Двое - Милн Алан Александр - Страница 25

• Предыдущая
• 25/59
• Следующая

И почему я раздумываю, говорить ли Сильвии об этих шести сотнях? Конечно, мне совершенно необязательно рассказывать об этом. А почему, черт возьми, не сказать? Но если я нисколько не влюблен в Лину – нет, влюблен – неверное слово. Тогда что? Он шел через Биворс-вуд, раздумывая...

– Привет, дорогой, я решила выйти тебе навстречу.

На ней был светло-золотистый джемпер и юбка табачного цвета, на голове ничего; золотистая лесная нимфа, вне моды; неповторимая; казалось, такой она родилась и такой будет жить вечно. Такой уже тысячи лет она идет по лесам...

Лина! Какая чепуха...

Реджинальд глубоко вздохнул и крикнул:

– Стой там!

Сильвия ждала его с легкой улыбкой на губах, как если бы для нее было неважно, стоять или двигаться, сейчас или всегда.

Он подошел ближе и остановился, не сводя с нее глаз.

– Ты и в самом деле моя жена? – спросил он наконец.

Она кивнула.

– Ты моя? Совсем и на всю жизнь? Правда?

Она снова застенчиво кивнула.

– Невероятно, просто невероятно. Тебе кто-нибудь говорил, что ты – самое красивое создание, когда-либо существовавшее на Земле?

– Только ты, дорогой.

– Я достаточно часто говорю это? Говорю ли я это день и ночь, день за днем и ночь за ночью?

Она быстро повернула в обе стороны гладкую, блестящую головку, словно желая убедиться, что они одни.

– Тебе нравится, когда я говорю так?

Она снова быстро кивнула.

– Тогда я еще раз повторю тебе это, – сказал Реджинальд, обнял ее и поцеловал в губы; потом она повернулась, они взялись за руки, и он быстро повел ее к дому, быстро рассказывая на ходу:

– Я как раз купил поле вдоль дороги к Красному Дому. Лэнгли собирался понастроить тут жутких домиков, таких, как везде. Мне об этом рассказала Лина – я встретил ее. И я покупаю поле, чтобы помешать ему. Ты согласна? Дорогая Сильвия Уэллард, скажите, что вы не против. Трата большая, шестьсот фунтов. Но ты ведь знаешь, у нас совершенно неожиданные доходы от книги. Наша жизнь была бы у всех на виду. Я все время забываю о книге, то есть о ее финансовой стороне, так что давай поедем в Лондон и потратим деньги, по-настоящему потратим. Когда у тебя в доме самое красивое создание, когда-либо существовавшее на Земле, нужно, чтобы у него было достойное обрамление. Поэтому скажи, ты согласна поехать в Лондон и накупить себе самых красивых туалетов?

Кажется, Сильвия была согласна.

Но еще до того, как они обосновались в Лондоне, им представилась возможность вкусить светской жизни на приеме в Семи Ручьях.

– Мы пригласили Эффингемов. Вы знаете сэра Роджера? Он только что вернулся с Малайских островов или откуда-то в этом роде. Он был там губернатором. Берти считает, что человеку, который в течение шести лет не видел никого, кроме своей жены и туземок с кольцами в носу, надо обязательно показать настоящую женщину. То есть тебя, дорогая. Наверное, я самая неревнивая женщина во всем Сассексе. Если бы речь шла не о тебе, а о ком-то другом, я бы сочла, что и сама могу сойти за красавицу после негритянок с кольцами в ноздрях. А с тобой мы договоримся. Я стану отчаянно флиртовать с твоим очаровательным мужем, и это даст сэру Роджеру возможность свободно пообщаться с тобой. Надеюсь, он не злоупотребит этой свободой. Никогда не знаешь, как на людей повлиял жаркий климат и это самоограничение. Престиж белого человека, и так далее. Это дело серьезное. Так в половине девятого, и обязательно надень свое золотое платье. Вот видишь, я не дала бы такого совета никакой другой женщине.

– Мы приедем с удовольствием, – сказала Сильвия, от души надеясь, что говорит и от имени мужа.

– Должны приехать еще несколько забавных людей, – продолжала Бетти тоже с надеждой. – Мисс Воулс и мистер Кокс. Вы знаете мистера Кокса, конечно. Да, тот самый мистер Кокс. Ваш сад просто очарователен. Какой молодец твой муж. Так и должно быть – хозяину нужно самому следить за садом. Так не забудь, в субботу, в половине девятого.

Реджинальд выслушал новость на удивление спокойно.

– Это означает белый жилет, – сказал он. – Я никогда прежде в белом жилете не вел машину и предвкушаю совершенно новое ощущение. К тому же можно считать это подготовкой к Лондону, где вся жизнь проходит в белом жилете.

– Белый жилет тебе идет, дорогой!

– Несомненно.

– Ты всегда раньше делал вид, что не любишь Бакстеров.

– Долой притворство. Я обожаю Бакстеров. Я всегда жаждал познакомиться с Боффингемами.

– Мне кажется, она назвала их “Эффингемы”.

– А произносится “Боффингемы”. Это чрезвычайно древний род. Сильвия, мы входим в высшие сферы общества, а я лет пять назад оставил гаечный ключ в заднем кармане фрака. Ты сумеешь привести его в порядок?

– Конечно, я приготовлю для тебя одежду, дорогой.

– Замечательно. А если уже поздно отдавать в стирку белый жилет, можно почистить его резинкой или хлебными крошками. Но ты наверняка знаешь, как лучше.

Сэр Роджер был небольшого роста, изящный, аккуратный и загорелый. За стеклами пенсне светло-голубые глаза. В Итоне (об этом сразу можно было догадаться) он заслужил награду за греческие ямбы, в Оксфорде получил медаль за греческую эпиграмму, хотя впоследствии ни его поэтическое дарование, ни его остроумие никак не проявились. Неизвестно, привели бы его стихи древних греков в такой же восторг, как его преподавателей. Он производил впечатление человека спокойного, знающего все тайны мира; хотя на самом деле он знал лишь одну: в мире существует заговор против Великобритании. Все, что ни происходило на земном шаре, было либо очень хорошо, либо очень плохо для Империи. Отборочные соревнования, снижение банковского тарифа – хорошо; джаз и морские договоры – плохо. Сокращение курса античной литературы в наших средних школах, торговля с Россией, очередное банкротство в Сити, современный роман, скачки, смертная казнь, принц Уэльский, длина юбок, изменение правил игры в гольф – все падало на ту или иную чашу весов, и перед сэром Роджером всегда стояла проблема – как что расценить.

– Спросите у Чарли Уинтера, спросите у Лулу, – заметил сэр Роджер, – они скажут вам то же самое.

– Я всегда говорил, – откликнулся сэр Кокс, – что банковские тарифы служат барометром Империи.

Неужели, думает Реджинальд, модно всегдаговорить подобные вещи?

Сэр Роджер взглянул через стол на маленького пухлого мистера Кокса (того самого Кокса) и с минуту задумчиво оценивал его. Друг.

– Да, в какой-то мере это так, – ответил сэр Роджер. – На вас, господах из Сити, лежит огромная ответственность.

– Когда вы говорите о престиже, – вставил Реджинальд, чувствуя, что надо что-то сказать, – вы имеете в виду внушение туземцам уважения к англичанину?

– Бремя белого человека, – пояснил тот самый мистер Кокс.

Сэр Роджер посмотрел на хозяйку дома, затем на мистера Уэлларда и с минуту задумчиво оценивал его. Враг?

– Я сказал бы, к англичанину как таковому, – уточнил он.

– Хорошо, пусть будет так.

– Да, именно так, – скромно подтвердил сэр Роджер.

– В таком случае я не вижу связи мощного флота и низких банковских тарифов с англичанином как таковым.

– Финансовая связь, – пробормотал мистер Кокс.

– То есть вы хотите внушить низшим, как вы их расцениваете, расам мысль об умственном, нравственном или материальном превосходстве британца.

– Существует два метода правления, мистер Уэллард. Внушить уважение или внушить страх. Мы, британцы, предпочитаем уважение.

– Да, но разве уважение тех, кто подчинен нам, так уж важно? Если я потрачу жизнь на то, чтобы внушить своему садовнику уважение к себе или, скажем, завоевать его, я, несомненно, должен буду проявить различные добрые чувства, но жизнь моя окажется страшно ограниченной. И когда Бог спросит меня в Судный день: “Как ты употребил данные тебе Мною таланты?”, а я отвечу: “Я использовал их, чтобы внушить уважение моему садовнику, Господи”, – ну, не знаю... – Сказав это, Реджинальд выпил полбокала шампанского и задумался, понравилось ли Сильвии то, что он сказал, и стоило ли приводить Бога на прием к Бетти Бакстер.

• Предыдущая
• 25/59
• Следующая