Шкура неубитого мужа - Михалева Анна Валентиновна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/73
- Следующая
— Господи. — Маша замерла. — А это-то тут при чем?
— Говорят, убийства похожи. Чуть ли не из одного пистолета стреляли, что ли. Или совпадение, такое бывает. — Катька глотнула чай и поморщилась. — Я бы водки выпила, честное слово.
Она встала, чуть шатаясь добралась до холодильника, вытащила полбутылки водки, отпила прямо из горлышка. Когда откашлялась, запоздало спросила:
— Может, и ты?
— Нет. Я не могу понять, почему влезли в ее квартиру?
Что она, дочь Рокфеллера? С какой стати?
От водки Катька немного пришла в себя. Ее перестало колотить, да и щеки слегка порозовели.
— Я же говорю, она болтала направо и налево, что жутко популярна среди богатых мужиков. Что они ее подарками забрасывают по несколько раз на дню, а она еще и не все принимает Вечно таскалась по мероприятиям эдаким… — Она повертела кистью в воздухе и презрительно фыркнула:
— Ну, великосветским. Ни одного приема за полгода не пропустила. То она на годовщине «Газпрома», то на дне рождения Пугачевой, то там, то сям, то на приеме в посольстве, как вчера. Как она эти приглашения доставала — одному богу известно. Цепляла там всяких мужиков — по большей части, мелочь. И никаких подарков особенных ей не дарили. Только вот Бобров за тебя шубу выделил. А уж что она вокруг этого устроила!
Она же на каждом шагу заливала: мол, и Бобров в числе ее поклонников. Ох! Я ей говорила, чтобы перестала. Она у кого-нибудь выцыганит колье или кольцо поносить — такое, чтоб подороже смотрелось, так и начнет о нем петь на очередной вечеринке каждому встречному. И изображает из себя великосветскую львицу. Она все деньги на шмотки тратила. Туфли — 500 баксов, платье — 600 баксов. Копила, по-моему, даже ела через раз, только бы лишнюю тряпку купить. А люди на этих приемах разные.
Вот, видимо, и нарвалась на ворюгу со своими байками.
— Значит, ее ограбили.
— Да, вынесли только шубу. Что у нее там было-то?
Смех один. Стоило человека из-за этой дряни убивать!
Ox! — Она опять всхлипнула.
Маша испугалась, что у Катьки начнется очередная истерика, и спросила, чтобы ее отвлечь:
— А к тебе она зачем приходила?
— Ой, — та вздрогнула. — Да бирюльку твою отдала.
Я на нее нажала, сказала, что мне ее сегодня возвратить эксперту нужно.
— Что?!
— Да, ну это же Аська! Она зашла в мастерскую к Кольке, а там я в твоей штуковине на шее. Ну, она и привязалась: откуда да откуда. Я ведь ее знаю как облупленную.
Скажешь, мол, Машкина, она затаскает на год. А что, своим можно и дольше не возвращать. Тянула бы до последнего: то некогда, то «ну дай надеть в последний разок, а завтра отдам, чтоб у меня зубы повыпадали». Вот я и соврала, что первое в голову пришло: что взяли его у одного антиквара, чтобы Колька вдохновился на выставочную работу. Аська тут же завела свое нытье: «Дай на вечер, иду на прием в посольство, нужно позарез». Я и подумала, что с того, если она его наденет один разок.
— Ой, господи! — Маша испуганно зажала рот рукой.
Сердце ее ухнуло в пятки.
— Она еще хвасталась, — не замечая ужаса в ее глазах, продолжала Катька, — что каждый второй ей комплимент делал, какой у нее потрясный кулон. И мужики, и женщины. Кажется, даже посол отметил. Вот и порадовалась напоследок. Да, я же тебе его отдать должна.
Она вышла в коридор, порылась в сумочке, вернулась с кулоном в руке, рассмотрела его в свете шестидесятиваттной лампочки:
— Правда красивый. Возьми, Колька работу свою уже закончил. Сказал, подарит тебе этюд в качестве благодарности.
"Не стоит, — хотела ответить Маша, но не стала. Вместо этого покрутила украшение на ладони, грустно подумала:
— Странно. Уже двоих, кто носил эту штуку, убили… Надо бы от нее избавиться".
— Знаешь, — сказала Катька, — плюну-ка я на эту дурацкую Москву, подамся в Питер.
— Зачем? — удивилась Маша.
— Ну, как… — Та потянула себя за прядь волос, задумчиво накрутила ее на палец. — Там у меня друзей больше, там джазовой певице вообще легче. В Питере к джазу другое отношение, да и город поспокойнее.
— Глупости, в Питере столько же бандитов на душу населения, сколько и в любом другом городе.
— Не знаю… — Катька снова села на табурет, подперла щеку кулаком. — С Севера все в Питер чешут, там мы свои.
А тут все равно изгои. И неуютно мне в Москве. Особенно теперь.
— Да подожди ты все кидать. Пройдет время…
— Вот именно, — перебила ее подруга. — Время проходит, а я все в стрип-баре на подпевках. Везет не всем.
Вот на тебя Бобров клюнул. А моя призрачная надежда показала мне дулю.
— Тот продюсер на музыкальном вечере…
Катька поморщилась:
— Сказал, что если бы хотел мной заняться, то занялся бы уже давно.
— Он дурак, — процедила Маша. — Я слышала тебя.
Ты потрясающая. Что им всем еще нужно?
— Вот и я так думаю, — вздохнула подруга. — Ай, фигня. Прорвемся. Если не выйдет из меня певицы, прославлюсь как Колькина натурщица.
Сэр Доудсен пребывал в тоске. Его больше не радовал рост акций родной компании на Лондонской бирже ценных бумаг. Еще бы — он помолвлен с Ви, этим крокодилом в обличье ученой цапли. Душа его наполнилась могильным холодом и таким же мраком. Выхода из тупика не было. Все утро он принимал поздравления. Разбудил его звонок тети Алисы, которая огласила его квартиру раскатистым рыком:
— Наконец-то ты одумался, мой мальчик. Я давно твердила, что лучше Виолетты тебе невесты не найти!
— Нечто подобное я слышал вчера на приеме от ее матери, — с глухим стоном он припомнил ужасную сцену на балконе.
— Теперь я спокойна за твою судьбу. Виолетта возьмет тебя в крепкие руки…
«Скорее силки», — подумал Александр.
Дальше он не слушал, углубившись в неприятные размышления о том, что все могло быть иначе, если бы по дороге на прием его сбил автомобиль. Месяц в больнице и жизнь на костылях сейчас казались ему предпочтительнее, нежели маячившая женитьба. Родственники продолжали его донимать и на работе. Мать поинтересовалась, какую рамочку он желает видеть на объявлении о помолвке в «Морнинг пост», отец с прозорливостью, присущей мужчинам, посоветовал не падать духом. Дядя Реджинальд тепло посочувствовал. В долгу не остались и друзья из клуба «Пеликан». Те со злорадным удовольствием слали ему письма по электронной почте, расписывая жуткие истории о том, как некий лорд Брэндхем избежал свадьбы, сев в тюрьму на пять лет за жестокое избиение полисмена в состоянии аффекта по причине своей помолвки.
А барон такой-то сделал то-то (еще более ужасное), а сэр тот-то вообще… Все эти примеры леденили кровь молодого жениха, хоть и являлись завуалированными советами друзей. Кроме того, похоже, все население Англии избрало развлечением в это злосчастное утро забрасывать его офис поздравительными факсами и телеграммами.
Посему факт помолвки не укрылся и от сотрудников.
Каждый счел своим долгом заглянуть в его каморку и поздравить с «замечательным событием».
— Виталий, а вы женаты? — с тоской спросил Александр, когда в проеме появилась голова зама.
— Три раза, — весело ответил тот.
— Зачем вам столько? — удивился молодой аристократ, искренне не понимая, почему человек по собственной воле подвергает себя пытке еще и еще раз.
— Так весело же!
Сэр Доудсен только плечами пожал: «Что тут веселого?»
— Скажу вам по секрету, — перешел на заговорщицкий шепот Виталий, — что вам, как человеку, вступающему в брак впервые, этого пока не понять. Подождите годик-другой, и вам тоже захочется поменять обстановку.
— А были случаи, чтобы вы не хотели жениться? — с надеждой вопросил страдалец.
— Я?! — несказанно удивился зам. — А с чего бы мне не хотеть? Это же весело!
Молодой аристократ понял, что дальнейший разговор бессмыслен. Он попытался углубиться в работу, но так и не смог сосредоточиться на проекте договора о перевозках продукции кондитерского завода из Москвы в Париж.
- Предыдущая
- 32/73
- Следующая
