Любовь и картошка - Киселев Владимир Леонтьевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/57
• Следующая

Этому было уже более ста лет. И тут же они съели рыжики из «кольца». Все до одного. А нет ничего вкуснее свежего рыжика с его оранжевой шляпкой, украшенной темными кругами, с запахом сосновой шишки. Григорий Иванович показал, как нужно насыпать на рдяные пластинки рыжика немного соли, нанизать гриб на прутик и подержать над костром, пока соль не растает и не начнет пузыриться.

Наташа очень удивилась, когда узнала, что сыроежка — это только название. Сырой ее едят одни белки. А вот рыжик — единственный гриб, который в самом деле можно есть сырым.

А когда они уже вышли из леса и пошли лугом, поднялся густой туман, запахло дождем, от труб сельских печей донесся запах глиняного угара. И Виктор Матвеевич вдруг остановился и прочел им удивительные стихи. Лучшие свои стихи, если только в самом деле стихи у поэта бывают лучшие и худшие.

Это было год назад, ну чуть меньше, чем год назад. И уже тогда Виктор Матвеевич, по-видимому, знал, что ему недолго осталось вдыхать этот влажный, чистый и прекрасный луговой воздух с кружащей голову горчинкой глиняного угара. Знал или догадывался?.. Но он создал маленькую модель, этюд того, что его уже поджидало.

Негромкий и мягкий мелодичный голос Виктора Матвеевича чуть более глухо, чем обычно, звучал в густом молочном тумане.

Алле Кондратьевне было неприятно, что Анна Васильевна так подчеркивает свою дружбу с Сережиным отцом. Как будто тут других людей не было. И не хуже Гриши.

— Вы к нам в отпуск приезжайте, товарищ генерал,— предложила она громко.— Мы вам этой голубики... Лучше любого курорта. Ездила я в Сочи. Там на пляже — как шпроты в банке. Даже неприлично. А у нас тут, это вы правильно сказали, тишина, спокойствие... ИАнну Васильевну привозите. И Наташу.— Она говорила о них так, словно и Анна Васильевна и Наташа уже были в Москве.— Наташенька! — вспомнила она.— Будешь в ГУМе, там на первом этаже у фонтана, слева, крем облепиховый. Возьми для меня две баночки.

Матвей Петрович, тяжело сидя на корточках, подгребал уголь в костре. Не поднимая головы, он проворчал:

— Нет лучше, чем в Москве, Серега! Тут тебе крем облепиховый, тут тебе фонтал в магазине.

— Фонтан, дед Матвей,— машинально поправил его Сережа.

— Фонтан — когда вода вверх бьет для красоты,— убежденно сказал Матвей Петрович.— А когда вниз, для питья, — фонтал... (Так в старину в маленьких полесских городках называли водоразборную колонку на рыночной площади. Из нее брали воду, чтоб напоить лошадей) — Он поднялся и, тяжело выталкивая слова, обратился к Анне Васильевне: — Слушай, Анна... Я тебе кто? — Он горько поджал губы.— Бывший свекор. И все-таки с отъездом подумай еще раз. Как говорится, на счетах прикинь: что у тебя справа будет, что слева...

Генерал Кузнецов, которому этот разговор здесь, сейчас, показался совершенно неуместным, недовольно поморщился. Матвей Петрович заметил это каким-то боковым зрением и виновато добавил:

— Вы не обижайтесь, товарищ генерал. Дело это такое...

Сережа всем сердцем был с дедом Матвеем.

— Что вам, Матвей Петрович, ответить? — негромко, у себя самой спросила Анна Васильевна.— Устала я. Что во сне, что наяву... С одной стороны, самой непонятно, как же я школу брошу?.. А с другой... не знаю... Наташу я замучила... Правильно... Неправильно...

— Правильно, Анна Васильевна! — вмешалась Алла Кондратьевна.— И не сомневайтесь! Что вам здесь терять? Не будете директором, учителем пойдете. Оно, может, и легче — ответственности меньше. И для Наташи лучше. Ей через два года в институт поступать.

— Да,— раздумчиво-рассеянно согласилась Анна Васильевна.— В институт...

— Мама, ну при чем здесь это? — с досадой возразила Наташа.— Куда мне в институт с моими тройками.

Генерал Кузнецов снова недовольно поморщился.

— Что же ты собираешься делать?

— Закончу школу, воспитательницей буду. В детском саду, — сказала Наташа, как о деле, совершенно решенном.

Алла Кондратьевна посмотрела на нее, как на несмышленыша.

— Когда вокруг НТР,— протянула она,— а по-простому говоря, научно-техническая революция, человек без диплома далеко не пойдет. Что ж, так и будешь всю жизнь детям сопли утирать?

Сережа подумал о том, что Алла Кондратьевна, меняя свои кофточки и жакеты, каждый раз наново прикрепляет синий ромбик — значок, который выдают вместе с дипломом. В селе такие значки, не без яда, называли «поплавками». Мол, всегда поможет выплыть. Она даже не скрывала, что в институт шла не за знаниями, а за дипломом.

— Виктор Матвеевич,— враждебно сказал Сережа,— не имел диплома. И всегда с малышней возился. А все село к нему за советом бегало.

— К учителю младших классов,— поддержал Сережу Григорий Иванович.

— Не к учителю,— отрезала Алла Кондратьевна.— К секретарю партбюро. — И уважительно пояснила генералу Кузнецову. — Большим авторитетом пользовался. И ведь я ему говорила: нечего в школе сидеть. При его образованности мог университет кончить. Заочно. Тогда б не в младших классах, а в институте мог бы работать. А там бы и диссертацию защитил.

— Алле Кондратьевна! — с ужасом сказала Анна Васильевна.— Я вас очень прошу!.. Не говорите о Викторе Матвеевиче. Какая диссертация?.. Ведь его же нет!

У Наташи на глазах показались слезы.

— Не нужен ему был ваш институт! — с гневом выпалила она. — И ваш диплом! Он стихи писал...

Матвей Петрович горько покивал головой:

— Стихи?.. Что ты понимаешь, Наташка... Писал он их ночами, мучался. Из-за них и университет бросил, жизнь поломал. Куда ни посылал — хоть бы раз напечатали...— Матвей Петрович глубоко, прерывисто вздохнул и вдруг сказал с той удивительной, пронизывающей сердце откровенностью, с какой говорят только люди, уже впереди ничего не ожидающие. — Так я боялся, что Витя пить начнет... Лучше б уж пил...

Он снова подошел к костру, присел на корточки, палочкой поворошил уголья и негромко, рассеянно спросил:

— Так какое число часы твои показывают, Наташа?

— Двадцать седьмое,— удивленно ответила Наташа.

— Это по-старому выходит четырнадцатое, воздвиженье. У нас на воздвиженье всегда дождь. Крутит у меня ногу. Не так мне ее сложили, видать... А в Залесье сегодня престол. Помяни мое слово, Кондратьевна,— обратился он к Алле Кондратьевне,— опять они на хоря сотню кур с фермы спишут. Вот интересно мне: который председатель у них меняется, а хорь один и тот же самый.

Сережа и Наташа переглянулись. В селе Бульбы любили рассказывать всякие небылицы о Залесье. А Виктор Матвеевич особенно охотно придумывал шуточные истории о Залесской школе. Ничто, наверное, не сближает так людей, как общие воспоминания.

Существует особый вид фольклора. Ученые-фольклористы пренебрегают им. Обходят его в своих научных трудах. Это устные истории, которые начинаются словами «у нас в селе».

Много сел на украинском Полесье. И в любом вам непременно расскажут одну и ту же историю. Но при этом будут уверять, что произошло это у них, и назовут имена свидетелей происшествия. Упомянут и о том, что это было с дядей, или с кумом, или с соседом.

• Предыдущая
• 21/57
• Следующая