Золотое руно - Ашар Амеде - Страница 25

• Предыдущая
• 25/39
• Следующая

— Любезный кузен, я знаю все, чем обязана королю. Моя кровь, мое состояние, моя жизнь принадлежат ему. Но его права на мою личность не распространяются.

Сезар едва сдержал судорожный вздох.

— Я не хотел бы продолжать этот спор, но — увы! — сердце не позволяет мне сделать это. Прошу вас, подумайте об опасности, которой вы себя подвергаете. Ведь он — всесильный монарх!

— Довольно, граф. Король не может лишить меня моего сердца.

Шиврю открыл было рот, чтобы продолжать, но Орфиза остановила его гордым жестом.

— Не трудитесь продолжать, это бесполезно. В свою очередь уполномочиваю вас доложить королю о моем непреклонном желании самой располагать своей судьбой.

— Сударыня, ведь это все-таки король, и не какой-нибудь, а сам Людовик XIY…

— Вы, кажется, собрались меня учить?

— Ради Бога, нет, но… подумайте хоть немного и обо мне. Я ведь должен принести его величеству дурную весть: его не слушают подданные… А короли, бывает, гневаются, и в гневе…

— Довольно. Я слишком много слушала вас уже раньше. Мне нечего вам добавить. За короля же не беспокойтесь. Он не дитя и разберется, что к чему.

Орфиза собралась было прекратить разговор, но тут вдруг вспомнила:

— Кажется, вы мне обещали ждать, пока мой выбор не остановится свободно на одном из двух претендентов?

— Да, но король…

— Идите, граф, я вас не задерживаю.

Дорогу домой граф выбрал окольную: ему хотелось все обдумать. Ни в коем случае он не собирался отступать. «Пусть её сердце будет принадлежать Монтестрюку,» думал он, — «но её тело будет принадлежать мне, и я буду герцогом. Это все же лучший вариант, чем у Монтестрюка.»

В тот же вечер он опять был в Лувре. Король заметил его и подозвал.

— Вы один, граф? — спросил он удивленно. — Я не вижу графини де Монлюсон, но зато замечаю ваш мрачный вид.

— Я принес вам плохие вести, государь. Я, конечно, сожалею, что мне не удалось тронуть её сердце, но я в совершеннейшем отчаянии от её неповиновения вашим желаниям.

— То есть, граф, графиня де Монлюсон? …

— Отказывается подчиниться воле вашего величества.

— Значит, бунт?

— Не смею этого произносить, государь. Но в своем заблуждении она выразила пожелание подчиниться самой суровой участи, нежели намерениям вашего величества. Она отвергает власть своего короля и повелителя.

Лицо Людовика XIY слегка покраснело.

— Граф, — заявил он высокомерно, — как ни тяжело подобное поручение для вас как родственника графини де Монлюсон, но я возлагаю на вас поручение объявить ей мою волю. Она должна удалиться в монастырь и оставаться там, пока её раскаяние не откроет ей нова двери света.

— Повинуюсь, государь, в твердом убеждении, что с Божьей помощью моя кузина вернет ваше благорасположение.

Сезар ушел, втайне ликуя.

— Келья или двор… Уступит, — тихо произнес он себе.

А через несколько дней графиня Монлюсон в сопровождении графа Шиврю отправилась в аббатство Шель.

— Я в отчаянии, милая кузина, — бормотал Шиврю, — никогда у меня не было такого горького, тяжелого и сурового поручения, у меня сердце разры… (ну, и так далее. Болтовня Шиврю, боюсь, порядком надоела читателю, которого я искренне жалею. Ему ведь и в жизни, небось, надоели такие, как Шиврю).

На замечание Шиврю, что он со слезами возблагодарит Бога за тот день, когда одно слово Орфизы откроет перед ней двери аббатства, она ответила:

— Поберегите ваши слезы до лучшего случая.

К счастью, игуменья Шеля не потеряла ещё сострадания за свою долгую службу и потому разрешила Орфизе оставить при себе двух-трех слуг, и среди них Криктена. Ему-то и поручила Орфиза доставить записку Монтестрюку, где бы тот ни был.

Но графиня Монлюсон забыла о Лудеаке. Предусмотрительность сего мужа не знала границ.

Едва Криктен прошел сотню шагов от ограды монастыря, как его схватили и обшарили с ловкостью, не оставлявшей сомнения в огромном опыте исполнителей, полученном ими в этом весьма любим м в то время виде цивилизованного обращения с людьми.

Командир исполнителей по имени Карпилло (для Криктена это было его первое знакомство с ним; для читателя знакомство не требуется) был ужасно рад.

— Вот здорово, — сказал он, — и бумажка, и человек при ней, хоть и дурак. Но спасибо ему все же следует сказать: по крайней мере, рука не отвыкает. Поймаем кого и получше!

Посадив Криктена в гостиничную комнату и заперев его там Карпилло помчался к инициатору этой акции, Лудеаку. Тот был с Сезаром на совещании у графини Суассон. Как только Лудеак прочитал записку — а там была всего лишь просьба о помощи — он радостно воскликнул:

— Отлично! Прекрасная вещь, эта записка. Скорей надо отправить её по адресу.

— Что? Ты хочешь, чтобы этот изменник Монтестрюк узнал местонахождение Монлюсон? — спросил удивленный Сезар.

— Конечно! Без сомнения, графиня де Суассон меня поддерживает. Ведь гасконец — да ты и сам это понимаешь — сразу же примчится на помощь. Чего ещё нам надо?

После этого Карпилло поспешил обратно к Криктену, отдал записку, извинился за ошибку и в виде компенсации предложил ему ужин и денег.

— Мы в полиции всегда так делаем, если ошибаемся, — добавил он. — А у кого же не бывает ошибок?

Криктен съел ужин, спрятал, как мог, деньги поблагодарил представителя полиции, а затем и Бога за то, что посла ему на пути таких честных людей. Ну-с, а за аббатством, разумеется, «представители полиции» повели тайное наблюдение.

Криктен же смело двинулся в путь. Дорогу ему подробно объяснила мадемуазель Монлюсон, чтобы он не разминулся с Монтестрюком. Самого Юге он знал в лицо, так как неоднократно видел его раньше у госпожи. Уверенность его усиливалась приятным звоном серебра, подаренного «полицией».

Наконец, как-то, сидя в эльзасском трактире за ветчиной с пивом, он увидел того, кого ждал, с двумя сопровождавшими. Он подошел к ним.

— Граф де Монтестрюк, если не ошибаюсь? — спросил он.

— Да, а что вам угодно?

— Вижу, что граф меня не узнает.

— Черт, да ведь это Криктен! — воскликнул Коклико. — Он же служит у графини де Монлюсон.

— Ах, вот в чем дело. — Лицо Югэ сделалось очень внимательным. — Говори же скорее.

Криктен передал ему записку.

Прочтя её, Югэ сильно побледнел.

— Лошадей! — крикнул он, повернувшись к Коклико.

Письмо за подписью Порчиа и Колиньи давало ему возможность требовать своих лошадей в любой момент. Через минуту четверо всадников уже скакали по дороге в ночной темноте.

Прибыв в гостиницу в окрестностях Линьи, Югэ по совету Криктена стал дожидаться, пока тот не сообщит госпоже о его прибытии.

— Граф, — обратился между тем к нему Коклико, — приведите себя в порядок. Вы после дороги выглядите лесным разбойником, никак не меньше.

Добавим, что если бы кто-нибудь напомнил Югэ о поручении главнокомандующего французской армией доставить королю важное донесение, он, пожалуй, сильно удивился бы, но наверняка не покинул гостиницы. Пока Югэ чистился и мылся, к Лудеаку примчался радостный Карпилло.

— Я их видел обоих, как вас сейчас — сообщил он. Монтестрюк в гостинице. Там у меня есть друзья, они мне сообщат о нем все. Лакей пошел в аббатство.

— Отлично! — воскликнул Лудеак. — Будем действовать наверняка. Пойдем к Шиврю.

Лицо Сезара просияло с их приходом.

— Держу пари, вы пришли с хорошими вестями, — заявил он.

Лудеак рассказал ему последние новости.

— Рыба плавает у самой сети, — добавил он. — Еще немного, и она наша.

— А затем?

— А затем — наше с тобой дело… У меня превосходнейший план. Человека с бумажкой можно завести куда угодно. Об этом плане я хочу сообщить синьору Карпилло. Уж он-то поймет меня с полуслова.

— Ты что же, боишься, что я проболтаюсь?

— Да нет. Я боюсь, что ты не решишься на его осуществление. Твоя совесть слишком нежная, моя же совсем не такая.

— Не бойся. По дружбе к тебе я заставлю замолчать свою совесть. Открой же мне свое сердце.

• Предыдущая
• 25/39
• Следующая