Королевство белок - Тулянская Юлия - Страница 41
- Предыдущая
- 41/76
- Следующая
«Значит, не „удостоилась“ еще», – почему-то с облегчением подумал Энкино и улыбнулся.
Лодия считала удары сердца – неровные, слабые, – обеими руками держа запястье Энкино. «Надо сказать наставнику: он больше не выдержит…» Лодия чувствовала, что и Энкино это знает. Он сидел боком к Лодии у стола, подав ей руку. На столе в старом подсвечнике горела свеча.
– Вот так целыми днями глядел на свечу, – Энкино отвернулся от Лодии. – Мне даже воды часто не дают, а свечи оставляют всегда, сколько хочешь. Я понимаю… Когда все плохо, страшно, ничего нет, а чего-то одного вдоволь …это как-то… утонченнее.
Он, подумав, добавил:
– И тебе иногда позволяют приходить, лечить… Все равно это скоро кончится, я понимаю.
– Может быть, ты все-таки достигнешь озарения, – покачав головой, сказала Лодия.
– А может быть, наоборот, померкнет последний свет? – с усмешкой Энкино постучал себе по лбу. – Весь вопрос в том, что называть озарением.
Лодии стало тревожно.
– Интересно, почему у вас нет путешественников? – Энкино глубоко вздохнул. – Ну да… Непроходимые леса, болота, чащи. Но нас-то это не остановило – меня и моих друзей. Вы не путешествуете, потому что вам ничего не нужно. Истину уже открыл вам Князь или тот мудрец в темно-синей хламиде… Научить другого очень просто: довести его пытками до полусмерти, чтоб он забыл самого себя… – печальная, насмешливая складка появилась у губ Энкино. – У вас все философы так глупо торжественны, как этот мудрец в синем?
– Наставник Мирт…
– Тернарий из Тиндарита был поденщиком и кулачным бойцом, Сардоник вышел из богатой семьи, но роздал согражданам все имущество, чтобы осознать свою независимость от богатства. Ренино Оргонтиец владел множеством поместий и не то чтобы особенно раздавал… Все они что-то делали и несли за это ответ, у них был выбор. То, что они считали истиной, им приходилось отстаивать и словами, и образом жизни, – Энкино говорил прерывисто. – А что ваш наставник Мирт? Он сидит в своей комнате, среди во всем согласных с ним книг. Он пишет еще одну, полную напыщенного вздора, который здесь некому опровергнуть. К нему приводят пленника с завязанными глазами – на краю пропасти вести философский спор! Что не так – «уведите его!» Ну как тут не чувствовать себя полубогом!.. – он запнулся: дыхание сразу же сбилось.
– Тебе об этом говорить нельзя. Волноваться нельзя – опять станет хуже. Не то дам тебе сонную настойку и будешь спать до утра, – пригрозила Лодия.
– С одной стороны – хорошо, – задумался Энкино. – Если только снов не видеть… А сама уйдешь?
– И сама уйду.
– Тогда лучше не надо. Давай о другом…
– А у вас какие книги пишут? – подняла на него глаза Лодия. – Если не «полные напыщенного вздора», тогда какие?
– У нас – разные. И вздор тоже… Например, пьесы или стихи. У вас пишут стихи?
– Да, у нас есть песни о подвигах и деяниях прославленных воинов и служителей. И гимны, выражающие нашу любовь к Князю.
– Как вы еще все не перемерли от скуки? Лодия! – нервно засмеялся Энкино. – А просто о любви, настоящей, а не к Князю, – неужели у вас ничего нет?
– О какой – «настоящей»? Ты опять волнуешься. Сейчас уйду, – пригрозила снова Лодия. – И – настойку.
– Нет, погоди… – Энкино поднял ладонь, жестом показывая ей оставаться на месте. – Если ты от меня этого не узнаешь, то ни от кого этого не узнаешь. Сейчас я тебе прочитаю… – он вздохнул. – Я так и не успел сыграть на сцене героя…
Он стал читать, остановив взгляд на свече и собрав все силы, чтобы голос не срывался и звучал выразительно:
Лодия сидела неподвижно, глядя на ту же свечу, а не в глаза Энкино – взгляды их пересекались в маленьком пламени.
Свеча уже догорела до половины. Энкино встал, прошел до окна, вернулся. Лодия хотела сказать ему: «Сядь, успокойся», но молчала.
– О чем ты думаешь? – не выдержала она.
– Думаю… Думаю, Лодия, вот о чем… – медленно начал Энкино. И вдруг развернулся к ней и резко спросил:
– Что с вами делает ваш Князь? Зачем вы ему? Ты даже не представляешь, – он посмотрел Лодии в глаза, – какой жалкий клочок земли это ваше княжество, как убоги ваши строения, как смешны рассуждение этого великого книжника, опять забыл, как его имя… по сравнению с тем, чего достигли мыслители в большом мире.
– Это падший мир, – сказала Лодия. Она знала, что не должна бы слушать это – но продолжала слушать. – Он лежит во прахе, лишенный присутствия Князя.
– Да, весь мир пал, а только несколько тысяч человек, или как вы там себя называете, зажатые на клочке земли среди глухого леса, сохранили себя в первозданном виде. Нет, Лодия. Скажи, Князь – это кто? Это ваш правитель, объявивший себя богом? – Энкино уже размышлял вслух. – Или демон?
– Он – высшее существо. Он – дух, – отвечала Лодия. – Разве ты не понял? Ведь он являлся тебе…
– Если так, что он делает с вами, и почему замкнул вас здесь, как в тюрьме?! Ведь если он так велик, как ты говоришь, он-то понимает, что такое весь мир, и что такое ваше княжество с кучкой «высших».
Лодия примостилась на скамеечке возле камина. В этот день она не была у Энкино. Наставник Мирт объявил, что достаточно, что скоро все произойдет.
– Ты спрашиваешь: что такое весь мир? А сама даже не слышала стихов о любви и не ела никогда печеных каштанов, – на прощанье сказал ей Энкино. – На юге, где я родился, много каштанов.
Лодия заставила его выпить снотворное, он лег на циновку, но уснуть не мог. Целительнице недовольно сдвинула брови. Он очень ослабел и измучен, раз даже лекарства действуют не так, как должны.
– В Соверне это лакомство знают даже бедняки, а у вас… не изобрели даже печеных каштанов в сахаре! Мыслители! Ну что за вздор! – Энкино засмеялся.
– Перестань говорить глупости. Спи, – попросила Лодия.
– Ты считаешь, что это глупости, потому что никогда не пробовала, – не согласился Энкино. – Сначала попробуй, а потом говори. Не перебивай меня, Лодия! Возьми каштаны, надрежь их и положи в золу. Когда достаешь каштан из огня, он лежит, темно-рыжий и тускло блестящий. Но он так горяч, что не удержишь в руке. Твои волосы такого же цвета, мне кажется иногда, что если я коснусь ладонью твоих волос, то обожгусь.
Лодия растерялась:
– Что ты такое говоришь?
– А ты сама знала?
– Нет…
– Вот видишь, надо было сказать.
…Теперь, сидя перед камином и осторожно, щипцами выкатывая печеные каштаны из золы, Лодия думала: их было десять. Вот первый, вот второй… Вдруг ей послышались за дверью шаги. Лодия вздрогнула и замерла, как будто делала что-то запретное. Но ей почудилось.
Она сложила каштаны на блюдо и подошла к зеркалу. Энкино был прав. Волосы у нее цвета печеных каштанов. Лодия почувствовала комок в горле. И как он может говорить о каштанах, находясь на грани безумия или смерти? Это твердость, мужество? Но до сих пор Лодия не так представляла себе мужество… Она смотрела на себя. Лодии не понравилось собственное хмурое лицо, на котором словно отпечаталась тяжесть долга и служения. «Скоро все произойдет», – обещал Мирт. «Они делают какую-то подлость…» Лодия отлично знала, что никакое «озарение» на Энкино не снизойдет. «Вопрос в том, что называть озарением?». Но сердце у него не выдержит.
- Предыдущая
- 41/76
- Следующая
