Портрет прекрасной принцессы - Чиркова Вера Андреевна - Страница 50
- Предыдущая
- 50/72
- Следующая
— Лорд Жегриз, — сурово уставясь на пленника, объявил свое решение консорт, несколько минут проведший в мрачном раздумье, — обещаю перед лицом этих достойных господ, что приложу все силы, чтобы мои дочери, и родные, и приемные, вышли замуж только по обоюдному согласию. И каждого, кто попытается мне в этом помешать, буду считать не только своим личным врагом, но и предателем Великого герцогства Шладберн. Сейчас вас вместе с остальными членами совета выведут из замка, и вы можете идти куда хотите. Однако в залог вашей благоразумности я оставлю у себя в гостях лорда Борсайда и лорда Эйгильда. О чем будет немедленно сообщено всем их родственникам, чтобы знали, кого нужно проклинать… если произойдет несчастный случай. А о том, чтобы он произошел, позаботится любой из присутствующих, если по каким-то причинам не смогу я сам. Уведите его.
— Давайте лорда Эйгильда, — хмуро бросил Гийом, когда двери за Жегризом захлопнулись, и тяжко вздохнул.
Действительно мерзко, по-человечески посочувствовал ему я, столько лет считать человека единомышленником, а возможно, даже другом и внезапно убедиться, что все это время тратил силы, время и душу на подлого предателя.
Мне давно понятно, что значительно больше заслуживают позорного воровского клейма не те несчастные, которых голод заставил схватить на бегу краюху хлеба. А мнимые друзья, ради собственных тайных корыстных целей ворующие у людей целые годы жизни и самые светлые душевные порывы.
Лорд Эйгильд, разбуженный Макквином вместе с остальными, судя по всему, успел за время первых допросов собраться с мыслями и приготовить целую прочувствованную речь. Едва войдя в кабинет, седой толстячок, которого даже стражники не сочли нужным связать, с ходу попытался обвинить Гийома в бессмысленной трате времени и пренебрежении государственными интересами, а также в необоснованном вмешательстве в дела совета и потакании девичьим капризам.
— Хватит! — с такой силой хлопнул по столу мраморным пресс-папье консорт, что золотой колпачок чернильницы подпрыгнул и укатился на пол. — Прекрати комедию, Сайм! Слишком давно мы знакомы, и слишком много уже поведали твои сообщники, чтобы я мог поверить в эти патетичные выкрики. Лучше сразу признайся, тебе-то чего не хватало? Сыновей, которых можно было бы пристроить в мужья принцессам, у тебя нет, дочери уже выгодно определены, а даже тех денег, про которые известно всем, хватит, чтобы еще сто лет по шесть раз в день обедать у самого дорогого ресторатора Кольдна. Тогда зачем?
— Тебе не понять, — уяснив, что его атака не удалась, насупился глава совета, — ты сам, добровольно, отдал двадцать лет назад власть в чужие руки.
— Так, значит, тебе нужна власть?! — В тихом голосе консорта прорвалось едва сдерживаемое бешенство. — Ну так вставай! Вставай, кому говорят, и иди, вон он, великий символ защиты герцогства от нечистых помыслов! Возьми в руки! Бери, а то силой заставлю взять!
— Антор… ты же шутишь? — с надеждой пролепетал посеревший глава совета, и при виде его тревожно бегающих глазок меня внезапно начал душить безудержный смех.
Только бесконечно самоуверенный человек или отъявленный самоубийца мог в этот миг сказать консорту, что тот шутит. Да будь монах хоть на каплю магом, от его яростных взглядов дрова в камине давно бы охватило неудержимое пламя.
— Какие тут шутки! Иди и возьми, — внезапно успокоившись, процедил Гийом, — знаешь же закон: каждый, кто считает, что имеет все задатки, чтоб стать достойным правителем, пробует взять в руки великий символ.
При этих его словах все присутствующие как-то странно покосились в мою сторону, и смеяться резко расхотелось.
Как он сказал, взять могут только достойные?
Но в таком случае, что случается с остальными?
— Гийом, — почему у меня как-то странно охрип голос, — не хочешь же ты сказать, что вон та брошка и есть этот ваш великий символ?
— Именно это он и есть, — с ухмылкой посмотрел на меня этот бесчувственный интриган.
— Так почему тогда… — захлебнулся я праведным возмущением, — ваш великий символ валяется на камине, как самая обыкновенная… как дешевая… бляшка? Вы что, не понимаете, что могут быть несчастные случаи? Да, в конце концов, его могут просто украсть! У вас что, ни надежных кладовых, ни сокровищницы нет?
— Тай, все жители герцогства в курсе, что он лежит тут, — не выдержал Рамм, — но ни у кого не возникает и мысли попробовать к нему прикоснуться без веских оснований! Тем более его нельзя украсть.
— Так ты считаешь, что у меня были веские основания брать эту брошку? К твоему сведению, я просто выбирал кусок золота помассивнее! — разъяренно фыркнул я, не желая признаваться даже себе, что сейчас бушую не по поводу миновавшей меня неведомой опасности, а в предчувствии выводов, которые неизбежно сделают герцог и все присутствующие.
Если уже не сделали.
— Он что, действительно трогал великий символ? — недоверчиво уставился на меня бывший глава бывшего совета. — Как такое возможно? Да он даже не уроженец герцогства!
Более того, я даже не его подданный, мог бы сказать я, но толстяк натолкнул меня на неожиданную догадку.
— А его давно кто-нибудь брал в руки? Может, он уже никакой и не символ, а просто обычная брошка? — тихо, словно про себя, проворчал я, чувствуя, как в душе все сильнее разгорается крамольное стремление как можно быстрей проверить это предположение.
— Тай! — еще звенел в ушах предупреждающий крик Гийома, а я уже стоял у камина и снова держал в руках словно свитый из позолоченных летним солнцем ветвей замысловатый овал, сияющий необычайно теплой зеленью камня и алмазными искрами невысохшей росы.
Странно, в первый раз он не показался мне таким красивым. Но ничего ни опасного, ни необычного я в нем так и не почувствовал, и как мне ни жаль огорчать доверчивых северян, но чем раньше они узнают эту новость, тем для них же лучше.
— Ну и что я вам говорил? — вздохнув, протянул брошку замершим зрителям. — По-моему, он потерял свою силу.
— Дай сюда! — Океан ненависти, злобы и презрения прозвенел в неожиданно визгливом голосе главы совета, оттолкнувшего тяжеленный стул, как плетеную корзину.
— Да на… — еще не успел я договорить, а он уже цепко прижал к груди вожделенный символ.
И почти в тот же миг полный боли и разочарования вскрик огласил гробовую тишину кабинета и рванулся в открытое окно. Грохот распахнувшейся двери, топот стражников и глухой шлепок осевшего тела слились воедино, ввинтившись в виски страшным предчувствием.
Нет, это неправда, у старика просто сердце отказало, да может, он вообще всего лишь сознание от волнения потерял? Ну ведь я же свободно ее держал и ничего не стряслось? Тем более что я совершенно не имею ни малейшего желания становиться никаким правителем! Да и не могут же они заставить меня силой? Или… могут?
Стражники под руководством вскочившего с места Макквина отнесли не подающего признаков жизни лорда на диванчик, старательно обходя выпавший из его рук символ. Ну чего уж тут, обреченно вздохнул я, сам взял, сам и положу на место. Подхватил тускло поблескивающий артефакт и шагнул к камину. Зеленые лучики вспыхнули веселым блеском, золото льнуло к руке почти живым теплом. А вот дудки тебе. У меня есть родина, друзья, важное дело и — самое главное — любимая женщина, которая ждет моего ребенка. И все это я никогда не променяю ни на какую власть.
— Так что извини, поищи себе другую жертву, — тихо шепнул я брошке и решительно водрузил ее на место.
— Он в обмороке, — сообщил лекарь, и с моей души словно оковы сняли.
Неприятно быть причиной чьей-то гибели, даже косвенно. Я вернулся на свое место и, постепенно приходя в себя, сообразил, что у меня возник большой, просто огромный вопрос к монаху.
— Гийом, — дождавшись, пока стражники покинут кабинет, выпалил я, — как же это получается, магов у вас нет, магия запрещена, а символ для проверки правителей вы используете магический?
— Не все так просто, — буркнул Рамм, — у нас совершенно другой подход к этому вопросу.
- Предыдущая
- 50/72
- Следующая