Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 56

• Предыдущая
• 56/122
• Следующая

Конечно, я эгоист. Но не такой уж законченный! Мне маму было жаль до боли. Но как ее утешить? И пока я сопел, думал, мама встала и ушла.

Я полежал, приподнялся на локтях, дотянулся до кнопки телевизора: чтобы хоть чем-то разбить тоску и тишину.

Телевизор взорвался музыкой и криком. Знакомый лохматый тип в цветастых штанах скакал по сцене и вопил:

Это что же? Судьба решила добить меня новым издевательством?.. Да, я остался дома! Один! И останусь один навсегда! Сережка больше не придет, это уже ясно...

Громко — гораздо громче обычного! — затренькал в прихожей дверной сигнал. Я рывком сел на тахте.

Вошла мама.

— Там к тебе какая-то девочка... Ты умылся бы, все лицо зареванное...

Но мне было наплевать!

Появилась фантастическая мысль: это та девочка, что угощала меня мороженым! Сережка оказался в Заоблачном городе, не может почему-то прийти и послал девочку ко мне!

Но вошла Сойка...

Бледная, тоненькая, сразу видно, что после болезни.

— Здравствуй, Рома. Вот... я книжку принесла. Давно уж прочитала... — Она подошла ближе. Тихая, с тревожными глазами...

Да, она заметно вытянулась. Платьице с белыми листьями стало совсем коротеньким. Волосы были теперь не заплетены, а распущены по щекам и шее. Сойка взяла себя за прядку над плечом и шепотом спросила:

— Ты почему плакал?

Мне было ни капельки не стыдно. Сойка — она словно лучик в моем беспросветном горе. Я подвинулся на тахте.

— Садись сюда...

И стал рассказывать ей все.

Ну, прорвало меня. Я говорил ей про Безлюдные Пространства, и как Сережка превращался в самолет, и про Старика, и про Евгения Львовича... Всхлипывал и опять говорил. Сойка слушала и молчала. Понятливо так молчала и почти не шевелилась. Только белобрысый локон над плечом тихонько дергала иногда...

Я перестал говорить наконец, излил душу. И тогда испугался: Сойка может решить, что я морочу ей голову выдумками.

— Это все правда! Не хочешь — не верь....

— Я верю, Рома... — Она встала, оправила платьице и... пальцами тронула мою щеку. Видимо, с полосками слез. — Рома, ты больше не плачь. Я сейчас пойду... Я постараюсь что-нибудь узнать про Сережу. И как узнаю — сразу к тебе...

— Да, Сойка, да! Пожалуйста!..

Сойка ушла, а я лежал и думал: почему я такой дурак? Вспомнил девчонку из Заоблачного города, когда мама сказала про гостью, а о Сойке и мысли не появилось! А она... Ведь с ней, как и с Сережкой, связана сказка нынешнего лета!

Конечно, Сойка — тихая, незаметная. Но бывает, что негромкая песенка в тыщу раз лучше нарядной и шумной музыки.

Песенка...

Входит в оранжевую от заката бухту длинный, с широкой палубой теплоход. Падает в гладкую воду якорь, тянет из клюза цепь (она гремит), и с палубы круто взлетает бело-голубой (а от зари еще и золотистый) самолет «L-5»...

Я все так отчетливо представил, что даже не удивился, когда увидел этот самолет в небе над тополями!

Вот здесь я хочу рассказать о самом большом чуде в этой истории. О самом важном.

Знакомый (до замирания сердца знакомый!) «L-5» шел невысоко, и полет его казался очень медленным. Возможно, что просто время затормозилось в моем сознании.

Далеко ли было до самолета? Не знаю. Он казался мне размером с голубя. Я видел его сквозь распахнутое окно. Решетка на балконе тоже была раскрыта. Между мной и самолетом — ничего! Никакого препятствия.

Самолет лег на крыло и в момент поворота представился мне совсем неподвижным.

Я рванулся к нему всей душой! Протянул руки! Примагнитил его к себе! Взглядом! Как когда-то, в полетах, притягивал к себе Луну, и она, сделавшись маленькой — по законам линейного зрения — оказывалась у меня в руках!

И по тем же законам (или по сказке? или по исступленному моему желанию?) летящий вдали самолет стал как игрушка, очутился у меня в ладонях...

Секунды три еще пропеллер его вертелся, потом замер.

И я замер. Только сердце ухало тяжело и с болью.

Я держал в руках модельку величиной с уличного сизаря (а может быть, с лесную птицу сойку?). Легонькую, сделанную из дюралевой фольги и тончайшей серебристой ткани. Лишь в передней части угадывалась тяжесть крошечного металлического двигателя.

Но я же знал, что это не модель! Это он! Настоящий!

Что же я наделал! Надо отпустить, пусть летит! Пусть опять станет большим и превратится в Сережку...

Но как завести мотор? И улетит ли? И если улетит — вернется ли? Вдруг это расставание — уже навсегда?

«Сережка, прости меня... Сережка, что делать?»

И в этот момент вошла мама.

— Рома! Откуда эта модель? Какая чудесная... Девочка подарила, да?

— Да... девочка... — пробормотал я. Это была почти правда.

— Дай посмотреть...

— Нет! Не надо, она такая... очень хрупкая!

— Не бойся, я осторожно... А ты можешь уронить, у тебя руки дрожат...

Я не успел заспорить, мама взяла самолет себе на ладонь.

— Удивительная работа... Ой, Рома! Такое ощущение, что он живой! Будто сердечко бьется внутри...

Конечно, он живой! Самолет Сережка!..

— Мама, тише! Поставь его... Ну, пожалуйста...

— Хорошо, хорошо... — Мама аккуратно опустила самолетик на лакированный стол. Тот, за которым я обычно рисовал и готовил уроки. Сейчас на столе было пусто, самолетик отразился в лаковом дереве, как в коричневом льду... — А ты давай-ка умойся, и будем обедать... И все постепенно наладится, верно ведь?

Мама вышла. А я не двинулся. Я смотрел на маленький «L-5».

Что же делать-то?.. А может быть, он прямо сейчас превращается в Сережку?

Но тогда Сережка будет крошечным, как оловянный солдатик!

Нет, он станет настоящим сразу! За тем он и прилетел ко мне!.. Правда, Сережка! Давай же! Превращайся! Ну!..

Самолетик шевельнулся. Тихо-тихо поехал к близкому краю стола. То ли от моего взгляда, то ли потому, что стол был чуть наклонный. Я обмер.

Самолетик катился — все быстрее, быстрее...

Я смотрел, будто замороченный. А край стола — ближе, ближе... А мотор-то не включен! И скорости нет! Самолет не успеет ни спланировать, ни взлететь, он крылом или носом — о паркет! И только кучка лучинок, лоскутиков и обрывков фольги...

До стола было метра три. Не доползти, не поймать! «Мама!» — хотел крикнуть я, а из горла только сипенье...

Край уже — вот он!

Сережка, не надо!

— Не на-адо!!

Я рванулся! Я вскочил! Ударом ноги отшвырнул с пути кресло! Я поймал самолетик в ладони уже в воздухе!..

И правда в нем сердечко: тук-тук-тук...

Испугался, малыш? Ничего, ничего, сейчас....

Первый раз в жизни я был главнее Сережки. Решительней...

Я поставил самолетик на стол. Сказал строго:

— Включай мотор.

Винт шевельнулся — раз, второй. И с шуршаньем растаял в воздухе. Самолетик задрожал.

— Молодец. А теперь — старт. И сразу в окно! Понял? Внимание... взлет!

Самолетик задрожал сильнее. Двинулся. Поехал, помчался!

Взмыл над кромкой стола, в секунду миновал окно и балкон. И стал удаляться, делаясь все больше и больше. Пока не сделался в небе настоящим самолетом!

Он промчался невысоко над сараями и тополями. Качнул крыльями. Мне качнул!

Я засмеялся вперемешку со слезами. Что бы там ни случилось, а Сережка по-прежнему мой друг. Я выскочил на балкон, замахал самолету, перегнулся через перила. И махал, пока Сережка-самолет не растаял в голубизне...

• Предыдущая
• 56/122
• Следующая