Любовь и картошка - Киселев Владимир Леонтьевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/57
• Следующая

— Что яему платил, — уклончиво ответил Матвей Петрович. — Ну, рубль, два...

— Сережа! Сколько ты получал за ездку? — с откровенным недоверием отнесся Григорий Иванович к ответу бригадира.

— Трояк, — мрачно признался Сережа.

— Щедро! — прищурился Григорий Иванович. — Из рук в руки брал? Нигде не расписывался?

— Нет.

— Молодец! Ты что, не знаешь: из рук в руки только чаевые дают. За работу у нас так деньги не получают.

— Это в теории,— возразил Сережа.— А шабашники как получают?

— Из бухгалтерии,— отрезал Григорий Иванович.— Не из кармана. В карман казенные деньги прямым путем не попадают.

— А ведь не хотела я машины по бригадам раздавать, — вмешалась Алла Кондратьевна.— Тебя послушала. Хозрасчет! Вот он, твой хозрасчет,— машину угробили! А у меня завтра дожди пойдут! Картошка в поле останется!.. Чуяло мое сердце... Анатолий Яковлевич! — горячо обратилась она к генералу Кузнецову. — Мне ведь всего десяток машин!..

— Житья от них нет,— виновато сказал Матвей Петрович генералу Кузнецову.

Это было так неожиданно и так грубо, что Алла Кондратьевна на какую-то секунду захлебнулась, а затем зловеще спросила:

— От кого это нет житья?

— От лосей,— с готовностью пояснил Матвей Петрович.— Я их терпеть-видеть не могу. На дерево загнал меня, старого человека.

— На какое дерево? — удивился генерал Кузнецов.

— На березу. Поиграться ему захотелось, так он товарища себе нашел. Лось — он сейчас самый противный. Все у него не по-человечески. Другим тварям когда самка нужна? Весною. А у него осенью гон. С августа по октябрь. Потому он и на машину бросился. Совсем сдурел. За сохатого, значит, ее принял... И волосы на брюхе у него вперед растут. У всех животных назад, а у него вперед. Посмотрел я когда-то и вначале даже глазам своим не поверил... Развелось их... А ты его охраняй. Раньше мы веники березовые в Москву отправляли. Чтоб трудящий мог в бане попариться. Теперь веники лосю на зиму заготовляй. А он все равно посадки портит.

— Так что же, по-вашему, их стрелять? — не согласился генерал Кузнецов.

— Стрелять! — убежденно сказал Матвей Петрович.— Каждого третьего. Лося бережем, а лес пропадает. Лес, он тоже природа. Может, еще поважнее лося... И вот машину через него Серега гробанул...

Сережа слушал Матвея Петровича с удивлением. Вот уж кто умел так увести беседу в сторону, что участники ее сами забывали, о чем же они говорили. Но только не Алла Кондратьевна.

— Так как, Анатолий Яковлевич? — настойчиво напомнила она.— Насчет машин?

— Ну, Алла Кондратьевна,— улыбнулся генерал Кузнецов,— могу вам пообещать только одно. В первый же день, как вернусь к себе, выясню и телеграммой сообщу.

— Не понимаю, — неожиданно возмутилась Анна Васильевна.— Лоси... лес... машины... Сережа, ты не расшибся?

Сережа осторожно пощупал голову.

— Шишку набил.

— Шишкой ты не отделаешься,— с угрозой сказала Наташа.— Вот откуда у тебя деньги. Тоже мне, трудовая копейка.

— А что, не трудовая? — огрызнулся Сережа.— Покрутила бы ты баранку.

— Наташа! У тебя часы с календариком? — спросил генерал Кузнецов.

— Да,— настороженно ответила Наташа.

Сережа исподлобья посмотрел на генерала. Он ожидал, что тот сейчас заговорит о том, откуда у Наташи часы, но вместо этого генерал Кузнецов обратился к Анне Васильевне:

— Ты помнишь, какой сегодня день?

— Не помню,— рассеянно ответила Анна Васильевна.— Сегодня что, двадцать седьмое?

— Двадцать седьмое,— подтвердила Наташа, взглянув на часы.

— Помнишь Париж, Эйфелеву башню,— медленно, словно что-то преодолевая, сказал генерал Кузнецов.

— Как давно это было,— покачала головой Анна Васильевна.

— А что было двадцать седьмого сентября на Эйфелевой башне? — не выдержала Наташа.

Анна Васильевна молчала.

— Хорошо было,— ответил генерал Кузнецов и твердо добавил: — Всем.

— Анна Васильевна,— горячо, так, словно собиралась сообщить о чем-то важном, сказала Алла Кондратьевна.— Вы мне сегодня всю ночь снились! И такой сон интересный... Что вы с Анатолием Яковлевичем уезжаете, я пришла попрощаться, а в комнате пусто, только стол и к столу, к ножке, собака лохматая привязана. Вы не беспокоитесь, это хороший сон, если собака привязана.

— Спасибо,— не поднимая глаз, ответила Анна Васильевна.— Я не беспокоюсь.— И уже другим тоном, чуть виновато, спросила у генерала Кузнецова: — Как тебе тут? Не холодно ночью?

— Нет. Я окно открывал. В лес.— Генерал Кузнецов посмотрел на охотничий домик, на поляну, на лес и снова на Анну Васильевну.— Хорошо тут у вас. Так давно мне хотелось пожить в лесу!.. Хоть несколько дней. Без телефонов, без адъютантов. Без пакетов с сургучными печатями. А тут так тихо, что слышно, как вдали, в селе, петухи поют. Голубика вокруг. Хочешь? Я собрал.

На острове, над сиренево-розовым вереском сизым дымом стелилась голубика — крупная, прохладная. Сережа машинально сорвал несколько ягод, и они сразу же растаяли во рту, оставив свой сладковато-терпкий, с кислинкой вкус.

— Нет, спасибо. Я не ем голубики,— уклончиво ответила Анна Васильевна.

Григорий Иванович коротко рассмеялся.

— До сих пор забыть не можешь? — И пояснил генералу Кузнецову: — Напугали мы ее голубикой.

— Каким образом?

— А так. Пошли мы вчетвером — я с Сережей и Виктор с Наташей. Осень, день короткий, рано стемнело. И совсем мы по-городскому заблудились. Ночевали в шалаше, на лапнике. Аннушка ночь не спала, утром все село на ноги подняла... Да, Наташа, — добавил он, все еще улыбаясь своему воспоминанию. — Уедете вы. Забудешь ты и вкус нашей голубики. Скучно нам с Сережкой без вас будет. Непривычно.

Сережа посмотрел на отца. Понимал ли он, как будет без Наташи ему, Сереже?

— И нам, Гриша,— растроганно отозвалась Анна Васильевна.— Уже никогда не будет у нас таких друзей.

Сережа вспомнил, как они заблудились. И как Наташа радовалась тому, что они заблудились...

Возвращались они тогда темно-серым рассветным лесом, и от влажной лесной подстилки остро пахло... В день рождения Сережиной мамы Григорий Иванович открыл бутылку золотистого венгерского вина «Токаи». Пробка от этой бутылки пахла, как осенняя лесная подстилка — остро и грустно, так, словно происходит что-то такое, что уже никогда не сможет повториться. И в самом деле, это уже никогда не повторится. Нет больше на свете Виктора Матвеевича...

Они тогда сразу же нашли дорогу. И, не сговариваясь с отцом, свернули немного вправо и повели Наташу и Виктора Матвеевича к маленькой лесной полянке. На ее краю росла Сережина яблоня. Это в самом деле была его яблоня, и Григорий Иванович и Наташа это знали. Но Виктор Матвеевич об этом ничего не знал и очень удивился и обрадовался, что на яблоне среди леса растут такие красивые краснобокие яблоки. Наташа сказала ему, что это Сережина яблоня, что росла тут яблоня-дичка, что обронил кто-то случайно яблочное семечко, и выросла она на краю полянки, а три года назад Сережа и Григорий Иванович сделали прививку. Они съели по сочному росистому яблоку и еще взяли с собой.

А потом они пошли к грядкам топинамбура, земляной груши, которую Григорий Иванович и Сережа посадили здесь же, на полянке. Грядки были разрыты, и Сережа очень обрадовался. Это значило, что сюда приходили дикие свиньи, вепри, для них Сережа с отцом и посадили топинамбур. Сережа подобрал несколько клубней земляной груши. Это был очень хороший сорт — тамбовская красная. Без обработки земли и подсадки он мог давать урожай несколько лет подряд.

Дальше в лесу Сережа показал Наташе «ведьмину метлу» — пучок коротких, густо растущих побегов на сосне. «Ведьмина метла» — болезнь дерева. Что-то вроде раковой опухоли. На такой «метле» появляется масса шишек, иной раз больше, чем на всем дереве. Но из семян этих шишек вырастают корявые, худосочные сосенки, которые быстро гибнут.

И, по-видимому, как сказала Наташа, ведьмы в этом лесу водились в большом количестве. Повезло Виктору Матвеевичу. Он нашел «ведьмино кольцо», состоявшее из ярко-оранжевых сосновых рыжиков. Виктор Матвеевич радовался, как маленький. «Ведьмины кольца» не так часто попадаются людям. Это верхняя, внешняя часть грибницы. Иногда очень старой. Григорий Иванович сказал, что возраст некоторых «ведьминых колец» иногда достигает более тысячи лет, и круг такой охватывает сто и двести метров. Каждый год круг расширяется на двенадцать сантиметров. По годовому приросту и определяют возраст «ведьминого кольца».

• Предыдущая
• 20/57
• Следующая