Строговы - Марков Георгий Мокеевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/141
• Следующая

Сдерживая дыхание, Матвей прослушал рассказ Капки, потом стал горячо благодарить ее.

– Не надо, Строгов. Пустяки. Сама была арестанткой, – смущенно проговорила Капка.

Во вторую рождественскую ночь, когда тюремные надзиратели, изрядно выпив днем на разговенье, несли службу спустя рукава, – распилив решетку окна, бежал из одиночной камеры важный политический арестант Никитин.

Обнаружилось это только на рассвете. Часовой сторожевой башни заметил зияющую дыру в окне каменного барака и поднял тревогу. Старший надзиратель Дронов первым делом бросился проверить внутрибарачный пост.

Сидоркин, прикорнув в углу коридора, спокойно спал. Ударом кулака Дронов разбудил коридорного.

Немедленно послали гонцов к начальнику тюрьмы. Дома его не застали. Горничная сказала, что барин накануне уехал с визитами и домой еще не возвращался. Кто-то из помощников Аукенберга предложил навестить дом знаменитой проститутки Граньки Клен. Начальника тюрьмы подняли с постели. Он приехал в контору тюрьмы злой, с красными от перепоя глазами.

Сидоркина посадили на гауптвахту. На все посты, независимо от их важности и значения, выставили еще по одному надзирателю.

Матвею о побеге Никитина рассказали сослуживцы. Он вспомнил небольшого, крепкого Никитина, вспомнил, как тот хохотал над прокурором, стоя посредине холодной, сырой камеры, и почувствовал тревогу за судьбу этого человека.

«Счастливой дороги тебе, беглец», – сказал про себя Матвей.

К полудню суматоха, вызванная побегом Никитина, улеглась.

На следующий день Матвея вызвали в кабинет начальника.

Настроен был начальник мирно, держался запанибрата.

– С праздником, Строгов! – сказал он.

– Спасибо. Вас также, ваше высокоблагородие! – ответил Матвей, как полагалось по уставу.

Видно, побег Никитина причинил немало беспокойства господину Аукенбергу.

– Ты водку пьешь? – спросил он, окидывая усталыми глазами рослую фигуру молодого надзирателя.

– Самую малость. Не охотник на это, – ответил Матвей, не понимая, к чему тот клонит.

– Тебе не следует совсем пить. Водка мешает службе, – нравоучительно проговорил Аукенберг.

– Да уж какая при водке служба! – согласился Матвей и подумал с усмешкой: «Ты себе это, лоб, посоветуй. Проморгали Никитина? Попробуйте поймайте теперь в поле ветер».

Начальник докурил папиросу и, играя спичечной коробкой, сказал:

– Отныне ты, Строгов, будешь нести службу у политических. Жалованья будешь получать больше. Только смотри не вздумай пить да спать на дежурстве, как Сидоркин.

Матвей вскочил. То, что сказал начальник, было так неожиданно! Не сдержав своей радости, он совсем по-ребячьи похвалился:

– Уж я на посту не засну, ваше высокоблагородие!

Спохватившись, он забормотал что-то о тяжести ночной службы, пытаясь сгладить впечатление от своей выходки.

Но начальник ничего не заметил.

– Итак, помни, Строгов, – сказал он, – политические – это не уголовные. За ними нужен очень зоркий надзор. Будешь плохо служить – не помилую. Хорошо будешь служить – не забуду. Все в моей власти.

Матвей козырнул и вышел из кабинета, с трудом сдерживаясь, чтобы от радости не запеть.

Подпольная квартира находилась почти в центре города, в усадьбе одного именитого купца.

Матвей быстро нашел купеческую усадьбу и, пройдя с полсотни шагов по узенькому переулку, вошел в калитку.

Продолговатый флигель с крашеными ставнями был окружен высокими тополями. Кусты сибирской яблони касались ветвями стекол маленьких окон.

Матвей нерешительно постучал в дверь. К нему вышел старик с тяжелой клюшкой в руках. Он попятился назад, увидев человека в форме тюремного надзирателя, и нетвердым, удивленным голосом опросил:

– Кого вам надо?

– Адвоката Сергея Ивановича Рыжкова, – спокойно ответил Матвей.

Окинув его взглядом и выдавливая улыбку, старик сказал:

– Не туда попали, милейший! Вам, видно, неправильный адрес дали. Здесь живет доктор Чухвыстов.

– Ты не морочь мне, папаша, голову. Давай веди к адвокату, – сердито проговорил Матвей, стараясь плечом оттолкнуть старика от двери.

– Я не допущу насилия! – загораживая собою дверь, воскликнул старик.

Только теперь Матвей вспомнил о пароле.

– Фу-ты, черт! – выругался он, больше не сомневаясь, что старик из своих. – Извини, папаша, забыл: братец Сидор Ксенофонтович от души поклон шлет вашей милости!

Старик на мгновение опешил и, все еще недружелюбно и недоверчиво осматривая Матвея, прошептал:

– А мы его в гости поджидаем.

– Ну вот и сговорились! – засмеялся Матвей. – Веди!

В маленькой прихожей старик остановился.

– Ольга Львовна! – позвал он кого-то из комнат.

Послышались торопливые шаги. А когда дверь открылась, Матвей увидел перед собой свою старую синеглазую знакомую.

Через раскрытую дверь он успел заметить и Соколовского, который быстро прошел в соседнюю комнату.

– Федор Ильич! – крикнул Матвей и бросился к нему, чуть не оттолкнув женщину. – Я принес письмо из тюрьмы, от Тараса Семеныча, – почему-то шепотом заговорил он, подавая Соколовскому бумажный квадратик.

Соколовский быстро пробежал глазами по строчкам, схватил Матвея за руку и, крепко сжимая ее, крикнул:

– Оля, ура! Связь с тюрьмой есть! Садитесь, рассказывайте. Как разыскали нас? Как там Беляев? Впрочем, сначала познакомьтесь: это моя жена и товарищ по работе.

Матвей обернулся к синеглазой молодой женщине, одетой в простенькое домашнее платье и туфли на босу ногу.

– Ольга, – улыбаясь, сказала она, протягивая руку.

За чаем Матвей рассказал и о прокуроре, и о Капке, и о побеге Никитина, который помог ему получить назначение в барак политических. Соколовского интересовало все, и он долго и внимательно расспрашивал о всех тюремных порядках. Потом позвал Матвея в соседнюю комнату и попросил его снять сапоги и форменную тужурку.

– Зачем это? – удивился Матвей.

– Придется нагрузить вас литературой, – серьезно ответил Соколовский, – нелегальными книжками, газетами.

– Вот спасибо, Федор Ильич! Никогда не читал этих – как вы сказали, нелегальных – книжек.

– Нет, Строгов, с этим вам придется повременить. Да и многого тут вы еще не поймете. Все до последнего листочка я прошу вас передать товарищу Мирону.

– Мирону?

– Да. Так всегда называйте Тараса Семеновича, когда будете бывать в этой квартире.

Соколовский повесил на шею Матвею полотняную сумочку с брошюрами и показал, как нужно, чтобы не попортить газет, обертывать ими ноги.

Когда Матвей вернулся в столовую и, надев шинель и сверху ремень с кобурой, стал прощаться, Ольга окинула взглядом его крупную фигуру и нерешительно сказала:

– А что, если… Федя, может быть, мне безопаснее пойти вместе с товарищем Матвеем?

– Неплохая идея, – тотчас же отозвался Соколовский. – Вряд ли шпики будут обращать внимание на подругу тюремного надзирателя. Только одеться надо соответствующим образом.

– Я оденусь под купеческую дочку, – засмеялась Ольга. – Как, Матвей Захарович, – вы ухаживаете за купеческими дочками?

Матвей смущенно улыбнулся, не найдясь, что ответить Ольге Львовне.

Спустя несколько минут оба вышли в глухой переулок. Было тихо. На землю медленно опускались пушинки снега. Откуда-то доносилась музыка духового оркестра.

– Это, должно быть, на катке оркестр играет, – заговорила Ольга.

Звуки оркестра приближались. Звенели медные тарелки, гулко ухал барабан.

– Не должно бы, – прислушиваясь, сказал Матвей. – Под такую музыку только нам, мужикам, на парадах топать.

Он оказался прав. Не успели они дойти до перекрестка, как мимо них по широкой улице прошел военный оркестр. Вслед за ним маршировали солдаты с винтовками на плечах, с полной выкладкой. Впереди каждой колонны, гордо посматривая на толпившихся по тротуарам прохожих, шагали офицеры. Солдаты усердно месили ногами рыхлый снег, лица у них были хмурые, невеселые.

• Предыдущая
• 38/141
• Следующая