Новосёлы - Мисько Павел Андреевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/38
• Следующая

Бросился назад к машине, быстро положил ношу на заднее сиденье, захлопнул дверку. Пусть полежит, пусть отдохнёт щенок – авось подобреет.

Дядя Коля и Женя стояли недалеко за воротами рынка. Старший Гаркавый вытирал потный лоб платочком и нетерпеливо поглядывал в мою сторону.

– Может, и ты надумал потеряться? Не отставай! – прикрикнул на меня Женя.

Это уже плохо, когда начинают покрикивать друг на друга. Ещё хуже, когда виноват кто-то другой, а все шишки – на тебя…

– Вы – направо, я – налево! – скомандовал и нам, и себе дядя Коля. – И сами хорошенько смотрите, а больше у людей спрашивайте.

И только мы разошлись в разные стороны, как захрипели базарные репродукторы на столбах. Кто-то подул в микрофон и сказал густым голосом:

– Внимание, говорит радиоузел колхозного рынка! Говорит радиоузел рынка! Девочка по имени Марина… Как твоя фамилия, девочка?

– Не приставай к чужому ребёнку! – послышался звонкий голосок.

Неужели нашей Марины?!

– Гм… Кхы! – откашлялось радио. – Девочка Маринка… Приметы: лет трёх-четырёх, беленькая, на ногах почему-то одни носки… Ищет дядю Колю, у которого «Москвич» возле ворот, и двух Женей, которые потерялись на рынке…

Мы так и застыли на месте. Слыхали такое дело? Мы, оказывается, потерялись, а не она!

– Повторяю… – сказало радио устало и хрипло. Но что-то помешало повторить.

Из репродуктора послышался шум, треск, а потом голос Марины:

– …росла! Зимой и летом стройная, зелёная была!.. Пустите, дядя милиционер! У вас горячий живот!

Люди на рынке задирали вверх головы и хохотали. А мы пробирались тихо, как будто набрали в рот воды. Хоть бы никто не догадался, что мы и есть те самые Жени, которые «потерялись»!

Радио опять откашлялось и сказало:

– Повторяю: дядя Коля, который оставил «Москвича» у рыночных ворот, и два Жени… Где вы подевались? Вас ожидает Марина. Идите к конторе рынка у южных ворот…

Мы уже почти бежали!

Рядом с южными воротами стоял деревянный домик с вывеской над дверью: «Контора рынка». Первым поднялся на крыльцо дядя Коля, за ним – мы.

Зашли… Коридор. Он ведёт к трём дверям – налево, прямо и направо. На той, что слева, висело коричневое стекло с белыми буквами: «Директор».

Дядя Коля постучал в эту дверь.

– Войдите! – крикнули оттуда таким голосом, как в радио.

Но мы и так знали, что надо заходить сюда, – услышали голос Марины:

– Я хочу песенку по радио спеть! Я хочу «Айболита» рассказать!

– А станцевать ты по радио не хочешь? – говорил дядя с блестящей, начисто выбритой головой. Он сидел за столом и в изнеможении обмахивался ладонью, гнал в лицо ветер. Ему, наверно, было плохо… Слева от него на отдельном столике стояло что-то похожее на радиоприёмник, металлическое и окрашенное в серый цвет. На этом аппарате стоял микрофон на коротенькой ножке.

С правой стороны стола сидела и болтала ногами Марина. Перед ней лежала гора конфетных бумажек и яблочных огрызков.

А перепачкалась! Вся в шоколаде…

– Ой, это вы! – спрыгнула Марина со стула и ткнулась мне лицом в грудь.

На моей белой рубашке остались следы её щёк, губ, носа и подбородка. Это спереди, а с боков, под мышками – по пять пальцев. А Женя-большой успел выставить перед собой руки, защититься.

– Наконец-то вы пришли! – поднялся на ноги лысый дядька. Он был небольшого роста, просто удивительно, что у него такой густой голос. – Наконец-то! – радовался дядька. Он нашипел себе полный стакан из сифона. Часть выпил, а часть вылил на платок и прижал к затылку.

– Наконец-то! – встал со стула у двери милиционер, заходил по комнате.

Мы сначала даже не заметили его. Сторожил, наверно, Марину, чтоб не удрала.

– Забирайте её сейчас же! – сказал бритоголовый дядька строгим голосом. – Концерт без заявок на весь рынок!

И лысый, и милиционер говорили нам, говорили наперебой, что нехорошо детей оставлять без присмотра, что так недалеко и до беды. Что детей надо воспитывать в строгости, чтоб не росли, как сорняки. Что им…

Казалось, конца-края не будет гневным речам. Потом лысый директор схватился за грудь, а милиционер начал промокать себе лоб «качелями» – промокашкой.

– Ваш паспорт! И водительские права! – потребовал милиционер и расстегнул складную сумку с одним прозрачным боком.

Дядя Коля показал паспорт и права, попросил прощения за беспокойство…

Летели мы из той конторы чуть не бегом. Женя тащил Марину за руку, а она, морщась и подпрыгивая, топала-частила следом и хныкала:

– Ой, ножкам колется! Ой, в животике рычит!

Объелась, наверно, конфетами, вот и рычит. Оставила бы мне половину или хоть бы половинку половины, и ей было бы хорошо и мне.

Женя наконец взял её на руки:

– А зачем было разуваться? Выпачкала носки, порвала, ноги исколола…

– Ага! А как бы вы знали, что я не совсем пропала и скоро приду?

– Как… Как… Сидела б, где тебя посадили, и всё!

А разве не так? Пусть бы ещё всё с себя поснимала, голышом по рынку бегала. Тогда точно знали бы, что долго не погуляет.

Машина стояла там же, где мы её оставили.

Я быстренько дёрнул заднюю дверку и ринулся занимать место…

С сиденья пружиной взметнулась, зашипела мне в лицо рыжая кошка. Я вытаращил на неё глаза, она – на меня. «Что такое? Откуда?» Потом кошка уселась на сиденье, выставила ружьём переднюю лапку и начала спокойно вылизывать свой толстый живот.

– Подвинься. Ты что – прилип? – толкнул меня в плечо Женя. Он посадил спереди Марину и ещё не видел, что делается на заднем сиденье.

Я подался глубже в машину, двигая и мешок, и кошку.

Стукнул дверкой дядя Коля. Он газанул с места, как на пожар. Жаль только, что на машине не выла сирена. Все нам давали б дорогу.

Марина только минуты три ехала спокойно, а потом стала на коленки и повернулась к нам.

– Покажите соба… Ой, какая кошечка! Как огонёк!

Дядя Коля тормознул, машина завизжала, заметалась вправо-влево и остановилась у тротуара…

Гаркавый-старший повернулся к нам и долго смотрел на кошку. И шрамы на его лбу, щеках, подбородке бледнели, бледнели…

И Женя смотрел. Смотрел и морщил нос, как будто собирался чихнуть, а не хватало духу. И я смотрел: куда денешь глаза? В карман не спрячешь. А Марина совсем перевесилась к нам, гладила кошку и приговаривала:

– Рыжуха! Огонёк! Мурка! Кис-кис-кис…

Наконец дядя Коля хмыкнул, отвалился назад на своё сиденье, тяжело выдохнул воздух. Посидев молча, достал кошелёк, а из кошелька десять рублей. И подал деньги Жене.

– На… Заработал, нечего сказать. Сегодня же чтоб отдал Марининому отцу.

До самого дома мы ехали молча. А Марина держала на коленях и гладила Мурку. Только у одной Марины было чудесное настроение: поездкой на рынок она была довольна.

Какой сегодня длинный день!

А мне хотелось, чтоб уже была ночь, чтоб на нашей улице вдруг перегорели все лампочки. И пусть бы все, все дети спали!..

Но день ещё в самом разгаре, сверкает солнце – глаза слепнут. И нигде не спрячешься, никуда не денешься – надо подъезжать…

Около подъездов-крылечек сидят на скамейках взрослые, во дворах полно детей. А в нашем дворе столько – ужас! Собрались, наверно, со всей улицы. Играют в прятки, копошатся в тех ямках, что приготовили под деревья, галдят. Вася с Серёжей гоняют мяч, Жора раскатывает на велосипеде между ямок и бугорков земли, то и дело летит кувырком. Только Павлуша с Генкой стоят как статуи, смотрят на всё это и молчат.

Заметили пацаны нашу машину и сразу бросились навстречу. А потом бежали рядом с «Москвичом», радовались и заглядывали в окна…

Мы объехали будущий сквер, подрулили к гаражу.

• Предыдущая
• 11/38
• Следующая