Татуировка - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна" - Страница 72

• Предыдущая
• 72/88
• Следующая

Агния, которая утром по дороге сюда так хотела рассказать о странностях смерти художника, теперь мечтала только о том, чтобы скорее вырваться из этой обшарпанной комнаты с двумя полубезумными мужиками.

— Спасибо, мне надо скорей на работу. — Она решила вести себя с ними так, будто ничего неприятного не произошло, словно не слышала она ни угроз, ни оскорблений. — Так я пойду? Если буду нужна, мой телефон у вас есть.

— Жаль, такая женщина уходит! — сказал вдруг напарник, снова оторвавшись от своих бумаг. — А то, может, коньячку, а? Давайте погреемся! Я вчера по радио слышал, пока в машине ехал, врач говорил: очень полезно два-три раза в день для релаксации. Но сначала познакомимся. Меня Федором зовут, а вас как — Агаша?

Похоже, теперь он собирался за ней приударить.

— Извините, Федор, я должна мчаться на работу.

Она подхватила сумку и, едва улыбнувшись на ходу, быстро юркнула в дверь и, с трудом удерживая себя, чтобы не побежать по коридору, устремилась к выходу. Вырвавшись на свежий воздух, она дала себе слово, что добровольно не приедет сюда никогда в жизни.

После разговора со старым художником Дмитрий Самарин вызвал участкового Васильева. Тот явился сразу, как будто ждал этого звонка с утра.

— Я прихватил документы по квартире бомжа Иванова, Дмитрий Евгеньевич, — те, что удалось надыбать, — почтительно сообщил старший лейтенант, сев сбоку стола. — Любому суду достаточно.

Этот старлей Самарину нравился все больше. И было бы в штатном расписании место, Дмитрий немедленно позвал бы его к себе в следственный отдел. Участковый эти несколько недель время зря не терял. Он разослал во все концы запросы, а теперь положил на стол начальника следственного отдела ответы на них. Будущий бомж, передавая мошеннической фирме свою квартиру в обмен на домик в поселке Дубки, даже не догадывался, что не только домика, а и обозначенной договором улицы в том поселке не существует. При ближайшем рассмотрении договор о приобретении фирмой этого домика оказался фиктивным. И даже того нотариуса, который якобы удостоверил все сделки, тоже не существовало.

— Ну и липа! — поразился Дмитрий.

— Успей они продать квартиру и все! Мы бы ничего не добились. А так дело ясное. Надо только выделить его в отдельное производство и договориться с судьями, чтобы не замораживали. Только уж это мне не по силам, Дмитрий Евгеньевич.

— Ладно, попробую. И еще, — решился Дмитрий, — я даю беззаконное предписание. Так что можешь его не выполнять.

— Не дожидаясь суда, вернуть квартиру бомжу? — догадался участковый. — Влупят вам, если узнают.

— Но хоть где-то, хоть в одной точке мы с тобой можем поступить по совести?! Заслуженный же человек, история города! Мелкий жулик отнимает квартиру, а мы что — даже не чихнем? Срывай печати, вскрывай квартиру и заселяй. Ксерокопии всех этих бумаг оставь мне, чтобы я мог в любую секунду их предъявить.

— Я ведь о том же думаю, Дмитрий Евгеньевич! — Участковый даже слегка обиделся. — И не пишите вы никакого предписания. Сам возьму и самоуправно его заселю. И все дела. И насчет справки о временной регистрации договорюсь. А за вами — судьи.

— Ладно, — рассмеялся Дмитрий, — раз ты такой смелый…

Надо художнику позвонить, подумал он, когда участковый покинул его кабинет, порадую старика, пусть узнает, что у нас тут тоже не все идиоты жестокосердные.

Но потом решил, что звонить лучше завтра, на Таврическую, после выписки Федорова из больницы. Весь следующий день он мотался по городу, а когда вспомнил о звонке, был уже поздний вечер. И поднимать только что оправившегося после инфаркта старика даже ради хорошей новости показалось ему неловко.

О художнике на другой день напомнила родная сестрица Агния.

— Димка, ты на похороны пойдешь? — спросила она чуть задыхаясь. Видимо, слишком быстро поднималась по лестнице в своем редакционном комплексе и не могла отдышаться.

— Какие похороны? Извини, я тут очень занят, ты не могла бы…

— Ты что, некролога не читал?

Сестрица, уж если что ей было надо, становилась назойливой. Однако сейчас голос у нее был такой, как если бы она сообщала о смерти близкого родственника. Но ему и в самом деле было в ту минуту не до чьих-то похорон. С живыми бы управиться.

— Не читал, дорогая, все эти некрологи, мадригалы… Прости, мне правда некогда.

— Значит, не читал, — подтвердила Агния как бы самой себе упавшим голосом. — Художник Федоров умер. Мы позавчера еще с тобой встретились. Ты что, забыл? У лифта. А после этого он сразу умер. Прямо у меня на глазах.

— То есть, как это — на глазах? — Новость была чересчур внезапной и до Дмитрия дошла не сразу. — Ты это точно знаешь, или тебе кто-то сказал?

— А вот так, я сидела рядом с реанимацией… пока врачи пытались его спасти…

Дмитрию послышалось, что сестра всхлипывает.

— Ничего себе! Он же меня уверял, что здоров!

— Димка, там есть одна деталь… Понимаешь, когда я была в Париже… Ну помнишь, я тебе привет передавала от комиссара…

— Слушай, извини, но вот про Париж не надо, — перебил он. — Мне еще Парижей не хватало. Когда похороны, не знаешь?

— Завтра. В час дня отпевание в Князь-Владимирском соборе, оттуда — на Смоленское. В сегодняшних «Ведомостях» некролог, там все указано. Мы тоже дали сообщение, я сама вчера весь вечер писала. Все-таки была рядом, когда он умирал. Димка, слушай, я, правда, хочу сказать важную вещь. Тогда, в Париже…

— Сестренка, давай про Париж расскажешь потом… Я записал: в тринадцать часов, Князь-Владимирский. Будь.

Самарин положил трубку, так и не дослушав сестру. И даже подумал с досадой, что всегда она с чем-нибудь носится: прежде со своим дворянством, теперь вот с Парижем. Тысячи людей ежегодно бывают в Париже, и никто об этом даже не догадывается, а ей надо, чтобы обязательно узнал каждый!

— Самарин, какого хрена? — Обычно скучный голос заместителя городского прокурора города Зотова звучал сегодня прямо-таки яростно. А позвонил он именно в ту минуту, когда Дмитрий запирал сейф, чтобы мчаться на отпевание художника Федорова в Князь-Владимирский собор.

— А в чем дело, Вячеслав Петрович? — спросил Самарин, мысленно перебирая все свои последние провинности. Их было больше дюжины.

— Это я хочу знать, в чем дело! Он еще спрашивает! На него адвокаты бочку катят за самоуправство, а он девочкой прикидывается! Мигом ко мне со всеми делами по этим, ну, по исчезнувшим парням! Хоть по одному с места стронулся?

— Провел идентификацию…

— И все?

— Вячеслав Петрович, вы же сами знаете, люди задыхаются!

— Так прямо и задыхаются? Во главе с тобой? А у меня тут лежит другая информация, что ты от безделья благотворительностью занялся. Или не от безделья, а, Самарин? Что молчишь? Сколько тебе бабок сунули за это дело? Все! Я сказал, мигом быть у меня.

Заместитель прокурора города Зотов ничем особенным не прославился и не отличился. Его предшественнику пришлось уйти после грандиозного скандала, устроенного в СМИ. Зотов и занял пустующее место. Был он человеком аккуратным, честным и скучным. Взяток, юных соблазнительниц и подозрений в связях с бандитами боялся больше, чем гремучих змей. Старательно ловил все веяния «сверху», но страшно терялся, если веяний было несколько и они противоречили друг другу. Никакой реальной помощи от него Дмитрий не ждал и время, которое предстояло провести в городской прокуратуре, уже считал потерянным впустую.

Сейчас это казалось особенно обидным, потому что к началу отпевания он и так опаздывал. Хорошо хоть этот ритуал длится долго. Старик, хотя они виделись-то всего дважды, как сейчас говорят, запал ему в душу, и проститься с ним было необходимо. С другой стороны, Дмитрий уже был на нескольких отпеваниях и каждый раз мучался оттого, что совершенно не понимал этого действа. Одно дело, когда друзья и близкие, вспоминая о добрых делах усопшего, с болью в душе произносят короткие речи, а другое — когда сытый равнодушный молодой мужик с бородой и в рясе по много раз повторяет маловразумительные невнятные слова молитв. А может, и не молитв, может, издевательств. Дмитрий как-то раз допрашивал в качестве свидетеля парня из церковного хора, так тот такое порассказал и такое изобразил. В том числе и о том, что они порой поют вместо молитв! Однако что бы в церкви ни делали, все-таки остается душевный долг. И поэтому Дмитрий специально рассчитал время, чтобы попасть к концу церковного прощания. Но теперь он вынужден был мчаться на улицу Якубовича, в городскую прокуратуру.

• Предыдущая
• 72/88
• Следующая