Ключи от царства - Кронин Арчибальд Джозеф - Страница 32
- Предыдущая
- 32/88
- Следующая
Дни шли, и с каждым днем он чувствовал себя всё разочарованнее.
Декан боролся с собой, стремясь к самоотречению и покорности. Однако, чем ниже он склонял голову и говорил: „Да будет воля Твоя, Господи!“ — тем менее он мог отделаться от притаившейся где-то глубоко под его смирением и жгущей его мысли: „Им уже давно пора было бы повысить меня“.
Теперь все изменилось. Пусть его держат в приходе святого Доминика. Он сделает этот приход местом поклонения святыне. За примерами недалеко ходить. Взять хотя бы Лурд или более близкое во времени и пространстве открытие чудесного грота в Дигби, в Мидленде, где произошло много вполне достоверных исцелений. Это преобразило захолустную деревушку в процветающий город и одновременно подняло безвестного, но далеко не глупого священника до фигуры национального масштаба. И декан погружался в созерцание великолепного нового города, большой базилики[29] и себя самого, стоящего на возвышении у алтаря в негнущемся парадном облачении… потом он вдруг приходил в себя, возвращался к действительности и принимался изучать проекты договоров. Первое, что он сделал было водворение в доме Шарлотты Нейли сестры Терезы, монахини-доминиканки, особы, заслуживающей полного доверия и не болтливой. Успокоенный ее сообщениями, отец Фитцджеральд обратился к закону.
К счастью, Мэриуэлл и прилегающие к нему участки земли принадлежали старой и богатой семье Холлизов. Капитан Холлиз, хотя сам и не католик, был женат на католичке, сестре сэра Джорджа Реншо. Он был дружелюбен и благожелателен. Он и его стряпчий, Мэлком Гленни, несколько дней просидели, запершись, с деканом, бесконечно совещаясь за стаканом хереса и бисквитами. Наконец, они пришли к справедливому и дружественному соглашению. Лично декана деньги совершенно не интересовали, он презирал их, они были для него не больше, чем мусор. Но то, что можно получить за деньги, было важно, а он должен был обеспечить будущность своего блестящего плана. Дурак только не понял бы, что цена на землю подскочит до небес.
В последний день этих переговоров Фрэнсис в верхнем коридоре наткнулся на Гленни. Откровенно говоря, его удивляло, что Мэлком ведет дела Холлизов. Но, став стряпчим, он очень ловко купил на деньги своей жены долю в старой фирме с установившейся репутацией и тихо-мирно заполучил некоторых первоклассных клиентов.
— Здорово, Мэлком! — Фрэнсис протянул ему руку. — Рал повидаться с тобой.
Влажная рука Гленни ответно сжала руку священника.
— Но я очень удивлен, — улыбнулся Фрэнсис, — видя тебя в вертепе „Блудницы в пурпуре“.
Стряпчий натянуто улыбнулся и пробормотал:
— Я ведь либеральный человек, Фрэнсис… да и деньги на улице не валяются.
Они помолчали. Фрэнсис часто подумывал о возобновлении отношении с семьей Гленни. Но известие о смерти Дэниеля заставило его отказаться от этой мысли. Однажды он встретил в Тайнкасле миссис Гленни, но когда он стал переходить улицу, чтобы поздороваться с ней, она заметила его и бросилась в сторону, словно увидела самого дьявола.
Фрэнсис сказал:
— Мне было очень грустно узнать о смерти твоего отца.
— Да, да. Нам, конечно, очень не хватает его, но старик был таким неудачником…
— Не такая уж это большая неудача — попасть в рай, — пошутил Фрэнсис.
— Что ж, пожалуй, и правда он туда попал, — ответил Гленни, рассеянно крутя брелок на часовой цепочке.
Он уже казался человеком зрелого возраста, с расхлябанной фигурой и обвисшим животом и плечами, прядки жидких волос лепились полосками на голом черепе, но глаза, тусклые и бегающие, были остры, как буравчики.
Направляясь к лестнице, Малком бросил прохладное приглашение:
— Загляни к нам как-нибудь, если будет время. Я ведь, как ты знаешь, женат и двое ребятишек у меня, но мать все еще живет с нами.
Мэлком Гленни был лично заинтересован в блаженных видениях Шарлотты Нейли. С самой ранней юности он терпеливо искал случая разбогатеть. От матери он унаследовал ненасытную алчность и некоторую долю ее нюха и хитрости.
В этой нелепой затес папистов он учуял запах денег. Сама исключительность этого случая убеждала его в возможности разбогатеть. Вот он — его случай! Он манит, как спелый плод, свисающий с ветки. Такой шанс никогда больше не представится ему, никогда в жизни! Не будучи честным в отношениях с клиентами, Мэлком не забыл сделать то, о чем забыли все остальные: тайком и не скупясь на расходы, он заказал геологическую съемку местности. Тогда-то Мэлком и удостоверился в том, о чем уже подозревал. Водный поток проходил исключительно по верхнему краю вересковых пустошей, выше и довольно далеко от земельного владения.
Гленни не был богат. Пока еще не был. Но собрав все свои сбережения и заложив дом и свою долю в деле, он наскреб достаточно денег, чтобы купить привилегию не приобретение этой земли по заранее обусловленной цене в течение трех месяцев. Мэлком знал, что может сделать артезианская скважина. Но она никогда не будет пробурена[30]. Однако сделка может быть совершена позднее, при угрозе этого бурения. И эта сделка сделает Гленни обладателем земли!
А пока вода продолжала течь, прозрачная и сладкая. Шарлотта Нейли все еще пребывала в экстазе, носила на себе стигматы и существовала без пищи. А Фрэнсис же продолжал предаваться грустным размышлениям и молиться о ниспослании ему веры.
Если бы он только мог верить, как верил Ансельм, который без всякой внутренней борьбы, легко и улыбчиво принимал все, начиная от Адамова ребра до менее вероятных подробностей о пребывании Ионы во чреве китовом!
Он, Фрэнсис, тоже верил, верил, верил… только вера его не на поверхности, она живет глубоко, в самой глубине души… она живет усилием его любви, чтобы верить, ему надо без передышки работать в своих трущобах, после посещения которых он стряхивает с одежды блох в пустой ванне… но ему никогда не бывает легко верить, никогда… разве только, когда он сидит со своими хворыми и калеками и видит их больные пепельно-серые лица. Жестокость испытания, которому сейчас подвергалась его вера, изнуряла его душу, убивала в нем радость молитвы.
Его беспокоила сама девушка, как таковая. Несомненно, Фрэнсис относился к ней с предубеждением, но он не мог не придавать значения тому, что ее мать была сестрой Гилфойла. Отец же ее был человеком какого-то неопределенного, несерьезного характера. Он был набожный, но ленивый и ежедневно удирал тайком из своей маленькой свечной лавки, чтобы поставить свечи у бокового алтаря в церкви, надеясь, что это принесет удачу его запущенному предприятию. Шарлотта, подобно отцу, любила церковь. Но Фрэнсис не мог отделаться от подозрения, что ее влекли туда несущественные, внешние аксессуары — запах фимиама и горящих свечей, а темнота и таинственность исповедальни приятно возбуждала ее нервы. Он не отрицал ее незапятнанной добродетели или методичности, с какой она выполняла свои религиозные обязанности, жаль только, что мылась она кое-как и у нее дурно пахло изо рта.
В следующую субботу, идя по Глэнвил-стрит и чувствуя себя совершенно подавленным, Фрэнсис увидел доктора Уилли Таллоха. Он выходил из дома № 43, где жил Оуэн Уоррен. Фрэнсис окликнул его, доктор обернулся, остановился, а потом зашагал рядом с другом.
Уилли с годами раздался вширь, а в остальном мало изменился. Медлительный, упорный и себе на уме, он был верен друзьям и непримирим к врагам. Став мужчиной, он унаследовал отцовскую честность, но лишь малую толику его обаяния и ничего от его красивой внешности. Красное флегматичное лицо Уилли украшал толстый короткий нос и венчала копна непослушных волос. Вид у него был скучно-благопристойный. Он не сделал блестящей медицинской карьеры, но положение его было прочно, и он любил свою работу. Уилли совершенно пренебрегал тем, к чему обычно стремились все. Хотя иногда он и поговаривал о том, что хорошо было бы „посмотреть мир“ и поискать приключений в далеких романтических странах, но так и оставался в своей районной амбулатории, где его удерживала, в сущности, привычка и способность просто жить день за днем. Эта должность не требовала от него ненавистной ему лжи больному и в большинстве случаев позволяла ему все говорить откровенно. Кроме того, Таллох не умел копить деньги. Жалованье он получал небольшое, и львиная доля его тратилась на виски.
- Предыдущая
- 32/88
- Следующая
