Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 29

… босиком, — закончил Логан и длинно вздохнул, отвернувшись от окна.

Гвендолен опустилась на хорошо знакомый ей карниз Дома Провидения и сразу горько пожалела об отсутствии башмаков, пусть даже обгоревших. Ночная роса и недавно прошедший дождь были ледяными.

Свет горел не в личном кабинете Энгинна, а в приемной. В очередной раз она подсматривала, скрываясь за оконными занавесями. Вначале, только начиная летать в городах, Гвендолен очень любила бродить по карнизам и разглядывать картинки из чужой жизни. Потом она возненавидела это занятие — ей казалось, что она обречена быть чем-то вроде глаз и ушей темноты, и что у нее никогда не будет собственной истории, только случайно увиденные сцены из историй других. Но сейчас она ни о чем не задумывалась — беспокойство рвало ее грудь на части, и она вновь начала нормально дышать, только увидев Баллантайна хоть в кресле, но свободно двигающим руками и без явных повреждений на лице. Более того, судя по всему, до нынешнего момента их беседа с Энгинном проистекала довольно приятно, по крайней мере для последнего. Они оба сидели, развернув кресла к камину, перед ними дымились трубки, а Энгинн, откинувшись на спинку, медленно потягивал из круглого бокала какой-то золотистый напиток.

Перед Эбером стоял такой же, но почти нетронутый.

— Не могу поверить, что глава таррской Службы Провидения позвал меня на ночь глядя, чтобы выслушивать рассказы о том, чем выгоднее торговать — валленским стеклом или эбрийской шерстью.

Гвендолен уже успела забыть, как он выглядит, когда улыбается, слегка наклонив голову. Теплая волна поднялась внутри, заставив схватиться за ставень и забыть про онемевшие пальцы на ногах.

— Что ты, это я просто хотел тебе сделать приятное, — Энгинн покатал бокал в ладонях. — Но если настаиваешь, перейдем к главной цели разговора. Сегодня утром ты отправил письмо в Службу Провидения в Круахане, — он помахал белым пакетом, взятым о стола. — Адресовано оно Фредерику Гнеллю, твоему старшему другу и учителю. В письме ты просишь разобраться, почему флотилия концессии не может беспрепятственно отплыть в Эбру, и просишь позволения отправиться с ней сам. Намекаешь на какие-то личные обстоятельства и на то, что как бы тяжело тебе не было вновь ступить на эбрийскую землю, ты обязательно должен там побывать. Разве тебя не учили, Эбер, что лгать собратьям нехорошо?

— Фредерик меня простит, — спокойным и даже беспечным тоном заявил Баллантайн. — Он прекрасно понимает., что из всех отправленных мной одинаковых писем он получил от силы одно или два. Поэтому неудивительно, что я в них не слишком откровенен…

— А сколько ты отправил?

Энгинн неожиданно наклонился вперед, и пальцы свободной от бокала руки впились в подлокотник кресла.

— Впрочем, — продолжил он через пару минут, вернув на лицо выражение человека, наслаждающегося каждым глотком, — Ноккур с моим донесением о действиях таррского вице-губернатора выехал вчера вечером. У него предписание нигде не останавливаться и забирать самых выносливых лошадей. Даже если ты отправишься в Круахан сию минуту — тебе это мало поможет. У меня есть все основания полагать, что ты вступил в сговор с валленскими и эбрийскими купцами с целью сделать казну Тарра легче на несколько мешков золота. Сам понимаешь, доказать это будет не очень сложно.

— Но ты ведь знаешь, что это неправда.

— Конечно. Потому что на самом деле я подозреваю тебя в гораздо более опасных вещах. В Тарре последнее время происходят странные дела. Я приказываю арестовать двух подозрительных книжников — а они исчезают прямо из моего кабинета на самом верхнем этаже. Ты об этом ничего не знаешь, Эбер?

— Первый раз слышу.

— И говорят, что не все крылатые убрались из города. Люди видели по ночам над крышами летающий силуэт. Что им делать в Тарре, когда Конклав закончился? А что касается этих двоих основателей университета — я достаточно про них наслушался. Рассказывают, что они умеют взглядом зажигать огонь, заговаривать железо и беседовать с животными. И вот теперь ты собираешься в Эбру. Представить, что ты сможешь туда вернуться, сколько бы лет ни прошло — это надо знать тебя очень плохо, сьер вице-губернатор. Выходит, ты едешь совсем не туда, куда говоришь. И бросаешь свою драгоценную концессию в самый неподходящий момент. Значит, ты что-то ищешь — то, что ценнее золота, дороже мирных договоров и слаще ночей с рыжей девчонкой в два раза младше. Как ее зовут, кстати?

— Прошу простить меня, Энгинн, — Баллантайн повертел в руках бокал и демонстративно отодвинул его в сторону. — Я не до конца уловил ход твоих мыслей. Я все-таки, — он извиняюще улыбнулся, — воспитан в старой школе, где было принято опираться на связанные между собой факты, а не на смутные ощущения. Повтори свои рассуждения еще раз, если не затруднит.

Энгинн раздвинул губы в ответной улыбке, но глаза превратились в два кинжала.

— Подожди, может, к концу нашего разговора картинка сложится так, что и тебе будет все понятно. Больше всего я жалею о том, что неправильно себя повел с этими книжниками. Если бы я смог их найти сейчас, то не стал бы им ставить синяки под глазами и сворачивать скулы, — он выразительно посмотрел на Баллантайна. — Может, кто-нибудь им это передаст?

— Я их с трудом вспоминаю, — Эбер пожал плечами. Наверно, только Гвендолен могла видеть, как ему нелегко держаться выбранной роли, как резче проступила морщина, прорезающая лоб, но со стороны он смотрелся безупречно. — Это те двое, что были на Конклаве — один совсем мальчишка, второй толстяк, все время навеселе? Признаюсь, я тогда решил, что от них никакого толку не будет. Зачем они тебе?

— Если они действительно владеют какой-то тайной силой, или знают, где ее добыть — она должна быть в наших руках. В руках Провидения.

— Разве Провидение само не является достаточной силой?

— Эбер, мы в самом сердце Дома Провидения, а не на королевском приеме и не на вручении посольских грамот. Не притворяйся наивнее, чем ты есть на самом деле. Ты все прекрасно понимаешь. Да, половина народа преданно смотрит на нас, открыв рот, и глотает сказки о доблестных воинах Провидения, которые не спят ночами, охраняя их покой от злобных врагов. Вторая половина дрожит от страха — эти менее удобны, потому что есть небольшой риск, что когда-нибудь они могут преодолеть этот страх все одновременно. Но всегда находятся те, кого подчинить невозможно. Крылатые, которые видят тебя насквозь — всегда их терпеть не мог. Книжники, которые чересчур часто задумываются о том, о чем думать не следует. Некоторые дворяне, слишком пекущиеся о своей гордости и родовой чести. А ты представь, — Энгинн вновь наклонился вперед, он вроде обращался к Баллантайну, но смотрел вскользь, словно забыв о нем, — что мы получим силу, способную управлять сознанием и мыслями людей. Чтобы подчинять их себе не с помощью железных предметов, развешанных по стенам в нашем подвале, а гораздо проще и быстрее. Но главное — не допустить, чтобы подобная сила оказалась в руках наших врагов.

— Я допускаю, что не так и сложно заговорить железо. Или научиться словом зажигать огонь. Предметы и стихии прикованы к земле, ими легко управлять. А вот человеческие мысли — единственное, что осталось по-настоящему свободного в этом мире.

— Брось, Эбер, разве нас в свое время этому не учили? Все мы умеем, пусть немного, но подчинять себе людей. Не говори, будто ты добился столь грандиозных успехов в султанате, не пользуясь этим.

— Все, кто пошел за мной, сделали это добровольно, — глухо произнес Баллантайн. Он отвернулся от пламени камина, и Гвендолен с трудом расслышала его слова. — Правда, я обещал им защиту круаханской короны.

. — Если ты из-за той давней истории не хочешь сейчас быть со мной откровенным, то ты трижды неблагодарный человек, Эбер ре Баллантайн. Разве не Служба Провидения предупредила тебя и спрятала в трюме валорского корабля? Разве не твои собратья подбросили гвардейцам труп удивительно похожего на тебя человека? Тот, кто отделался тремя сломанными пальцами на фоне трех десятков сложивших голову, должен преклоняться перед Провидением до конца жизни!