гады, привести в исполнение. Тогда, в квартире Юли, еще не доходило, а сейчас дошло.

Печальные размышления прервал веселый стук в дверь.

— Не заперто, — отозвалась Светочка, вытаскивая из-под подушки пистолет, заботливо оставленный Бойковым на случай вооруженного конфликта с организованной преступностью. Вдруг мстители объявятся? Пистолет он оставил собственный, табельный, выказывая ей, таким образом, полное доверие.

Дверь приоткрылась, в палату вкатился сервировочный столик, накрытый большой салфеткой. Следом возник настоящий ресторанный официант. В белоснежной рубашке, с бабочкой и в накинутом поверх плеч халате.

Руку с оружием Светочка убрала за спину, не исключая, что под салфеткой прячется другое оружие.

Но она ошиблась. Официант откинул салфетку, поднял металлическую сферу-крышку, прикрывающую блюдо. На тарелке беззвучно молили о пощаде устрицы. Штук двадцать. Тут же лимончик и специи. Рядом с тарелкой — завернутые в салфетки приборы.

— Заказ от «Лазурного берега»! — объявил вошедший, доставая блокнотик с квитанцией и авторучку. — Распишитесь.

Колька, что ли, подкалывает? Прислал обед из ресторана, хозяин которого ее чуть не убил.

Светочка нахмурилась, незаметно сунула пистолет обратно под подушку, взяла квитанцию:

— Но… Тут палата шесть.

— А эта какая?

— Девятая. Там просто цифра перевернулась.

«Катись ты отсюда со своей тележкой».

— Прошу прощения, — молодой человек вырвал квитанцию и удалился вместе с обреченными устрицами.

И опять напала хандра. Может, Ольге позвонить, поплакаться? Она уже навещала, но тогда хандры не было.

• Предыдущая
• 48/50
• Следующая