Катынский детектив - Мухин Юрий Игнатьевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/44
• Следующая

Чем больше проходит времени, тем больше событий, важных мелочей и фактов стирается в памяти. И тем более важными становятся оценки тех людей, кто первым брался сравнивать доказательства в катынском деле и выносить первые суждения.

Первым таким судом был суд Польского Красного Креста в Варшаве. Мы понимаем, что работа этих людей, находившихся под постоянной угрозой отправки в Освенцим, была не простой, и смалодушничай они в этот момент, мы бы их, наверное, поняли. К ним стекались сведения не только от скаржиньских и водзиньских. Председатели Технической комиссии менялись, мы видим в отчёте Скаржиньского такую запись:

«Поскольку председатель Технической г-н Хутон Кассур после отъезда 12.05.1943 года не смог возвратиться в Катынь, функции председателя Технической комиссии ПКК после окончания работ исполнял г-н Ежи Водзиновский». Вообще, с польской стороны, из оккупированной Варшавы людей в Катынском лесу побывало много и для ПКК они все были и экспертами, и свидетелями.

В угоду немцам и для собственной безопасности ПКК мог принять версию Геббельса и в своём приговоре — свидетельствах о смерти, выдаваемых родственникам — поставить дату смерти «весна 1940 года». Но, к чести этих людей, они имели мужество сопротивляться и вместо даты смерти ставили прочерк.

Этого не скажешь о членах Нюрнбергского Трибунала, эти не сопротивлялись своим правительствам, хотя им и близко не грозила та расправа, что могла грозить ПКК.

45. Приговор Нюрнбергского Трибунала следственная бригада Геббельса считает своим очень важным косвенным доказательством. В этой бригаде специалистом по Трибуналу является советский кандидат военных наук Ю. Зоря. Дадим ему слово.

Прочтя эти строки, читатель наверняка представляет себе такую ситуацию: сидят Сталин, Берия и Ю. Зоря и обсуждают вопрос о Катыни:

— Слушай, Лаврентий, — говорит Сталин, — а ведь нам не стоит соваться с катынским делом на Нюрнбергский процесс, а то там вскроется, что это мы убили поляков.

— Ничего, товарищ Сталин, — успокаивает его Берия, — там у нас есть юридическая зацепка в виде 21-ой статьи в Уставе Трибунала. Она запрещает требовать доказательства, если мы представим свой официальный документ. На эту статью и сделаем ставку.

Разумеется, что кандидат военных наук Ю. Зоря весь этот разговор записывал, иначе откуда у него такая наглая уверенность, что «именно на эту статью делалась ставка» советским правительством?

Давайте рассмотрим, в связи с чем в Уставе Международного Военного Трибунала появилась эта статья.

Преступления нацистской Германии были огромны, десятки стран и миллионы людей предъявляли ей обвинения в убийстве отдельных людей, слоёв населения, в единичных случаях и в концентрационных лагерях, в тюрьмах и путём сожжения и расстрела целых населённых пунктов. Чтобы рассмотреть все эти эпизоды, Трибуналу понадобились бы столетия, прежде чем он вынес бы приговор.

Во-вторых, руководители нацистской Германии, сидевшие на скамье подсудимых, лично не сделали ни одного выстрела и не одели петлю на шею ни одного человека. Они обвинялись в том, что это их политика привела к этим преступлениям. Обвинители должны были доказать связь между решениями по политическим вопросам руководства Германии и геноцидом. В случае с убийством польских граждан обвинители должны были доказать, что геноцид против поляков был официальной политикой и подсудимые Геринг, Гесс, Иодль и прочие о ней знали и её одобряли.

Поэтому страны-союзники, создав Международный Военный Трибунал и договорившись, что они проведут суд быстро и сурово, не нашли другого способа вести судебный процесс, как отказаться от доказывания самого факта совершения того или иного преступления.

Если, к примеру, в суд поступит акт от какого-то американского бригадного генерала о том, что в таком-то лагере военнопленных были убиты 50 английских лётчиков и обвинитель США предъявлял этот документ как официальный, то уже не требовалось доказывать, что эти лётчики были убиты, а не умерли от гриппа, что они были убиты немцами, а не погибли от бомбёжек или в пьяной драке. Суд не имел права рассматривать сам факт убийства, разбирать, кто виноват, для него важно было, что руководители Германии допустили и хотели этого.

Такое положение статьи № 21 не означало, что союзники собираются простить кого-либо. В странах, чьи граждане были убиты, создавались свои трибуналы, прокуратура разыскивала конкретных убийц, их выдачи требовали у Германии или у тех стран, где они скрылись, их судили и, если они были виноваты, наказывали.

Это была ещё причина, по которой Трибунал не мог требовать доказательств по официальным документам об убийствах. В спешке он мог оправдать убийцу и тогда уже национальный суд не смог бы привлечь его к ответственности.

И, повторяем, судили тех, кто сам лично преступлений не совершал, поэтому разбор конкретного преступления к ним не имел отношения.

Любой суд руководствуется законом, если это не так, то это уже не суд. Устав был законом для Международного Трибунала. Он обязан был соблюдать его, как бы ни давили на него правительства западных стран. А они давили. Требование трибунала доказательств по Катыни от СССР было недружественным и подлым актом и по отношению к своему союзнику — СССР, и по отношению к Польше. Взявшись рассмотреть это дело в подробностях, Трибунал не давал самой Польше это сделать.

Ладно, допустим, что во имя справедливости Трибунал нарушил Устав, но тогда он обязан был действительно провести судебное следствие по этому делу, найти конкретных виновных и вынести им приговор. Иначе как он мог решить — виновато ли правительство Германии в этом деле или нет, если не осудил или не оправдал конкретных исполнителей по нему, или хотя бы не объявил их розыск, или не осудил заочно, как Бормана?

Но Трибунал ничего этого не сделал, он просто исключил эпизод с Катынью из числа преступлений нацистской Германии. А поскольку обвиняемых в катынском деле двое, то этим своим решением он объявил виновным в этом преступлении Советский Союз, то есть сделал то же, что и Польский Красный Крест, но только наоборот.

Но Польский Красный Крест, прежде чем обвинить немцев, заслушал сотни показаний всех тех, кто был в Катыни и кто знал хоть что-то о ней.

А что заслушал Нюрнбергский Трибунал? Что его заставило принять решение в пользу немцев?

46. Немного коснёмся предыстории. Когда наши войска освободили Смоленск, они, естественно, попытались узнать, кто именно расстрелял поляков — какая воинская часть, какое подразделение. Немцы, естественно, никаких сведений об этом не оставили. Знающих пленных тоже не было. Оставалось опрашивать местных жителей о событиях более чем двухлетней давности. А из этих местных жителей главными свидетелями, теми, кто непосредственно видел убийц, были одна молодая женщина и две девушки. Трудно было от них требовать, чтобы они могли понимать разницу между воинскими званиями, полком и батальоном, сапёрами и артиллерией. Из их показаний у следователей сложилось первое впечатление, что расстрелом поляков занималась какая-то строительная часть с № 537. Списка немецких частей на тот момент Советский Союз ещё не имел.

• Предыдущая
• 25/44
• Следующая