Юнармия - Мирошниченко Григорий Ильич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/38
• Следующая

Он передал Мишке Архонику лом, а сам ушел с Андре­ем и Васькой в соседний сарай делать ящик для винтовок.

Мы продолжали рыть яму. Отдыхали по очереди, – вернее, не отдыхали, а стояли на часах у дверей сарая.

Яма была уже почти готова.

Мишка кряхтя, откалывал ломом огромные земляные глыбы Мы с Гавриком едва успевали их выгребать.

Скоро в сарай вошли Андрей, Иван Васильевич и Вась­ка. Они тащили ящик, сколоченный из грязных, необстру­ганных досок. Гаврик выбросил еще несколько лопат зем­ли и молча вылез из ямы. Мы осторожно разворотили огромную кучу соломы, наваленную у задней стены, вы­тащили оттуда винтовки и уложили их в ящик.

– Эх, вот Порфирий рад будет! Вот похвалит! «Ну и ребята!» – скажет, – повторял Васька, похлопывая рукой по крышке гробика.

Андрей молча вытащил из кармана пару гвоздиков и молоток и легонько заколотил крышку.

– Прямо, будто человека хороним, – сказал Володька Гарбузов.

Все вместе мы подняли ящик, нагруженный винтовка­ми, и опустили в яму. Потом засыпали землей и сверху на­стелили дощатый пол. Васькин сарай был опять в по­рядке.

– Ну, теперь мы с Гришкой и с Васькой к Порфирию, – сказал Андрей.

– Айда! – крикнул Васька и захлопнул дверь сарая.

Мы полезли на сеновал. Там было душно от сырого, прогнившего сена. Андрей не сразу переступил порог. Он потоптался на площадке, заглянул внутрь и только потом шагнул.

В углу, сгорбившись, сидел Порфирий. Но он был совсем не похож на Порфирия. На нем было помятое и пропи­танное мазутом брезентовое пальто с оттопыренным ка­пюшоном сзади, а на голове потрепанный рыжий картуз с облупившимся лаковым козырьком.

Теперь Порфирий был похож не то на лесного объезд­чика, не то на станичного атаманского кучера.

– Вы чего это так оделись? – спросил испуганно Васька.

– А что? Нехорошо?

– В красноармейском-то вам было лучше, – сказал Васька

– Может, и лучше, только в этом спокойнее. Балахончик этот мне Леонтий Лаврентьевич напрокат дал. – Носи, говорит, до прихода красных, да только потом не забудь вернуть. Ну, а у вас ребята, как дела?

– Винтовки! – бухнул Васька и захлебнулся.

– Что? – Порфирий даже привстал.

– Винтовки мы достали. У коменданта из-под самого носа сперли.

– Что он мелет? – повернулся Порфирий к Андрею.

Андрей толкнул Ваську плечом:

– Ты всегда заскакиваешь. Без тебя толком расска­зали бы.

– Да что у вас там случилось?

Андрей наклонился к Порфирию и стал рассказывать, что было вчера. Он говорил шепотом, но иногда срывался и переходил на полный голос, хриплый и взволнованный.

Порфирий хмурился и тер подбородок. Только когда Андрей рассказывал, как мы тушили на площади фонарь, лицо Порфирия разгладилось. Он тихо засмеялся и выру­гался, но потом стал еще мрачнее.

Когда Андрей кончил, Порфирий долго сидел, опустив голову, точно с этой минуты и смотреть на нас не хотел. Мы поняли, что натворили неладное. Васька мигал глаза­ми, будто собирался плакать, а мы с Андреем растерянно стояли посреди чердака и не знали, куда приткнуться.

Наш красноармеец, которого мы сами нашли и за кото­рого готовы были пойти в огонь и в воду, сидел теперь как чужой, не глядя на нас. Да и с виду он был совсем чужой – в этом грязном брезенте и надвинутом на брови картузе.

Наконец он заговорил:

– Не туда вы, ребята, залезли. Не дело это, а балов­ство. Вы думаете, так это и пройдет? Нет, братцы, будет вам за это. А не вам – так другим попадет. Думаете, вас не выследили? Да небось уже за вами на квартиру пошли.

– Не пошли, – сказал Андрей. – Ты, видно, думаешь, Порфирий, что мы совсем дураки, да? Нет, мы чисто дело обделали. На каждом углу часового поставили. А винтов­ки так схоронили, что никакой черт не отыщет. Пускай весь поселок снесут, а до винтовок не докопаются.

Андрей опять поглядел на нас героем.

Но Порфирий сразу осадил его:

– Напрасно, парень, думаешь о себе много. Это ты верно сказал, что поселок снесут. Возьмут теперь в оборот рабочих. Ваших же, деповских. А кого и к стенке… Эх ты, гайдамак… Ну, ступайте теперь по домам да помалки­вайте.

Андрей хотел было что-то ответить, но махнул рукой и пошел к дверям. Мы за ним.

Когда мы сползли с лестницы, Васька тихо сказал:

– Уж, наверно, нашли винтовки. Повесят теперь отца.

Он заплакал и побежал вперед.

– Васька! Вася! Куда ты? – растерянно закричал Анд­рей и кинулся за ним.

У будки стрелочника он догнал его и крепко схватил за плечи. Васька весь дергался и не мог выговорить ни слова.

– Брось, Вася, – сказал Андрей решительно. – Ежели возьмут твоего отца, я сам тогда явлюсь к коменданту и скажу: я это сделал.

Дня через два весь поселок знал о том, что из комен­дантской исчезли винтовки. На всех углах расставили по­стовых. Со станицы прискакала казачья сотня. Казаки оцепили станцию и поселок.

На заборах появились приказы:

«Объявляются станица и железнодорожный поселок на осадном положении. Появившихся на улице после шести часов вечера немедленно задерживать и отправлять к ко­менданту и атаману станицы.

Комендант станции Глухов.

Атаман станицы Конорезов».

Был холодный и светлый день.

Я болтался во дворе и поджидал Ваську. Мы с ним каждый день носили в мастерские завтрак отцам. В руках у меня был красный узелок с хлебом, салом и несколькими кусками сахара.

Васька не шел. Уже в депо гудок прогудел, а мы еще не выбрались. Я подошел к Васькиной квартире и посту­чал.

– Сейчас! – крикнул Васька и выскочил с зеленым маленьким сундучком в руках. Васька всегда носил в нем отцу завтрак.

– Что ты, как мямля какая, возишься? Вечно тебя ждать приходится, – сказал я Ваське. – Шевелись скорее! Опоздаем!

Васька промолчал. Мы побежали бегом через станцию, мимо железнодорожной больницы. Навстречу нам по шос­се галопом пронеслось человек пятнадцать верховых. Направлялись они к станции.

– Куда их понесло чертей? – тихо сказал Васька.

Мы посмотрели им вслед и перебежали на ту сторону железнодорожного полотна к депо.

Тяжело захлопнулась за нами плотная большая дверь вагонных мастерских.

Все рабочие сидели у своих станков и ящиков с ин­струментами и ели.

Мы прошли по узкой дорожке в конец мастерской, к большому окну с решеткой.

Там возле слесарных тисков стоял Илья Федорович. Напротив него сидели на ящиках Леонтий Лаврентьевич и мой отец. А кругом на старых рессорах, на ржавых бук­сах и на шпалах примостилось несколько мастеровых. Толстый парень в грязной тужурке, опрокинув бутылку в рот, тянул из нее молоко. Его сосед, старичок со впалыми щеками, держал между колен чугунок и хлебал жидкую бурду.

Леонтий Лаврентьевич что-то рассказывал, а все слу­шали.

Вдруг мой отец заметил нас с Васькой.

– Ну, что же вы рты разинули? – сказал он нам. – Выкладывайте, что принесли.

Мы подошли поближе. Васька протянул зеленый сун­дучок, а я – узелок с завтраком. Мой отец и Илья Федо­рович, не глядя на нас, принялись за еду. А мы с Васькой сели на буферные тарелки. Они были забиты осью в зем­лю и служили в мастерской стульями.

Рядом стоял ящик с гайками.

От нечего делать мы перебирали гайки, откладывая маленькую к маленькой, большую к большой, и слушали, о чем разговаривают мастеровые.

– Кругом обыски идут. Вчера ночью у Репко весь дом перетряхнули. Все винтовки ищут.

Мы с Васькой переглянулись.

В это время кто-то тяжело стукнул в дверь. Потом дверь заскрипела, и в депо вошли офицеры: тот пухлый – командир бронепоезда – и комендант станции.

Командир сделал несколько шагов вперед, вобрал голо­ву в плечи и гаркнул:

– Смирно!

Рабочие замолчали, но никто не сдвинулся с места.

Командир звякнул шпорой и начал речь:

– Объяснять причины своего прихода я не намерен. Но, между прочим, кое о чем скажу. Мы допустили вас к работе для того, чтобы вы честно трудились. В нашей свободной и без того истерзанной большевиками стране бунтовать не полагается. Вы недовольны? Вы хотите нанести нам удар в спину? Но это вам не пройдет. Мы расстреляем всех, кто вздумает поднять руку против нас. Я проучу вас, мерзавцев! Вы у меня ласковыми голубками станете. Если мне сейчас же не выдадут тех, кто украл винтовки, я вас всех перебью здесь же. Как собак! Весь поселок с землей сравняю!

• Предыдущая
• 20/38
• Следующая