Последние дни - И Сьюзен - Страница 24

• Предыдущая
• 24/54
• Следующая

– Ты пишешь свое имя и на что ты ставишь, скажем, на пятидолларовой бумажке, и для букмекера это просто значит, что ты хочешь поставить нечто более ценное, чем бумажка в один доллар, но менее ценное, чем бумажка в десять долларов. Именно букмекер решает, кто что получает и кто что отдает. Скажем, кто-то теряет четверть пайки и получает дополнительную работу на неделю. Или если он выигрывает, то получает чью-то пайку в дополнение к своей, а кто-то неделю за него чистит уборную. Поняла?

– Поняла. Но мой ответ все равно – нет. К тому же никакой гарантии, что я выиграю.

– Ха! – Тра улыбается, словно торговец чересчур подержанными автомобилями. – Нам как раз нужна гарантия, что ты проиграешь.

Я хохочу во все горло:

– Вам что, нужно, чтобы я сдалась?

– Тсс! – Тра театрально оглядывается вокруг.

Мы стоим в тени между двумя зданиями, и никто, похоже, нас не замечает.

– Это было бы круто, – говорит Тру. Его глаза озорно блестят. – После того, что ты проделала с Боуденом, шансы точно будут в твою пользу, когда подерешься с Анитой…

– Драться с девушкой? – Я скрещиваю руки на груди. – Еще чего не хватало!

– Это нужно не только нам, – словно защищаясь, отвечает Тра. – Это настоящее развлечение для всего лагеря.

– Угу, – говорит Тру. – Кому нужно телевидение, когда есть вода с мылом?

– Мечтай, как же. – Я пытаюсь протиснуться мимо них.

– Мы поможем тебе сбежать, – чуть понизив голос, говорит Тра.

Я останавливаюсь, мысленно обдумывая с десяток возможных сценариев.

– Мы раздобудем ключи от твоей камеры.

– Мы отвлечем часовых.

– Мы сделаем так, что никто не станет интересоваться тобой до утра.

– Все, чего мы просим, – одна драка.

Я поворачиваюсь к ним:

– Зачем вам рисковать предательством ради какой-то драки в грязи?

– Ты понятия не имеешь, чем я готов рискнуть ради честной драки в грязи между двумя крутыми телками, – говорит Тра.

– В любом случае никакое это не предательство, – говорит Тру. – Оби все равно тебя отпустит, это лишь вопрос времени. Мы тут вовсе не для того, чтобы держать в плену людей.

– Почему же до сих пор не отпустил? – спрашиваю я.

– Потому что хочет завербовать тебя и того парня, с которым ты пришла. Оби – единственный ребенок в семье, и ему не понять, – говорит Тра. – Он считает, что, если продержать вас тут несколько дней, вы раздумаете уходить.

– Но мы не такие дураки. Если он несколько дней будет петь патриотические песни, вряд ли это убедит тебя бросить сестру, – говорит Тру.

– Это точно, братан, – говорит Тра.

Они касаются друг друга кулаками:

– Чертовски точно.

Я смотрю на них. Они действительно понимают меня. Они никогда не бросили бы друг друга. Возможно, у меня появились настоящие союзники.

– Мне что, действительно нужно устроить эту дурацкую драку, чтобы вы мне помогли?

– Угу, – отвечает Тра. – Без вопросов.

Оба улыбаются, словно озорные мальчишки.

– Откуда вы про все это знаете? Про мою сестру? Про то, о чем думает Оби?

– Это наша работа, – говорит Тра. – Некоторые называют нас Тра-Тру. Другие называют нас Крутыми Шпионами.

Он театрально приподнимает брови.

– Ладно, Крутой Шпион Тра-Тру, на что поставил в той драке мой друг?

Само собой, это не имеет никакого значения, но мне все равно хочется знать.

– Интересно, – удивленно говорит Тра, – из всех вопросов, которые ты могла бы задать, поняв, что у нас хватает информации, ты выбрала именно этот.

Мои щеки вспыхивают, несмотря на пакет с замороженным горошком. Я изо всех сил пытаюсь сделать вид, будто не жалею, что задала этот вопрос.

– Вы что, в детском саду? Просто скажите, и все.

– Он поставил на то, что ты продержишься самое меньшее семь минут. – Тру потирает веснушчатую щеку. – Мы все думали, что он сумасшедший.

Семь минут – более чем достаточно, чтобы тебя успели избить гигантскими кулаками.

– Может, и сумасшедший, но не слишком, – говорит Тра. Его мальчишеская улыбка столь безмятежна, что я почти забываю о том, в каком мире мы теперь живем. – Ему следовало поставить на твою победу. Тогда бы он все загреб себе. Все шансы были против тебя.

– Уверен, он бы справился с Боуденом за две минуты, – говорит Тру. – Из него прямо-таки прет крутизна.

– За полторы, это точно, – говорит Тра.

Я видела, как дрался Раффи. Я поставила бы на десять секунд с условием, что у Боудена не было бы ружья. Но я молчу. Мне вовсе не добавляет радости, что Раффи не бросился геройски мне на выручку.

– Выведите нас отсюда сегодня ночью, и по рукам, – говорю я.

– Сегодня ночью? Чертовски скоро, – заявляет Тра.

– Если пообещаешь, что сорвешь с Аниты рубашку… – ухмыляется Тру.

– Не искушай судьбу.

Тра поднимает узкий кожаный футляр и покачивает им, словно приманкой.

– Как насчет бонуса за то, что сорвешь с нее рубашку?

Моя рука устремляется к карману штанов, где должен лежать набор отмычек. Там пусто.

– Эй, это мое! – Я пытаюсь схватить футляр, но он исчезает из руки Тра, хотя тот даже не пошевелился. – Как ты это делаешь?

– Сейчас ты его видишь, – говорит Тру, покачивая футляром. Я понятия не имею, как он перешел от Тра к Тру. Близнецы стоят бок о бок, но я все равно должна была хоть что-то заметить. Потом он снова исчезает. – А теперь нет.

– А ну, отдавайте, грязные воришки. Или разговор окончен.

Тру строит гримасу грустного клоуна. Тра комично приподнимает брови.

– Ладно, – вздыхает Тра, возвращая мне набор отмычек. На этот раз я внимательно наблюдаю, но все равно не замечаю, как он переходит от Тру к Тра. – Сегодня ночью.

На лицах Тра-Тру появляются одинаковые улыбки.

Покачав головой, я ухожу, пока братья не стащили еще что-нибудь из моих вещей.

Спина хрустит и болит, когда я пытаюсь разогнуться. Смеркается, и мой рабочий день почти закончился. Держась за поясницу, я медленно распрямляюсь, словно древняя старуха.

Руки покраснели и распухли всего за один день стирки. Мне приходилось слышать о сухой потрескавшейся коже, но только теперь я понимаю, что? это означает. Через несколько минут после того, как я вынимаю руки из воды, на ладонях видны трещины, словно кто-то рассек кожу бритвой. Кожа настолько сухая, что даже не кровоточит.

Когда другие прачки предлагали мне утром желтые резиновые перчатки, я отказалась, решив, что ими пользуются лишь жеманные старушки. На меня посмотрели столь многозначительно, что гордость не позволила попросить перчатки после обеда, о чем я теперь искренне жалею. Хорошо, что в мои планы не входит делать это завтра.

Я оглядываюсь вокруг, разминая руки и думая о том, скоро ли на меня соберется напасть эта самая Анита. Если она дожидается, когда закончится мой наряд, я разозлюсь по-настоящему. Какой смысл ввязываться в драку, если не можешь даже увильнуть от часа тяжкой работы?

Я тяну время, разминая спину.

У меня болит шея, болит поясница, болят руки и ноги, болят даже глаза. Кажется, будто от боли кричит каждая онемевшая мышца. При таком раскладе даже не придется поддаваться, я просто честно проиграю.

Я разминаю ноги, делая вид, будто не замечаю идущих к нам со стороны туалетов мужчин. Их около десятка. Раффи держится позади.

В нескольких шагах от нас они снимают с себя грязную одежду. На землю летят рубашки, штаны, носки. Кое-что отправляется прямо в кучу мусора. Раффи копал канаву, вместо того чтобы заниматься по-настоящему грязной работой, но не всем настолько повезло. На них не остается ничего, кроме трусов.

Изо всех сил стараясь не смотреть на Раффи, я вдруг понимаю – от него ждут, что он тоже снимет рубашку. Бинты под ней он еще смог бы как-то объяснить, но как быть с кровавыми пятнами в тех местах, где должны быть крылья?

Я вытягиваю руки над головой, пытаясь не показывать страха. Затаив дыхание, я надеюсь, что мужчины пойдут дальше и не заметят отставшего Раффи.

• Предыдущая
• 24/54
• Следующая