Двое - Милн Алан Александр - Страница 24

• Предыдущая
• 24/59
• Следующая

Мистер Освальд Чадли проводит по заказу популярного журнала симпозиум под названием “Как я развиваю свои идеи”. Мистер Чадли будет чрезвычайно обязан мистеру Уэлларду, если тот как можно скорее вышлет 500 слов на эту тему, приложив не публиковавшуюся ранее кабинетную фотографию с собственноручной подписью. “Как же я развиваю свои идеи? – задумчиво произнес Реджинальд, разглядывая цветы аквилегии. – Понятия не имею... Зато вижу, как это делает мистер Чадли”.

Священник из Лоуэр Бидинга был бы очень признателен мистеру Уэлларду за подписанный экземпляр его последнею произведения, который будет продан в пользу реставрационного фонда, поскольку теперешнее состояние колокольни (что, очевидно, огорчит мистера Уэлларда) представляет опасность для звонаря во время утрени и вечерни.

Минне Редферн восемь лет. Она прочитала все книги, написанные мистером Уэллардом, и полюбила их. Она начала собирать коллекцию автографов своих любимых писателей и была бы очень благодарна мистеру Уэлларду, если бы он прислал ей свой.

И так далее.

– Мне надо пройтись и подумать об этом, – говорит Реджинальд утке и двум селезням и покидает свой замок через заднюю калитку...

Вся беда в том, думал он, что здесь я отрезан от мира. Мне не с кем посоветоваться. Я не хочу прослыть невежей и не хочу оставаться в дураках. Если из-за случайно написанной книги я получаю столько писем, следует предположить, что настоящие писатели просто завалены ими. Как они поступают? Не обращают внимания? Или пишут вежливое “нет”? Или пылкое “да”? Конечно, они не могут на каждое предложение отвечать “да”. Даже если отказываться... но у них, я думаю, есть секретари. По правде говоря, я-то должен был бы отвечать “да” на каждое послание, потому что я не профессиональный писатель и мое время не представляет особой ценности. Что за глупость. Любое время ценно, а время, когда не работаешь, гораздо более ценно, чем время работы. Да, мое время ценно, и будь я проклят, если собираюсь сидеть взаперти, отвечая на эти чертовы письма.

– Совершенно с этим согласна, – послышался ленивый голос.

– Добрый день! – Он остановился как вкопанный и уставился на нее.

– Вы не к нам заходили? – спросила Лина Коулби. Руки ее лежали поверх ограды, подбородок опирался на руки, взгляд устремлен в никуда.

– Нет. Я не подозревал, куда забрел. – Он огляделся. – Я не знал, что ваши владения простираются так далеко. Или нет?

– И да и нет. Это не наши владения, но могли бы быть. Я как раз ломаю над этим голову.

– Почему?

– Дорогой мой, вы пришли сюда по чудесной тропинке, и по сторонам ее не видели ни одного маленького уютного домика. Так, может быть, понастроить их здесь и там?

– Нет!

– Вот и я так думаю. Вот почему мне хочется купить поле. У меня нет никакой охоты наблюдать за чужой жизнью; мне хватает своей. Но Том говорит, что нам не осилить этой покупки. Наверное, он прав.

– Сколько же – как его зовут – Лэнгли? – хочет за поле?

– Шестьсот.

– Шестьсот? – недоверчиво переспросил Реджинальд.

– Дорогой Реджинальд, – мы ведь условились, что я называю вас по имени, – подумайте сами. Теперь это земля под застройку. Она гораздо дороже пахотной.

– Ведь это просто грабеж!

– Возможно.

Реджинальд облокотился на ограду, положил голову на ладонь и задумчиво посмотрел на Лину.

– Я уверена, что Маркус Стоун в свое время точно так же надул нас, – негромко сказала Лина. – Но это было давно.

– Послушайте, Лина, может быть, мне купить поле? – спросил Реджинальд.

– Зачем?

– Ну, не знаю. Пасти на нем коров.

– Чьих?

– Да, это вопрос. Можно ли пасти чужих коров? – Он замолчал, задумавшись над тем, с чего начинают разводить скот.

– Что вас так беспокоило, пока вы шли сюда? Я почти что слышала, как вы чертыхаетесь.

– А, глупости и мелочи. Но теперь меня беспокоит, что станет с полем.

– Почему?

– А что думает Том по этому поводу?

Лина не ответила ни словом, не сделала ни одного движения, казалось, она не слышала вопроса.

– Думаю, он прав, – вздохнул Реджинальд.

– Конечно, прав. Мы не можем позволить себе такую роскошь.

– Мне очень жаль.

Она взглянула на него – и отвела глаза. Потом лениво сказала:

– Я уже не помню, сколько раз стояла тут, опираясь на ограду. Вам нравится вид отсюда на долину? Это самая чудесная ограда в мире. И отсюда видны ваши трубы.

– Да, действительно, – откликнулся Реджинальд. – Спасибо. Это решает дело.

– Вы надумали?

– Да, я покупаю это поле.

– А я думаю, вы говорите о том... из-за чего чертыхались. Выкиньте из головы это поле.

– Я не могу позволить, чтобы кто-то глазел на мой дом. Не хочу, чтобы эти гадкие домики уставились на Вестауэйз. Я не...

– Им будут видны только трубы.

– Вполне достаточно. Они станут говорить: “Уэлларды сегодня затопили камин в гостиной”. Это полностью разрушит мою частную жизнь. Будь я проклят, если допущу это.

– Ерунда!

– Эта ерунда, может быть, единственное, с чем стоит считаться в этом мире.

Лина встряхнула головой и показала на долину.

– Но так это оставить нельзя.

– Что вы предлагаете?

– Не знаю. В том-то и дело. Я ничего не могу сделать. – Помолчав немного, она добавила. – Благодарить вас было бы глупо.

– Еще бы... Я делаю это только ради себя. Не думаете же вы, что я член Общества по Охране Сельских Красот? Впрочем, может быть. Во всяком случае, мне нет никакого дела до Коулби. Кто они такие? Я их совсем не знаю.

– Том возьмет его у вас в аренду. Обязательно возьмет.

– Ничего не выйдет. Это мое собственное поле. Я стану нанимать кого-нибудь косить его. Может быть, Тома. Платить я ему не смогу, но разрешу забирать сено. Я не стану подавать на вас в суд, если вы будете облокачиваться на мою ограду, при условии, что вы не повредите ее. Слава Богу, нам удалось сегодня сохранить кусочек Англии. Я чувствую себя помолодевшим.

Лина сняла руку с ограды и, не глядя на Реджинальда, похлопала его по локтю.

– Мне нравится опираться на вашу ограду, – сказала она. – Поцелуйте за меня Сильвию и передайте ей, что я страшно люблю Уэллардов. До свидания. – И она ушла.

Шестьсот фунтов, думал Реджинальд. За такие деньги я мог бы купить Сильвии бриллиантовое колье. Ну, изумрудное. Или сапфировое. Или отдать их ей на покупку туалетов. Самых экстравагантных. Боже мой, я ведь не купил ей и ночной рубашки. Надо поехать вместе, походить по магазинам в Лондоне и накупить кучу мягких, кружевных, крепдешиновых хорошеньких тряпок. Прекрасная мысль!

Чем разговор с женщиной так отличается от разговора с мужчиной? Разумеется, с красивой женщиной. С красивой... или, во всяком случае, женственной. Но почему? Почему я ощущаю... Какое-то возбуждение. Не возбуждение, это слово не совсем подходит. Необыкновенное удовольствие... особый аромат... нет, дрожь, пожалуй, слишком сильно. Ведь я не влюблен в Лину. Разумеется, нет. Может быть, мне кажется, что она влюблена в меня. Да нет же, черт возьми, не так я самонадеян...

Наверное, виной всему некий сексуальный импульс. Желание понравиться, привлечь к себе внимание, блеснуть. Природа стремится воспроизводить себя, и она заставляет самцов блистать перед самками, чтобы они соединились и произвели на свет потомство. Чибис заводит себе новый хохолок – а потом целый выводок чибисят. И так из века в век, и от этого никуда не деться. Значит, истинные причины того, что мне приятно поговорить с Линой через ограду, – недостаточное число жителей Земли... Какая глупость... Но, я думаю, по сути правильно.

Возьмем, к примеру, Бетти Бакстер. Она совсем не дурна. Но испытываю ли я какое-либо волнение, разговаривая с ней? Ни малейшего. Я думаю, мы разных пород. Она не чибис. Грейс Хильдершем? Лина? С Линой все по-другому. Но умри Лина сегодня ночью, мне не было бы больно, разве что из-за Тома. Значит, я в нее не влюблен. Ну конечно нет. Но если бы я знал, что она завтра снова будет стоять у этой ограды, я отправился бы туда же. Только, может быть, чувствовал себя неловко. Ну вот, почему же неловко, если я не...

• Предыдущая
• 24/59
• Следующая