Радуга просится в дом - Дроздов Иван Владимирович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/33
- Следующая
Златогоров, приехавший еще совсем молодым человеком в Москву из маленького белорусского местечка, всегда испытывал ревность к москвичам. И только много позже, когда он занял свое место в среде литераторов, когда получил большую квартиру на третьем «генеральском» этаже, он тоже почувствовал себя жителем столицы и теперь уже снисходительно выслушивал похвальбу аборигенов.
Так или иначе, но переселение москвичей в новые районы внесет в психологию столицеманов существенные коррективы. Такие старые козыри, как Зарядье, Таганка, Арбат, уступят место новым: Ломоносовский проспект, Калининский, Профсоюзная, Квартал десятый, Квартал Экспериментальный…
А может быть, и совсем исчезнут столицеманы?.. Сейчас все реже встретишь человека, похваляющегося местом рождения. Теперь все больше говорят: «А знаете, какой завод у нас построили!..» или «Какое производство налажено в тех краях!..»
Завод, стройка, электростанция… Человек говорит с гордостью, а хвастовства за этими словами не слышно. Не слышно в голосе рассказчика стремления подчеркнуть свою исключительность. Нет, зачем же — наоборот: вроде бы встретил один человек другого, взял его за руки и сообщил новость — видишь, как мы разбогатели! А ты, братец, и не знал.
Все изменяется в нашей жизни. Изменяется и природа хвастовства. Вроде бы хвастается человек, а слушать его приятно.
Златогорову было хорошо. Сегодня и мысли у него были особенные: не думал об издательских делах, не тревожился, не считал гонорары. Вадим Петрович словно переменил очки и увидел жизнь в другом освещении.
Златогоров миновал комплекс недостроенных квадратных домов, поднявшихся над своими собратьями, словно долговязые отроки над малышами, вошел в лес. И тотчас стихли все звуки стройки. Только работяга-бульдозер добрасывал сюда свое недовольное рокотанье. Но потом стих и он. Зеленое море сонно шуршащих листьев обступило Златогорова, и он невольно остановился, потянулся, как младенец, охнул от удовольствия. Между стволами молодых берез заметил зеленую, как ковер, полянку. Свернул к ней и лег на спину. Августовское небо синее-синее. Где-то в стороне стояло неяркое солнце, порой откуда-то набегал ветерок — кроны берез пугливо вздрагивали, а Вадиму Петровичу казалось, что качается небо. Временами он закрывал глаза, предаваясь случайным думам. Как-то сами по себе текли мысли о жизни — с грустинкой, с долей сожаления о прожитых годах, но в общем-то светло и весело было у него на душе.
Как бы ни хороша была жизнь вокруг, а человеку и в наше время нелегко обрести благополучие, обеспечить себя всем и не думать о завтрашнем дне. Вадим Петрович может ни о чем не беспокоиться. Правда, тяжелым камнем лежит на сердце болезнь сына, но тут уж ничего не поделаешь. Суд свыше, судьба. Все остальные тревоги у него позади. В самом деле, чего ему не хватает? В чем нуждается его семья?.. Она обеспечена не только на сегодня, на завтра, но и на много лет вперед. Обеспечена не одним куском хлеба, не только крышей — нет, обеспечена по большому счету. Фамилия Златогоров имеет вес, произносится с уважением. В Москве есть немало людей, стремящихся поближе сойтись с семьей Златогоровых, многие не прочь задобрить Вадима Петровича, добиться его благосклонности. Златогоровы могут вести себя независимо и жить с достоинством. Разве не к этому всю жизнь стремился Вадим Петрович? Разве не этого он добивался?..
Слово «добивался» как бы высекало в сознании образ свояка Белова. Этот тоже добивался. Ему тридцать два года, но чего он добился?.. В Донбассе его, может быть, и считают писателем — он выпустил там несколько книг, — но в квартире этого писателя, говорят, негде сесть. На гвозде висят двое штанов, да и те старомодные.
Слов нет, может быть, в литературном отношении Белов и обладает какими-то способностями, но разве дело только в одних литературных данных?.. Литератор живет не в безвоздушном пространстве, а на земле. Изобразив мысли на бумаге, он несет свой труд в издательство, рукопись поступает в распоряжение рецензентов и комиссий. С ними надо вступать в отношения — надо доказывать, убеждать, отстаивать, на них надо производить впечатление. Хочешь не хочешь, а надо. И это также входит в понятие «литературная работа». Тот же, кто думает иначе, может заниматься литературной работой, но не рассчитывать на признание. В этом высокоорганизованном, хорошо слаженном обществе признают сначала человека, а потом уж специалиста.
Последняя мысль показалась Вадиму Петровичу особенно удачной; в ней слышалась глубоко спрятанная, щекочущая сердце ирония. Он всегда был противником «хорошо слаженного общества». Даже слово «порядок» он не любил. Буйная, склонная к анархизму натура Златогорова искала простора. Когда в каком-нибудь издательстве отказывались напечатать его перевод, он устремлялся в другое издательство и непременно пристраивал свой труд. В свое время отец ладил сына в торговый институт. Вадим устыдился поприща «торгаша», пошел в педагогический. Но скоро понял: учителя учат людей, а жизнь учит учителей. Одно хорошо было в учительстве: не грозила болезненная полнота и ожиренье. Но Вадим Петрович был не из тех, кто главной целью своей жизни ставил сохранение талии. Златогоров бросил учительство, занялся литературой. Поначалу завистники ему твердили: «Зря стараешься. Нет таланта — не берись». Но другие, хитрее, приободряли: «Талант — не кожа, сапоги из него не сошьешь. Важен характер». Хорошо, что послушал последних. Теперь же, когда твердят о дисциплине граждан, о высокой организации общества, Вадим Петрович довольно ухмыляется. На память приходят слова: «Важен характер».
Златогорову хорошо. Безоблачно у него на душе, и мысли мелькают все реже. А если мелькнут — нет у них ни границ, ни формы. Только далеко-далеко, где-то на втором плане маячит образ брата жены Павла Николаевича Белова. На письменном столе Вадима Петровича лежит его «Соловьиная балка». Чудно и обидно, что была минута, когда Златогоров встревожился, почти испугался. Теперь все прошло. Не потому, что Вадим Петрович окончательно уверился в своем успехе, нет. Златогоров реально смотрит на вещи, он знает всю меру опасности, которую представляет для него свояк. Обстановка в издательствах усложняется. Там все больше тянутся к качеству работы, а качество у Белова налицо. Ну и пусть печатают его перевод. Я даже помогу Павлу. Почему бы и не помочь своему человеку?..
И хоть мысль о помощи свояку пока едва теплится, но она живет, и Вадим Петрович ее не прогоняет. «В самом деле, почему бы не помочь Павлу?.. Человек он свой, одной семьи — и Зинаиде будет приятно, и мне лишний союзник не помешает. Как знать, кем будет Павел через несколько лет? Человека важно вовремя поддержать, а он, глядишь, такую высоту наберет…»
Вадим Петрович было окончательно склонился в пользу Белова, но тут взгляд его остановился на двух веточках кустарника, между которыми толстый жирный паук плел паутину. Златогоров засмотрелся на паука. Серый хищник работал по строгим законам целесообразности. Словно челнок, сновал он из стороны в сторону, натягивая между ветками паутинку. Казалось, где-то в его утробе разматывался барабан с бесконечной дымчатой ниткой. Паутина напоминала сеть рыбака, поставленную на бойком месте. Большинство мух пролетало в щель, не затянутую паутиной. Но некоторые влетали в сетку, и тогда паук мгновенно бросался на жертву. Расправлялся с нею и снова возвращался к работе. Натягивал паутинки одну к другой, выплетал замысловатую, строго симметричную вязь. Когда же паук начал тянуть очередную паутинку, чтобы довершить сооружение, Вадим Петрович подумал: «А что, если эту последнюю нитку серый бы не протянул?.. Могло ли такое случиться?» И сам себе ответил: «Нет, такого случиться не могло». По тем же законам целесообразности паук должен был завершить сооружение. Иначе мухи пролетали бы в оставленную щель. В природе нарушилась бы одна из ее гармоний.
Златогоров достал из кармана очки, тщательно протер и надел. Он хотел лучше рассмотреть паукову работу и теперь отчетливо видел все сооружение. В тот же момент сквозь чащу кустарника глянул солнечный луч, просветил тончайшую дымчатую вязь и веселым зайчиком отразился в стеклах очков Вадима Петровича.
- Предыдущая
- 16/33
- Следующая
