Семейное проклятие - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 37
- Предыдущая
- 37/51
- Следующая
– Инвалидность имеется?
– Чего?!
– Понятно, – вздохнула девица. Поставила очередной прочерк, велела: – Ожидайте в холле. Ждите, когда пригласят. Ваш номер тысяча семьсот шестнадцатый.
– А зачем инвалидность нужна? – прошептала Зоинька, едва они отошли от стола регистрации.
– Не знаю, – помотала головой Настя.
Зоя же (хотя считалась воспитанной девочкой) с неприкрытым любопытством уставилась на одну из конкурсанток – очень полную даму в инвалидной коляске.
– Не глазей! Неприлично! – дернула ее за руку старшая сестра.
А малышка вдруг пораженно пробормотала:
– Смотри, смотри! Она встала из кресла! И идет совершенно спокойно!
Впрочем, когда Настя обернулась, полная дама уже опять – с несчастным видом – сидела в своей каталке.
– Но зачем ей это? – удивленно вскричала малышка.
– Может, без очереди пропускают… – предположила Настя.
– …сразу на второй тур, – закончил из-за ее спины какой-то вертлявый парнишка. Понизил голос, произнес доверительно: – Для инвалидов специальная квота есть, вот народ и пользуется. Жалобит судей.
– Но так же нечестно! – возмутилась Зоя.
– И глупо, – поддержала сестренку Настя.
– Это телевидение, крошки, – снисходительно молвил парень. – Здесь нормальные – такие, как вы, – не в чести. Только фриков замечают.
Усмехнулся и отошел.
А Зоинька совсем засмущалась, прижалась к сестре, прошептала:
– Насть, а кто такие фрики?
– Ну… у кого с головой не в порядке.
Малышка затравленно огляделась. Дядька с ярко-красными волосами и тремя сережками в ухе перехватил ее взгляд – и вдруг вывалил изо рта огромный, до подбородка, малиновый язык.
Зоя вздрогнула, взмолилась:
– Насть, пойдем отсюда, а?
Однако старшая сестра неумолимо отрезала:
– Нет уж, Зойка. Раз доехали – будем с тобой побеждать. И пусть все эти фрики удавятся от зависти!
В дверь позвонили, когда часы показывали девять вечера. И в бутылке оставалось чуть на донышке.
– Кого еще черт принес? – недовольно буркнула Леся, вторая жена Игоря Бородулина.
Ее троюродный брат и сожитель Николай взглянул на часы, хохотнул:
– А еще говоришь: в Москве друг к другу по-соседски не заглядывают!
И беспечно крикнул:
– Мишка, открой!
Сын – как всегда неторопливо – поставил на паузу мультик. Всунул ноги в тапки. Неспешно побрел в коридор. А в дверь тем временем трезвонят, не унимаются. Звонок в мозг впивается, будто иголка.
– Что он за тютя! Я б сама уже открыла сто раз! – поморщилась Леся.
– Сиди! – цыкнул Николай. – Пусть дите мамке с папкой помогает!
И торопливо разлил по рюмкам остатки. Явно – чтоб гостю не пришлось наливать.
Леся вздохнула. Выпить в субботу вечером – дело, конечно, святое. Но только раньше – в родном городе и когда покоряла Москву, и когда стали жить с Игорем – она никогда не пила так много. А с Колькой бутылку водки уговорить вроде как и нормально.
– Зато никаких антидепрессантов не надо! – успокаивает ее невенчанный супруг.
И тут он прав. Когда живешь в постоянном стрессе, ничего нет лучше алкоголя. Леся (обычно с похмелья) сама горько изумлялась, до чего судьба подшутила над ее планами и мечтаниями. Хотя формально все, чего она хотела, сбылось, не придерешься. Она замужем, супруг – москвич и богач. И любовник есть классный (Колька). Свой дом, сын, кое-какие деньги. Но только чуть не каждый вечер хочется ей забыться. Выключить мозг. И представлять, будто она – как все. Бедная, не выспавшаяся, уставшая, без машины и шубы.
За что ж ей кара-то такая?
Замужем-то она замужем – только супруг пропал без вести почти семь лет назад. И с тех пор ни весточки. Ни тела. И ни денег – все имущество было на Игоря оформлено. А пока его умершим не признали – и наследовать нечего. Спасибо, хоть адвокат Игорев смилостивился. Платит ей небольшую ренту.
Так, идем дальше. Любовник – в постели неподражаем. Юморит – почти как Ургант. Но лентяй. Протурить его на нормальную работу Леся уже и не пытается.
Теперь сын Игорев. Тоже не стал пока ей ни помощником, ни отрадой. Мишка – мямля, каких свет не видывал. Невролог даже хотел ему задержку психического развития ставить.
Ну и еще кое-что имеется в бэкграунде. О чем вспоминать ей совсем не хотелось.
…Дверь, наконец, хлопнула, в коридоре забурчали голоса.
– Миш, кто там? – выкрикнул Колька.
Леся же только сейчас подумала: зря они послали отпирать семилетнего мальца. Их поселок, конечно, хорошо охраняется и вообще тишайшее место в мире, но все равно: мало ли?
Она торопливо (чтоб Николай не вылакал) прикончила свою рюмку и поспешила в коридор.
Фига-се! Полицейский!
– Ч-что случилось? – пробормотала Леся.
Голова закружилась, пришлось схватиться за дверной косяк. Мужчина в форме взглянул с осуждением. Встрепал Мишке волосы, велел:
– Иди в свою комнату.
Мальчик послушно потопал прочь. Вот флегма! Даже не попытался узнать, зачем в дом полиция пожаловала.
– Так в чем дело? – уже более твердым голосом повторила она.
Полицейский ответил. И Леся поняла, что ей срочно нужно выпить еще.
Очередь сестер Кузовлевых подошла – страшно сказать – в третьем часу ночи. Бедняга Зоинька к этому времени совсем истомилась, да еще и опять засипела, стала кашлять. Вот некстати! Не дай бог, перед самым выступлением голос потеряет!
К счастью, конкуренты оказались не совсем уж жестокосердными. Насте удалось и горячего чаю у коллег по очереди выклянчить, и таблетку от горла, и даже насквозь пропахшую табаком шаль. Уложила сестрицу на двух жестких стульях, и та буквально через минуту уснула. Сама же Настя – хотя устала адски – даже помыслить не могла, чтоб подремать. Возбуждение зашкаливает, руки трясутся. Бродила меж конкурсантов, где-то подслушивала, кого-то расспрашивала. Встречала тех, кто уже «отстрелялся».
Народ в большинстве выходил из зала прослушиваний смурной, цедил сквозь зубы:
– Завалили, придурки.
Только девушка с голосом оперной певицы и дама в инвалидной коляске похвастались, что прошли на второй тур.
«Жюри – отстой!» – болтали меж собой конкурсанты.
Настя уже успела выяснить, что состоит оно из трех человек. Во главе – Камиль Балашов, известный продюсер, – «Самый зверь». Ну и две дамы. Певица Роксолана – Настя ее глупые песенки не выносила. Сама поет однозначно под фонограмму, но на конкурсантов, говорят, смотрит с таким видом, будто те последние гопники, а она сама Монсеррат Кабалье.
Присутствовала также некая особа из мира моды. Эта качество исполнения не комментирует. Зато отпускает чрезвычайно едкие замечания по поводу походки и манеры себя держать (куда там до нее Эвелине Хромченко!), и Роксолана с Камилем к ней очень прислушиваются.
– А сейчас они устали и рубят всех – вообще мрак, – болтали в толпе.
И точно: после полуночи очередь пошла ощутимо быстрее. А лица у тех, кто покидал зал прослушиваний, были совершенно убитые.
– Мало что не взяли, еще и опустили ниже плинтуса! – обиженно вздохнул паренек-жонглер.
«Может, сбежать? – задумалась Настя. – Прийти завтра, когда жюри отдохнет, станет подобрее?!»
Но принять решение не успела.
– Номер 1715-й идет, 1716-й готовится. – возвестила регистраторша.
И Настя срочно побежала будить Зойку.
А когда вошла, волоча сонную сестричку за руку, в зал, – сердце ухнуло и провалилось в живот.
Оказалось, что она знает всех троих членов жюри.
Не только знаменитого на всю Россию продюсера Камиля Балашова и певицу Роксолану. Ту самую даму из мира моды — Настя знала тоже. Лично.
Вера смотрела на свою дочку, и сердце не говорило ей ничего. Просто еще одна девчонка. Одна из многих. Все они одинаковые – сплошная от них пелена уже перед глазами. Ради успеха из себя готовы выпрыгнуть. К дьяволу в очереди стоят – чтоб душу купил. И не важно, сколько ей лет – семь или семнадцать. Если яд – сцена! признание! слава! – в кровь попал, болезнь неизлечима.
- Предыдущая
- 37/51
- Следующая
