Шофферы или Оржерская шайка - Берте (Бертэ) Эли - Страница 85
- Предыдущая
- 85/111
- Следующая
Проходя большой комнатой, где находились жандармы и прислуга, вставшие все с почтительным поклоном при появлении Даниэля, Бо Франсуа нарочно небрежно опершись на руку хозяина дома, еще раз с торжествующим видом прошел мимо людей, позванных арестовать его. Даниэль дрожал от злости, но молча шел вперед.
В конце двора они остановились. Прежде красивая железная решетка, бывшая тут и украденная во время революции, была заменена простым деревянным забором. Даниэль отпер крепкую калитку, заменявшую ворота.
– Уходите, уходите! – проговорил он задыхающимся голосом, – и не пробуйте сдержать обещания, данного вами сейчас мадемуазель де Меревиль. Если когда-нибудь вы посмеете явиться сюда, под каким бы то ни было предлогом, то вы будете тотчас же арестованы.
Но к Бо Франсуа уже возвратилась вся его нахальная самоуверенность.
– Кузен Даниэль, – сказал он,– вы хорошо сделаете, если хорошо подумаете, прежде чем поступите подобным образом. Еще раз говорю вам, подумайте… и послушайте… здесь ведь можно свободнее говорить, чем у вас там наверху, в вашей комнате, возле которой находится около дюжины гайдуков; итак – послушайте: вы настолько, насколько и я, заинтересованы в том, чтобы меня не ловили.
– Я? – вскричал Даниэль, покраснев от досады. – Не смейте повторять подобной дерзости или, клянусь вам, никакое соображение не остановит меня предать вас правосудию.
– Но вы не понимаете, в чем дело, – сказал Бо Франсуа, – послушайте, кузен Даниэль, перед расставаньем поговорим по-приятельски, насколько это возможно. Я допускаю, что я беглый, как вы в том уверены, и что вы велите меня схватить, прекрасно. Но тогда первым же моим делом будет открыть моих соучастников, а я могу набрать их из разных обществ и при разнообразных положениях в свете. Что помешает мне в числе прочих назвать человека, из моего собственного семейства, согласившегося преднамеренно закрывать глаза и в случае нужды даже помогать мне, находя в том свою выгоду?
– Меня? Да это сумасшествие!
– Вы думаете? А припомните прошлое и подумайте, нельзя ли его перетолковать против вас… Разве даром мои люди и я выручили вас и ваших родственниц на Гранмезонском перевозе? Разве даром такой бедняга торгаш, каким я кажусь, согласился бы уступить десять тысяч экю мадемуазель де Меревиль, вашей будущей супруге? Разве безо всякой причины получили бы вы сами, того не подозревая, может быть, дорогие подарки? Нет, милый мой Ладранж, никто и никогда этому не поверит; а, между тем, многие видели, каким постоянным покровительством вознаграждали вы меня за все эти услуги; действительно, не вы ли сами в здании юстиции в Шартре, спасли меня от когтей этого сумасшедшего Вассера? Не сами ли вы сейчас проводили меня мимо всех этих людей, казавшихся весьма расположенными схватить меня? Сообразите-ка все это, кузен Даниэль, и скажите, не прав ли я, думая, что вы слишком скомпрометируете себя, поступив со мной строго?
Открывшаяся разом у ног пропасть менее поразила бы Даниэля, чем раскрытый перед ним новый свет всех этих происшествий. Честность и прямодушие не допускали его до сих пор подозревать возможности придать другой смысл его великодушию с его недостойным родственником. Теперь глаза его открылись, и он не только не отрицал тут опасности для себя, но еще увеличивал ее в собственных глазах. При этом негодование его, как оскорбленного честного человека, было так сильно, что у него недостало сил скрыть его.
– Несчастный! – начал он. – Не испытывайте более моего терпения! Предавая вас суду не достаточно ли я этим докажу, что питаю к вам столько же презрения, сколько и ужаса.
– Вот это-то и вводит вас в заблуждение, кузен Даниэль; узнают, что вы мой наследник, и если вы меня осудите, то прямо и скажут, что поссорились со мной для того, чтобы получить мое наследство.
Этот последний довод, справедливость которого Даниэль хорошо понимал, окончательно привел его в отчаяние. Он уже видел себя обесчещенным, потерянным, обвиненным в соучастии со своим преступным родственником, и какой бы стороной ни поворачивал он этого обстоятельства, везде опасность для него была неизбежна. Между тем, его горе было столь нестерпимо, что он вдруг с ожесточением заговорил:
– Вон, вон, негодяй! И чтобы я никогда больше не видал тебя!… Я сдержу свое обещание, так как имею несчастье быть с тобой одной крови. Но если когда-нибудь нога твоя перешагнет порог этого дома, я первый же обезоружу тебя, хотя бы после этого мне и пришлось умереть с горя, стыда и отчаяния.
Счастье Даниэля, что при последних словах он сильно толкнул Бо Франсуа и захлопнул за ним калитку. Атаман был взбешен до исступления; пена клубилась у его рта, он скрежетал зубами; повернувшись опять к двери, он принялся толкать ее ногами и руками с остервенением дикого зверя. Охрипшим уже голосом он стал звать Даниэля, и если бы тот имел неосторожность подойти к нему, то, конечно, негодяй бросился бы на него и без милосердия тут же бы его убил.
Но Даниэль вернулся уже в замок, да и Бо Франсуа не замедлил опомниться и увидеть бесполезность своих угроз. Оставя калитку, он удалился быстрыми шагами. Между тем, отойдя несколько шагов, он снова остановился и, сжав кулаки, пробормотал:
– Я вернусь, да, я вернусь и камня на камне не оставлю от этой старой развалины… Они звали меня на свадьбу, так я приду сюда праздновать! Нет более пощады! До сих пор я осыпал их золотом, бриллиантами, благодеяниями, и это я!… Они не подозревают, что я дал им все это для того, чтобы потом разом же все и отнять у них; теперь настала пора отнять… Дерзкий! Вытолкнуть меня! Но настанет же и мой черед! Я отниму у него это прелестное дитя, а что касается до него… Он не знает еще моей власти, так я покажу ему ее. Он думает, что я боюсь его жандармов и его солдат! С этого времени я стану действовать открыто, с оружием в руках; а у меня на это сил хватит!
Соображая таким образом план разрушения, он дошел до деревни, где накануне в трактире оставил свою разносчичью коробку, позволявшую ему везде ходить беспрепятственно. Надев ее на свои могучие плечи, он отправился далее.
Выходя из Меревиля, он догнал пешехода, шедшего по одной с ним дороге и часто оборачивавшегося на него. Но только когда поворот дороги скрыл от них последние строения селения, Бо Франсуа подошел к товарищу.
– Борн, – сказал он грубо,– каким это манером ты один здесь? Где же другие?
Борн де Жуи, так как это был он, заметил встревоженное лицо атамана.
– Мег, – спросил он с любопытством, – что с вами?
Бо Франсуа, не терпевший этих вопросов, сердито повторил свой вопрос.
– Где они? – повторил Борн. – Да вам лучше знать, потому что они пошли по вашему же приказанию. Вчера вечером, увидав из окна ваш сигнал, мы все разошлись кто куда. Те пошли сегодня утром в Мюэстский лес, а я остался в деревне вас ждать.
– Хорошо! Есть ли какие вести о Руже д'Оно?
– Он, должно быть, ночевал сегодня с несколькими нашими людьми у дедушки Пиголе в Гедревилле; а так как у дедушки Пиголе всегда кутеж, то наши молодцы, вероятно, и до сих пор там в подземелье хохочут да пьют у Гедревилльского франка. (Дедушка Пиголе, землемер Гедревилля Безош, был одним из деятельных укрывателей шайки. Он прятал у себя в подземелье, вырытом у него под садом, большое количество разбойников. В процессе Оржерской шайки есть подробное описание этого подземелья, как театра многочисленных преступлений.)
– Ну, в таком случае, ты генерал Надувало, отправься сейчас же к Пиголе и скажи от меня Ле Ружу и всем другим, чтоб тотчас же шли в Мюэстский лес, где и меня найдут. Люди пусть будут вооружены; верховые пусть приведут своих лошадей. Если встретишь по дороге кого из шайки, отдай те же приказания. Предупреди по дороге всех франков. Ступай же и торопись; до Гедревилля отсюда только два лье, надо, чтобы через час Руж д'Оно получил мое приказание.
– Мег, так у нас будет важная экспедиция на следующую ночь?
– Экспедиция, какой ни ты, ни кто из наших людей еще не видали, – сказал Бо Франсуа, оживляясь. – Надо, чтобы наконец знали, на что мы способны! Наше число, наш состав делают нас недоступными, разве только за исключением больших городов; нам стоит только захотеть, и мы завладеем всем департаментом… Неподалеку отсюда есть замок, где найдется тысяч на шестьдесят ливров, кроме денег еще есть бриллиантовые уборы и другие драгоценности, которых достаточно, чтобы нас всех обогатить, не считая главного хлебного поставщика, выкуп за которого можем потребовать какой пожелаем. Сегодняшнюю ночь пойдем атаковать дом, и если вздумают защищаться, то зажжем его со всех четырех сторон… Пусть их видят… тысячу чертей! Пусть их видят!…
- Предыдущая
- 85/111
- Следующая
