Огненный бассейн (Сборник фантастических романов) - Кристофер Джон - Страница 33

Ганс сказал:

— Вы действительно были голодны. — При этом я виновато взглянул на свою тарелку. — Ничего. Ешьте. Люблю, когда радуются еде.

Наконец я остановился; Бинпол закончил есть намного раньше. Я чувствовал себя наполненным, даже переполненным, и счастливым. Уютная комната с мягким светом лампы и отблесками огня в очаге, с тремя кошками, мурлыкавшими у очага. Я решил, что сейчас начнутся расспросы: откуда мы, как оказались в реке. Ничего подобного. Наш хозяин сидел в деревянном кресле-качалке, как будто самодельном, и курил трубку. Он не считал тишину неловкой. В конце концов заговорил Бинпол:

— Как случилось, что у вас нет шапки?

Ганс достал трубку изо рта.

— Я никогда не беспокоился об этом.

— Не беспокоились?

Он медленно, с усилием отвечал на наши расспросы. Отец привез его на этот остров ребенком после смерти матери. Они жили вдвоем, выращивали овощи, держали кур, свиней и продавали продукты в деревне за рекой. Потом, в свою очередь, умер и его отец, и он остался один. Никто в деревне не беспокоился о нем: его не считали своим. Так случилось, что всю весну того года, когда на него должны были надеть шапку, и все лето он не покидал острова, сосредоточившись на выполнении своих работ, в которых раньше помогал отцу. Он рассказал нам, что похоронил отца недалеко от дома и за длинные месяцы зимы вырезал на каменной плите его имя. С тех пор он бывал в деревне не больше двух раз в год. У него была лодка, в которой он плавал туда и назад.

Вначале я не поверил ему, думая о том, как мы бежали к Белым горам, чтобы избежать надевания шапки. Этот же человек оставался просто на месте и ни о чем не беспокоился. Разве могут существовать такие пробелы во власти треножников над Землей? Но чем больше я думал, тем менее удивительным мне это казалось. Он был один и жил отшельником. Господство треножников основывалось на рабстве людей, на представлении о том, что там, где собираются несколько человек, хотя бы два–три, шапки естественны и неизбежны. Один человек был не важен, пока он сидел тихо и не вызывал неприятностей. В тот момент, как он начал их вызывать, ему, конечно, пришлось бы иметь дело либо с самим треножником, либо с его человеческими слугами.

Бинпол, разобравшись во всем этом, начал расспрашивать его о треножниках. Много ли он их видел? Что он испытывает к ним? Я видел, куда ведут вопросы, и решил предоставить дело ему. Наш хозяин не казался удивленным или обеспокоенным таким поворотом разговора, и одно это показывало, как ничтожны его контакты с внешним миром. Обычаи в разных странах меняются, но повсюду разговор о треножниках и шапках был табу. Ни один человек в шапке не говорил бы так, как он.

Но он оставался абсолютно равнодушным… Да, время от времени он видит треножники. Ему кажется, что они повреждают посевы; да и как им избежать этого, слишком уж велики. Но он рад сказать, что ни один из них не ставил свою тяжелую ногу на этот остров. Что касается шапок, что ж, люди носят их, но они, похоже, не приносят ни вреда, ни пользы… Он знает, что они имеют какое-то отношение к треножникам, потому что треножники забирают мальчишек в день надевания шапок. Бинпол смело спросил, не препятствуют ли шапки людям воевать против треножников.

Ганс задумчиво посмотрел на него.

— Ну, вы ведь знаете об этом больше меня, не так ли? А какой смысл воевать с треножниками? Нужно иметь очень сильную руку, чтобы добросить камень хотя бы до середины его роста, а что это даст? И зачем? Конечно, какой-то вред они приносят. Посевы, иногда скот, даже люди, если не уберутся вовремя с дороги. Но молния может убить тоже, а град уничтожает посевы.

Бинпол сказал:

— Мы плыли по реке на плоту. Треножник разбил наш плот. Поэтому мы и оказались здесь.

Ганс кивнул.

— Неудачи случаются у всех. Какая-то болезнь скосила всех моих кур два года назад. Осталось только три.

— Мы вам очень благодарны за убежище, — сказал Бинпол. Ганс перевел взгляд с его лица на огонь и обратно.

— Я обхожусь без людей, но теперь вы здесь… Мне нужно вырубить деревья на верхнем конце. У меня болит плечо, я не могу сам. Сделаете завтра и отплатите мне за еду и жилье. Позже я перевезу вас в деревню.

Бинпол хотел что-то сказать, но передумал и кивнул. Наступило молчание. Ганс опять уставился на огонь. Я сказал, отчасти раздраженный, но все же надеясь:

— Но если бы вы встретили людей, которые борются с треножниками, разве вы не помогли бы им? В конце концов, вы ведь свободный человек.

Он некоторое время смотрел на меня, потом ответил:

— Странный разговор. Я не имею ничего общего с людьми, но разговор странный. Ты не из нашей местности, парень.

Частично это было утверждение, частично вопрос.

— Но если бы существовали люди, которые не желают быть рабами треножников, вы же сделали бы все, что можете…

Я замолчал под спокойным взглядом бородатого человека.

— Странный разговор, — повторил он. — Я занимаюсь своими делами. Всегда только ими занимался и буду. Может, вы из тех, кого называют вагрантами? Но они бродят сами по себе, а не парами. У меня нет ни с кем неприятностей, потому что я держусь в стороне. Похоже, вы мечтаете о неприятностях. Если вы об этом думаете…

Бинпол прервал его. Он сказал, бросив мне предупреждающий взгляд:

— Не обращайте на него внимания, Ганс. Он просто плохо себя чувствует. Его ударило в воде бревно. Видите у него шишку на лбу?

Ганс встал и подошел ко мне. Долго смотрел на мою голову. Потом сказал:

— Да. Может, он слегка свихнулся. Но это не помешает ему завтра работать топором. Вам обоим будет полезен хороший сон. Я встаю рано, поэтому вечером не засиживаюсь.

Из другой комнаты он принес одеяла, пожелал нам доброй ночи и ушел, забрав с собой лампу. Мы с Бинполом легли на полу по обе стороны очага. Мне было слегка нехорошо: после двух дней голодания не так-то легко переварить ужин весьма обильный. Я думал, что ночь будет у меня беспокойной. Но усталость оказалась сильнее. Я смотрел на огонь и трех кошек, по-прежнему сидевших перед ним. А потом сразу увидел освещенный солнцем холодный пепел, кошек не было, и Ганс, чьи тяжелые шаги разбудили меня, велел нам вставать.

Он приготовил плотный завтрак. Большие куски жареного окорока с яйцами (яиц можно было съесть сколько угодно, я съел три штуки) и горячие коричнево-золотистые картофельные пирожки. И пиво, такое же, как и накануне вечером.

— Ешьте хорошо, — сказал Ганс. — Чем больше съедите, тем лучше поработаете.

Он отвел нас на северную часть острова. Там было картофельное поле примерно с акр, и он объяснил нам, что хочет увеличить его, срубив деревья в примыкающем к полю лесу. Он сам начал это делать, но ревматизм сначала задержал, а затем совсем помешал ему работать. Он дал нам топор, лопаты, мотыгу, посмотрел немного, как мы начали, и ушел.

Работа была тяжелой. Между деревьями рос густой подлесок, корни переплетались, и их невозможно было выкопать. Бинпол считал, что если мы хорошо поработаем, то за утро можно будет отплатить нашему хозяину за гостеприимство, и после полудня он перевезет нас в деревню. Но хотя мы вспотели от напряжения, работа шла медленно. В середине дня пришел Ганс и критически глянул на результаты нашего труда.

— Я думал, вы сделаете больше. Но начало есть. Сейчас вам лучше пообедать.

Он дал нам жареных цыплят и груду вареной картошки с кислой капустой. И еще дал вина, сказав, что если мы напьемся в полдень пива, то захотим спать. Потом была сладкая черника с кремом. Ганс сказал:

— Отдохните с полчаса, переварите еду, пока я убираю. Потом вернетесь на поле. Большой дуб оставьте на завтра. Я хочу быть уверен, что он правильно упадет.

Он оставил нас лежать на солнце. Я сказал Бинполу:

— Завтра? Не много ли за то, чтобы перевезти нас к деревне?

Бинпол медленно ответил:

— Завтра, и послезавтра, и еще один день. Он решил держать нас, пока не будет расчищен лес.

— Но это займет неделю, а то и две!