Зеркало лекало звука (выпуск №10, 1998 г.) - Тотев Мэльд - Страница 10

«Барыбинск», – мысленно сострил он и направился к ближайшей тетке, которая визгливо вскрикивала:

– Судачок, судачок, копчененький!

Прикупив судака, он подошел к ларьку, где толпилась небольшая очередь, состоявшая сплошь из пассажиров поезда. Через несколько минут, зажав в одной руке рыбину, а в другой большой пакет, он вскарабкался в вагон.

Войдя в свое купе, он увидел парня лет двадцати трех, который, что-то энергично жуя, откупоривал бутылку «Балтики».

– Здорово, сосед! – широко улыбнувшись, сказал парень.

– Привет! – ответил он, ставя пакет на сиденье, и снимая куртку

– Тебе докудова пилить? – живо поинтересовался парень, делая смачный глоток.

– До самого конца! – он выгрузил на стол, где уже стояли три бутылки «Балтики-тройки», и лежал растерзанный лещ, пачку «Доширака», хлеб, нарезку колбасы, копченого судака, плавленый сырок «Дружба» и пару бутылок «Бочкарев».

– Мне тоже! Земляки, значит! Мне, правда, еще потом до Белого Яра добираться, но это фигня. Меня Иван зовут! – парень протянул руку.

– Костя. – пожимая ее, ответил он

– Ты откуда едешь? – не унимался парень, отрывая от леща кусок и заталкивая его себе в рот.

– Из Питера, – ответил Костя и, присев за стол напротив Ивана, с пшиком открыл бутылку «Бочкарева». – Угощайся! – предложил он парню, указывая на судака, величиной с большую тарелку – Гораздо вкуснее твоего леща.

– Спасибо, – парень отломил небольшой кусок от судачьей спины и стал жевать. – Правда, ничего, но лещ тоже хороший, попробуй. На карьере возле аэропорта, знаешь, как мы с другом их ловили…

Некоторое время молчали. Парень, ковыряя рыбу, пару раз украдкой исподлобья взглянул на Костю. Так, словно только сейчас увидел в нем то, что ему не очень понравилось.

– А чего тебя в Барабинск занесло? – чтобы прервать затянувшееся молчание, поинтересовался Костя, делая большой глоток из горлышка.

– Да, так, дела! – парень вдруг поскучнел и отвернулся к окну.

Минут десять они молча смотрели в окно. Поезд уже тронулся, и Барабинск исчез в темноте. Костя заметил, что от былого оживления у парня не осталось и следа. «Начинается», – подумал он.

– Пойду покурю, – буркнул парень. Он поднялся из-за стола и, захватив с собой бутылку и леща, вышел из купе.

Костя допил пиво. Поняв, что есть расхотелось, прибрал на столе и принялся расстилать постель. Парень вернулся минут через пятнадцать с комплектом белья, без единого слова застелил постель на верхней полке и улегся, отвернувшись к стене. На столе позвякивали, касаясь друг друга стеклянными боками, две бутылки пива «Балтика». «Надо было их под стол убрать, чтоб не грохнулись», – сквозь сон подумал Костя.

Проснулся он поздно. В купе было уже совсем светло. Костя приподнялся и посмотрел на лежавшие на столике часы. Они показывали начало двенадцатого. «Новосибирск уже проехали, осталось меньше суток телепаться», – вяло подумал Костя, взглянул наверх и ничуть не удивился. Полка, на которой сегодня ночью спал его попутчик, пустовала. Полосатый в пятнах матрас был аккуратно скатан, подушка стояла рядом по-армейски «уголком». Пива на столе не было.

– Адын, савсэм адын, – не очень весело произнес Костя и стал убирать постель. Убравшись, и взяв умывальные принадлежности, он отправился в сортир. В вагоне царило оживление: по радио скулил Николаев, почти все купе были распахнуты настежь, и оттуда доносились детские крики, хохот и удушливый аромат лапши «Роллтон». В последнем купе у туалета он заметил своего вчерашнего попутчика. Тот размахивал руками и громко рассказывал какой-то анекдот своим новым соседям – двум парням и девушке. Стол у них был заставлен пивом и завален пакетами с чипсами и кириешками. Парни и девка громко ржали.

Умывшись и посвежев, Костя вернулся в свое купе. Позавтракав колбасой и хлебом, он открыл оставшуюся с вечера бутылку «Бочкарева» и увлекся чтением цветастой газетенки под глубокомысленным названием «Лабиринты секса». Прочитав захватывающую статью «Оргазм у шимпанзе», он почувствовал что, то ли от подробностей интимной жизни приматов, то ли от выпитого с утра пива, его клонит в сон. Костя отложил газету, откинулся спиной на стену, и, положив ноги на противоположный диванчик, стал смотреть на пробегающий за окном серый пейзаж.

Вдоль железнодорожного полотна тянулась однообразная, прозрачная от осенних ветров, лесополоса. Поезд скрипел, покачивался и, выбивая колесами какой-то однообразный ритм, приближался к Ачинску.

В дверь купе тихонько постучали.

– Можно, входите! – выпрямляясь и убирая ноги с полки, разрешил Костя.

Дверь с дребезжанием и визгом потихоньку отъехала в сторону. В дверях купе стояла маленькая девочка лет шести. Глянув на нее, Костя вдруг почувствовал, как его сердце сжимается в комок. От ужаса мгновенно вспотела спина, все тело вдруг стало ватным.

Девочка была одета в грязную, заляпанную бурыми пятнами и засохшей грязью желтую кофточку, правый рукав был оторван, обнажая синевато-серую, безобразно распухшую, всю в лиловых кровоподтеках, неестественным образом выгнутую руку. Светлые колготки ее были испачканы землей, с налипшими сухими листьями. На правой коленке зияла большая рваная, окровавленная по краям дыра. Сквозь нее виднелась красно-черная, запекшаяся рана.

Девочка была в одном сандалике. Ее бледно-зеленоватое личико казалось спокойным и равнодушным. На правой стороне головы каштановые волосы свалялись от засохшей крови и были забиты землей. На щеке виднелось огромное, темное, вдавленное внутрь пятно. На подбородке засохли кровавые подтеки. Левый светло-голубой глаз девочки смотрел на него прямо и бессмысленно, а правый, лишенный глазного яблока, был мертв.

Костя узнал ее.

«Не может быть! Ты не можешь прийти наяву!», – хотелось крикнуть ему, но язык не слушался.

Тем временем девочка, переступив через порог, повернулась к нему спиной и вцепившись в металлическую ручку уцелевшей рукой, с трудом закрыла дверь. Затем она повернулась и села напротив. Ножки девочки не доставали до пола, и большой пальчик ноги, торчавший из дырочки на колготках, касался его колена.

– Пливет, Костик, – произнесла девочка дребезжащим голоском. – Ты меня не забыл?

– Привет, Ира! – еле слышно произнес он. – Откуда ты взялась?

– Из глобика, – ответила девочка и захихикала. При этом из ее рта брызнули и быстро потекли по подбородку две тоненькие, алые струйки. – Ты меня убил и я умелла, но я все лавно люблю тебя, потому что ты мой длуг. Я по тебе очень скучала там, Костик. Давай во что-нибудь поиглаем?

– Ира, я тебя не убивал, – Костя еле ворочал языком в пересохшем от ужаса рте.

– Нет, это ты меня убил. Я тебя, тогда в песочнице маленечько подлазнила, а ты обиделся и убил меня.

Лицо девочки перекосилось, разбитые губы задрожали, из изуродованного глаза вытекла и побежала по щеке большая, кровавая слеза. Девочка плакала. Она плакала так, как бывает плачут маленькие девочки, когда их несправедливо наказывают родители, негромко и очень горько.

– Костик, зачем ты меня убил? Зачем я умелла? Я хотела поколмить на балконе синичку хлебушком, но упала вниз, удалилась головкой и умелла. Я же такая маленькая, зачем мне было умилать? – Лицо девочки исказила судорога, она протянула к нему свою страшную, искалеченную руку и закричала, кривясь от слез: – У меня лучка болит! Помоги мне, Костик! Ну, пожалуйста! – умоляла она его, вытирая другой рукой текущую по подбородку кровь.

– Обними меня, Костик! – отчаянно крикнула девочка. Вскочив и раскинув руки, она бросилась к нему. – Пожалей, меня!

Костя отшатнулся назад и больно ударился головой об стену…

Поезд стоял. На перроне перекрикивались проводницы. Несколько секунд Костя отходил от кошмара, непонимающе глядя перед собой. Он ощущал страшное сердцебиение, мокрая от пота рубашка прилипла к спине. Постепенно сердцебиение пришло в норму. Подрагивающейся рукой он взял со стола бутылку «Бочкарева» и одним глотком допил его остатки. Пиво освежило пересохшую глотку, и он окончательно пришел в себя.