Плащ и шпага - Ашар Амеде - Страница 3

• Предыдущая
• 3/64
• Следующая

Но и при новом метании дама червей тоже не выиграла.

— Не бросая игру! — воскликнула брюнетка.

— Продолжай же! — добавила блондинка.

Темп игры нарастал. Стоило графу выиграть, как хорошенькие ручки быстро протягивались к золоту, которое он себе придвигал, и брали, сколько им хотелось. Когда же он проигрывал, в ход вступали ножки. Ими дамы сердито постукивали по полу.

В результате через у графа от содержимого мешка ничего не осталось. Он забросил мешок подальше от себя.

— Продолжай! — кричала брюнетка.

— Не бросая игру! — вторила ей блондинка.

Но графа Гедеона и не надо было подзадоривать. В жилах у него бурлило пламя, в глазах сверкало золото.

— Ставлю весь мешок на четыре броска, — произнес он. — В кости должно повезти…Впрочем, пятьсот за раз!

Он схватил дрожащей рукой стакан с костями и встряхнул его. Огромный парень с рыжими усами и ястребиным взглядом взял другой стакан и тоже встряхнул его.

— Согласен на пятьсот пистолей, — сказал он. — Если я и проиграю, то лишь верну то, что у вас выиграл.

Кости упали на стол. Все головы наклонились вперед, дамы привстали на носки, чтобы лучше видеть.

— Четырнадцать, — произнес граф.

— Пятнадцать! — Рыжие усы взвились чуть не под облака.

Вскоре второй мешок, также опустошенный, полетел вслед за первым.

— У меня есть третий мешок, — сказал граф. Он развязал очередной мешок и высыпал золото на стол.

— Ну, этот последний наверняка самый лучший, — произнесла черноволосая красавица.

— Давай на два броска! — воскликнула блондинка.

Граф живо разделил пару тысяч пистолей пополам на две равные кучки.

— Кому угодно? — спросил он.

— Мне, — ответил один из присутствовавших, капитан с рубцом на лице. — Тысяча! Да этого на войне не заработаешь и за двадцать лет!

— Что ж, вперед! — С этими словами граф Гедеон выдвинул одну из кучек на середину стола.

Настала тишина. По столу между двумя игроками покатились кости. Обе женщины, сидевшие по бокам рядом с графом Гедеоном, опираясь каждая на его плечо, напряженно заглядывали через его голову.

Сосчитав очки, граф глухо промолвил.

— Семь.

— Ну-ка, посмотрим, что будет! — воскликнула брюнетка.

Настала очередь капитана. Он бросил.

— Семь, — тоже произнес он.

— Счастье возвращается, — заметила блондинка. — Скорей бросай, чтобы оно не остыло.

— Граф бросил.

— Шестнадцать! — крикнул он веселым голосом.

Бросок капитана. И последовал ответ:

— Семнадцать.

Граф Монтестрюк слегка побледнел. Оставалась последняя кучка. Но он быстро пришел в себя и двинул вперед вторую со словами:

— В атаку пошел арьергард.

Итак, последняя надежда. У всех перехватило дыхание. Оба противника играли уже стоя. Они одновременно опрокинули свои стаканы и разом их отделили от стола.

У графа было девять очков, у капитана — десять.

— Я проиграл, — произнес граф.

Он взял мешок, напоследок тряхнул его и бросил на пол. Потом поклонился всей компании, не снимая шляпы, и твердым шагом вышел из зала.

2. Ночное свидание

Но свет на стекле окошка графини, о котором Франц говорил, что он от луны, не исчез и тогда, когда это светило закрыли тучи.

Комната графини находилась в неприступной башне, к слову сказать, никем не охраняемой.

Поэтому никто и не заметил, как из чащи деревьев, находившихся в сотне шагов от башни, осторожно вышел человек и направился по кустарникам к одному из углов башни. Подойдя к её основанию, человек вынул свисток из кармана и тихонько свистнул три раза

В ту же минуту свет в башне исчез. В окне показалась веревочная лестница с узлами на конце, брошенная затем женской рукой. Незнакомец стал подниматься по ней. Порывы ветра швыряли его из стороны в сторону, но в его движении видны были силы физические волевые, позволявшие ему упорно подниматься наверх.

Он добрался до окна. Две руки страстно обхватили его и помогли влезть. Графиня — то была, разумеется, она — дрожа упала в кресло. Он схватил её за руки и стал покрывать поцелуями.

— Боже, вы рискуете! Прошептала она в страхе, — под ногами — пропасть, кругом никого нет… Если будет беда, я её не переживу.

— Но я люблю вас! — страстно прошептал он. — Мне ли чего-то бояться? Разве я не знаю, что вы меня ждете? Разве это не к вам ведет шелковая лестница? Да у меня крылья за плечами! Ведь я к вам поднимаюсь, Луиза. Как же я люблю вас, дорогая вы моя!

Луиза обняла его за шею и, склонившись, залюбовалась им. Грудь её волновалась, на глазах показались слезы.

— А я, разве я вас не люблю? Для вас я забыла все на свете, даже самое дорогое — жизнь. И все же.. — Она запнулась. — Даже с вами я не перестаю бояться, что меня когда-нибудь постигнет наказание.

Она задремала. Молодой человек сел рядом и привлек её к себе. Она горестно склонилась к нему, опустив голову на его плечо.

— Боже, — прошептала она печально, — прошлой ночью я видела грустный сон, друг мой. Будто вы только что покинули меня. Целый день я провела в тоске… Лучше бы вы не приезжали. Я не рождена для неверности. Я не из тех, кто легко может притворяться. П ка я вас не узнала, я, хоть и жила в одиночестве и не была счастлива, все же так не страдала…

— Луиза, ты плачешь! А я готов сейчас же отдать за тебя жизнь!

Она страстно прижала его руку к сердцу.

— Мой милый, я все же не жалею ни о чем. Ведь ты благодаря мне узнал счастье. И мои слезы ничего теперь не значат. Да, бывают часы, после которых все остальное теряет смысл. Моя ли в том вина, что я тебя сразу полюбила?

И она продолжала страстно шептать ему о своей любви, как вдруг за окном раздался крик филина, облетавшего замок. Графиня очнулась и, побледнев, осмотрелась вокруг.

Ах, это ужасно! Быть беде в эту ночь. — Голос её дрожал.

— Ну что вы, птица ищет добычу. Ничего страшного.

— Сегодня я везде вижу дурные предзнаменования. Утром, выходя из церкви, я наткнулась на гроб с покойником, который несли туда. Вечером у меня лопнул шнурок на четках, и они рассыпались. Нет, это беда. Она мне грозит отовсюду.

— Какие мрачные мысли! Они у вас от вашей замкнутой монастырской жизни в этих древних толстых стенах. Вам нужен воздух королевского двора, воздух Парижа и Сен-Жермена, воздух праздников, от которых ваши красота и молодость только расцветут пышным цветом. Там вам место.

— Уж не с вами ли?

— Почему бы и нет? Вверьте мне вашу судьбу, и вы будете счастливы. Моя рука, моя шпага — ваши, сердце тоже. Имя Колиньи достаточно знатное. Для него найдется блестящее положение. А уж в нынешнее-то время! Ведь кругом назревают войны, и у дворянина все да будет возможность прославиться и составить состояние.

Луиза грустно улыбнулась:

— А мой сын?

— Я всегда приму его, как родного.

— Вы добры и великодушны, но у меня свой долг, и я ему не изменю. Моя совесть требует, чтобы я посвятила себя ребенку. Кто знает, может, когда-нибудь я одна у него и останусь. Но даже если бы меня не удерживало здесь материнское чувство, я бы все рав о не пошла за всеми. Быть женщиной, не носящей вашей фамилии, женщиной к которой вы будете прикованы вашей честностью, которая везде будет для вас помехой! … Нет, ни за что! Только лишь мысль, что когда-нибудь на вашем лице я увижу тень сожаления… Нет, такого горя я не переживу.

Вдруг она остановилась и пристально взглянула на него.

— Что я только говорю! Ведь ваш отъезд уже близок, возможно даже завтра. Вы говорили, что вас скоро вызовут ко двору, что король снова ждет вас. Может, уже пришел приказ? Да говорите же!

— Луиза, ради Бога… — Он замялся.

— Нет, я хочу все знать. Ваше молчание для меня больней, чем правда. Прошу вас, говорите, был приказ?

— Да, а получил его вчера. У меня не хватило духу сказать вам о нем.

— Вы уезжаете?

— Я ношу шпагу, и мой долг — повиноваться.

— Когда? Завтра?

Помедлив, он произнес:

— Да, завтра.

• Предыдущая
• 3/64
• Следующая