Гладиаторы «Спартака» - Миронов Георгий Ефимович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/133
• Следующая

Егор быстро переоделся в тренировочный костюм, взятый из дому, и вошел в зал, наполненный новейшими тренажерами.

Петр уже сидел на одном из них и качал мышцы рук и плечи.

— Кто-то считает, что главное в теннисе — ноги, а кто-то — плечевой пояс, — заметил Егор, включаясь в заданный Петром ритм.

— А в теннисе все главное, — откликнулся тот.

— Как и в жизни, — улыбнулся Егор.

— О чем ты хотел поговорить?

— О странностях жизни. Вот я тебе одну историю расскажу, а ты послушай.

— Весь внимание. Люблю детективы.

— Если детектив — придуманный роман, читать его даже забавно. А когда в реальной жизни случаются жестокие преступления — тут интересного мало, — усмехнулся Егор. — Есть много интересного, но для профессионалов: например для работников прокуратуры.

— Ну, у тебя-то направление спокойное, мирное, — отмахнулся Петр, меняя нагрузку на блоке тренажера, — иконы, картины, драгоценности, антиквариат. Красота!

— За красоту, как ни странно, убивают не реже, чем за всякую там гадость, вроде наркотиков, — возразил Егор. — Так что крови и мерзости у ребят из моего управления не меньше, чем у сыскарей МУРа или следователей райпрокуратуры, выезжающих «на трупы». История, словом, такая. Жил-был в городе Москве один хороший человек, честным трудом за сорок лет заработавший приличные деньги и вовремя, до всяких там перестроек и дефолтов, успевший вложить их в произведения искусства. Впрочем, о сохранении капитала он тогда и не думал. Просто на старости лет увлекся искусством, особенно рисунком и живописью, и собрал приличную коллекцию.

— Уважаю людей, увлеченных своим делом.

— Но увлечение увлечению рознь. Если ты тихо болеешь за спартаковских футболистов или хоккеистов дома, глядя матчи по телевизору, — это не опасно...

— А если ты приходишь на стадион, то можешь столкнуться с такими же страстными фанатами другой команды, и тогда,... — продолжил мысль Петр.

— Вот именно, — кивнул Егор. — Как говорил мой друг, кстати тоже спартаковский болельщик, одним ножом можно отрезать кусок хлеба и убить человека...

— Так его убили?

— Увы.

— Ко мне это имеет какое-то отношение? Хотя да, раз ты, человек весьма занятой, предпочитающий по выходным писать книги, а не мотаться по Подмосковью, приехал сюда, значит имеет. Какое?

— Не торопи коня, граф... — остановил друга Егор. — Ты следишь за ходом моей мысли?

— Естественно, — прохрипел Петр, увеличив темп упражнения на тренажере, — ты не обращай внимания, рассказывай, у меня тело напрягается, а мозг работает на восприятие твоей информации.

— Я буду краток. Дело об убийстве расследовал один из наших лучших «важняков» из Мосгорпрокуратуры Михаил Васильевич Аверьянов. Надо ли говорить, что он мой старый друг и...

— И тоже болельщик «Спартака»? Не надо. Я и так знаю, что большинство разумных людей болеет за «Спартак».

— Ответ правильный. Вот, значит, начал этот Аверьянов расследовать странную смерть коллекционера Шаповалова.

— Почему странную?

— Во-первых, потому, что Борис Андреевич Шаповалов, 1925 года рождения, пенсионер, коллекционер, как выяснила экспертиза, умер не своей смертью. Во-вторых, отработав много лет на алмазных и золотых приисках, а до этого открыв немало месторождений золота и сырых алмазов, был он человеком весьма обеспеченным. И есть основания полагать, что далеко не все деньги он в свое время вложил в произведения искусства.

— Ну, пока ничего странного не вижу, — трезво заметил Петр Зрелов, переходя с одного тренажера на другой.

— Справедливое замечание, — согласился Патрикеев. — А

что ты скажешь, если я отмечу: умер Шаповалов от инфаркта — таково было первое заключение медэксперта. Тогда как по заявлениям всех знакомых, соседей, судя по его медкарте в райполиклинике, сердце у него было здоровое. Правда, были проблемы с желудком — залеченная язва. Но проблемы-то не смертельные.

— И что же в конце концов решили эксперты?

— Обнаружили в его крови крохотную дозу не разложившегося за десять дней, которые труп лежал в закрытой квартире, — причем изнутри! — препарата, который используют спецконтингенты французской армии. Точнее, использовали в некоторых странах Африки во время проведения там спецопераций в 1990 году.

— Ты смотри... — крякнул Зрелов. — Как узнали?

— Случайно. Судмедэксперт тоже имел опыт службы в спецподразделении ГРУ, был в Африке — врачом, естественно, и сталкивался с подобными случаями.

— Ну, детектив... А ты говорил, будет реальная, жизненная история.

— Э, дружище, — вздохнул Егор, — за десять лет работы в Генпрокуратуре я убедился, что жизнь куда страшнее и интереснее, чем ее могут придумать в своих детективных романах впечатлительные домохозяйки.

— Не любишь женские детективы?

— Не люблю. Какие-то они сильно ироничные, ернические. Первые десять-двадцать страниц — любопытно, потом скучно. А уж если поставить перед собой задачу прочитать подряд несколько романов какой-нибудь модной писательницы, то... Ну, да речь не о дамах. Потому возвращаюсь к судьбе несчастного Шаповалова. Итак, есть данность. Коллекционер умер не своей смертью, но в своей квартире, причем дверь закрыта изнутри. Врагов у него не было. Казалось бы, ничего из его редчайшей коллекции, оцениваемой в сотни тысяч долларов, не пропало...

— Казалось бы? — тут же уточнил Зрелов.

— В процессе, как у нас говорят, оперативно-следственных действий было точно установлено: пропала одна редкая вещь — рисунок английского художника ХVIII века Уильяма Хогарта «Обнаженная натурщица».

— Вещь дорогая?

— Дорогая уже потому, что мастер известный и работа дивная. Знаю ее по единственному воспроизведению в альбоме начала XIX века. Но стоила бы она, скажем, 10 тысяч долларов. Однако, исходя из того, что это была единственная «ню» в творческом наследии выдающегося англичанина...

— Ню... Что-то знакомое... — насторожился Зрелов.

— Так специалисты обозначают жанр «обнаженная женская натура», — пояснил Патрикеев.

— Голая дамочка, значит...

— Можно и так сказать. Так вот, исходя из того, что других рисунков, а тем более картин, изображавших обнаженную женскую натуру, в наследии мастера нет, коллекционеры, — а есть среди них и такие, кто собирает либо только работы Уильяма Хогарта, либо только «ню» в творчестве европейских мастеров, могут отдать за такой вот небольшой рисунок до ста тысяч «зеленых».

— Ого! — присвистнул Петр. — У нас и за меньшие суммы убивают. А работа точно пропала после смерти коллекционера? Не мог он...

— Вот что значит читать только хорошие детективы, — удовлетворенно констатировал Егор. — Вопрос поставлен правильно. Когда я, по просьбе Аверьянова, приехал на место преступления, у меня после тщательного осмотра квартиры и всех картин и рисунков, не только висевших на стенах, но и тех, что хранились в папках на стеллажах, тоже возник вопрос: а не мог ли Шаповалов передать работу на какую-нибудь выставку? Пришлось моим ребятам потратить немало времени. И точно было установлено, что никаких выставок по теме нигде в это время не было, и в обозримом будущем не планировалось ни выставок европейских «ню», ни экспозиций работ Уильяма Хогарта.

— А искали в квартире хорошо?

— Очень. И обнаружили интересную вещь: «ню» Хогарта была заменена в раме репродукцией. Очень хорошей, но репродукцией. Причем — другой работы Хогарта.

— Непрофессионал сработал?

— Думаю, профи, но просто не предполагал, что в прокуратуре могут оказаться люди, способные отличить репродукцию от подлинника, а работу Хогарта, скажем, от Шардена...

— Честно говоря, Хогарта от Шардена и я, может быть, не отличу, — озадаченно покрутил головой Зрелов.

— У тебя другие таланты и знания, — успокоил друга Патрикеев, — тебе это и не надо, пока не начнешь коллекционировать. Да и тогда не надо. Всегда можешь со мной посоветоваться — и по искусству, и по криминологии.

— Как и ты со мной — по компьютерам или по спорту.

• Предыдущая
• 33/133
• Следующая