Пленить сердце горца - Монинг Карен Мари - Страница 60

• Предыдущая
• 60/73
• Следующая

— Кто ты? — обратился он к говорившему последним.

Тот со скорбным видом повернулся к своему спутнику.

— Он спрашивает меня, кто я, Бальдур. Ты можешь в это поверить? Кто я?

— По крайней мере, не плюнул, — мягко заметил Бальдур.

— Ты — Ронин, — заключил Гримм.

Если имя одного было Бальдур, другой должен был быть его отцом, Ронином Макиллихом.

— Я.для тебя не Ронин! — негодующе воскликнул мужчина. — Я твой отец.

— Ты мне не отец, — возразил Гримм таким ледяным голосом, который мог бы соперничать с самим жестоким ветром нагорья.

Ронин с укоризной взглянул на Бальдура.

— И что я тебе говорил?

Бальдур покачал головой, выгнув лохматую бровь.

— Он еще не плюнул.

— Какое отношение ко всему этому имеют плевки, черт возьми?

— Ну, парень, — протянул Бальдур, — это повод, которого я ищу, чтобы связать твою злопамятную задницу и поволочь в замок, где я мог бы вбить в тебя немного доброго здравого смысла и почтения к старшим.

— Ты думаешь, у тебя это получится? — проговорил Гримм холодным вызывающим тоном.

Гремучая смесь эмоций, бушевавшая в его душе, подбивала его ринуться в драку.

Бальдур рассмеялся, и в его могучей груди заклокотал звук, похожий на радостный клич.

— Мне по душе хорошая потасовка, парень, но такого щенка, как ты, мне хватит лишь на один зуб.

Гримм направил хмурый взгляд на Ронина.

— Ему известно, кто я?

В этом вопросе сквозило высокомерие.

— А ты знаешь, кто я? — тихо возразил Бальдур.

Глаза Гримма вернулись к его лицу.

— Что это значит? — спросил он так быстро, что фраза прозвучала, как одно слово, и уставился на Бальдура.

Насмешливые глаза ледяной голубизны спокойно встретили его взгляд. Невозможно! За всю свою жизнь он никогда не встречал другого берсерка!

Бальдур покачал головой и вздохнул, затем переглянулся с Ронином.

— Парень глуп, Ронин. Говорю тебе, он туп, как пробка.

Ронин негодующе надулся.

— Он не глуп. Он — мой сын.

— Парень не знает самого главного о себе, даже после всех этих…

— Ну, и как он мог узнать, когда был…

— Да любой болван догадался бы…

— Это не значит, что он глуп…

— Придержите языки! — взревел Гримм.

— Нет необходимости так реветь, а то у меня голова отваливается, мальчик, — упрекнул Бальдур. — Не у тебя одного здесь нрав берсерка.

— Я не мальчик. И не парень. И не болван, — ровным тоном проговорил Гримм, решив взять под контроль этот сумбурный разговор. — И когда женщина, которая у меня за спиной, приблизится, будьте так добры и разъясните слугам, жителям деревни и всему клану, что я не берсерк, вы меня поняли?

— Не берсерк? — поднял брови Бальдур.

— Не берсерк? — нахмурил лоб Ронин.

— Не берсерк.

— Но ты берсерк, — упрямо возразил Ронин.

Гримм бросил на него сердитый взгляд.

— Но она этого не знает. А если обнаружит это, то бросит меня. А если она меня бросит, у меня не останется ничего другого, как убить вас обоих, — сухо заявил он.

— Ну, — глубоко обиженным тоном промолвил Бальдур, — нет необходимости переходить к угрозам, парень. Уверен, мы найдем способ все уладить.

— Я в этом сомневаюсь, Бальдур. И если ты еще раз назовешь меня парнем, у тебя будут неприятности. Я плюну и дам тебе повод, которого ты ищешь, и тогда посмотрим, сможет ли стареющий берсерк справиться с другим берсерком в расцвете сил.

— Два стареющих берсерка, — гордо поправил Ронин.

Гримм резко повернул голову, уставился на Ронина и увидел такие же глаза ледяной голубизны. Этот денек преподносит одно ошеломляющее откровение за другим! И ему ничего не оставалось, как прибегнуть к сарказму:

— Что это, черт возьми, — долина берсерков?

— Что-то в этом роде, Гаврэл, — пробормотал Бальдур, уклоняясь от локтя Ронина.

— Меня зовут Гримм.

— И как ты собираешься объяснить имя на знаменах своей жене? — поинтересовался Ронин.

— Она не моя жена, — возразил Гримм. Он разберется с этим позже.

— Что?

От негодования Ронин даже поднялся в стременах.

— Ты привез сюда женщину в бесчестье? Мой сын не посмел бы сблизиться с женщиной, не предложив ей законного брака.

Гримм взъерошил себе волосы. Мир сошел с ума! Это был самый абсурдный разговор, который он когда-либо вел.

— У меня еще не было времени жениться на ней! Я только недавно ее похитил…

— Похитил? — раздул ноздри Ронин.

— С ее согласия! — попытался оправдаться Гримм.

— Я думал, в Кейтнессе была свадьба, — возразил Ронин.

— Почти состоялась, но не со мной. И мы обвенчаемся, как только я все улажу. Недостаток времени — это единственная причина, по которой она еще не моя жена. А ты… — свирепо ткнул он пальцем в Ронина, — ты не был мне отцом пятнадцать лет, так что не думай, что теперь можешь начать вести себя, как отец.

— Я не был тебе отцом потому, что ты не возвращался домой!

— Ты знаешь, почему я не возвращался, — яростно воскликнул Гримм, сверкнув глазами.

Ронин вздрогнул и сделал глубокий вдох, а когда снова заговорил, вид у него был поникший.

— Я знаю, что не оправдал твоих надежд, — сознался он, и глаза его наполнились сожалением.

— Не оправдал — это мягко сказано, — пробормотал Гримм.

Ответ отца нарушил его душевное равновесие. Гримм ожидал, что старик вспылит в ответ, быть может, накинется на него, как спятивший ублюдок, каким он был, но в его взгляде было искреннее сожаление. И как быть с этим? Если бы Ронин рассвирепел в ответ, он мог бы дать выход накопившемуся гневу в драке с ним. Но Ронин этого не сделал, а просто опустился в седло и печально посмотрел на него. От этого Гримму стало еще хуже.

— Джиллиан больна, — прохрипел он. — Ей нужно тепло.

— Она больна? — протрубил Бальдур. — Клянусь копьем Одина, парень, и ты так долго молчал о самом главном?

— Парень?

В самом тоне ясно сквозила угроза.

Но Бальдур остался спокоен, и лишь рот его искривился насмешливой усмешкой.

— Послушай меня, сын Макиллиха, тебе меня не напугать. Я слишком стар, чтобы меня смутило рычание молодого щенка. Ты не позволяешь мне называть тебя богоданным именем, а я отказываюсь называть тебя этим смешным прозвищем, которое ты выбрал, так что это будет либо «парень», либо «задница». Что ты предпочитаешь?

Усмешка старика стала угрожающей.

Гримм вовремя спохватился и не улыбнулся в ответ. Если бы он не ненавидел так это место, то мог бы полюбить этого задиристого старикана Бальдура. Ибо тот вызывал уважение и явно не пасовал ни перед кем.

— Можете называть меня парнем при одном условии, — смягчился Гримм. — Позаботьтесь о моей женщине и сохраните мой секрет. И проследите за тем, чтобы то же самое сделали и жители деревни.

Ронин и Бальдур переглянулись и вздохнули.

— Договорились.

— Добро пожаловать домой, парень, — добавил Бальдур.

Гримм закатил глаза.

— Да, добро пожаловать… — начал Ронин, но Гримм предостерегающе поднял палец.

— А ты, старик, — обратился он к Ронину. — На твоем месте я бы оставил меня в покое.

Ронин открыл рот, затем закрыл его, и его голубые глаза потемнели от боли.

Джиллиан не могла сдержать улыбки. Было почти невозможно не улыбаться, ощущая настолько сильное радостное возбуждение. То, как Гримму удавалось выглядеть таким хмурым, было выше ее понимания.

Она мельком взглянула на него и почти пожалела об этом — ведь везде, куда ни кинь взгляд, происходило что-то восхитительное, а Гримм выглядел ужасно жалким, и это действовало на нее угнетающе. Джиллиан понимала, что ей следовало бы больше сочувствовать его бедственному положению, но трудно было сострадать ему, когда вся его семья была вне себя от радости, что он вернулся в отчий дом. И какой великолепный дом!

«Гаврэл», — поправила она себя. Вместо того чтобы после обмена приветствиями с отцом жестом подозвать ее, он сам прибежал за ней, чтобы они смогли подъехать вместе. Окруженный ликующей толпой, он объяснил ей, что, когда он много лет назад покидал Тулут, он принял новое имя. Его настоящим именем, хотя он настаивал, чтобы она продолжала называть его Гриммом, было Гаврэл Родерик Икарэс Макиллих.

• Предыдущая
• 60/73
• Следующая