Могильщик. Черные перчатки (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 87

Потом, спустя вечность, его швырнули на что-то твёрдое и принялись обливать тёплой солёной водой. Когда это прекратилось, он остался в темноте.

Но даже сюда до него долетал непрекращающийся нечеловеческий вой.

Песнь берсеркера. Песнь смерти.

— Больше не останавливайся, или ты знаешь, что будет, — сказал ему кто-то.

Чёрные перчатки. Грубая кожа, широкий раструб основания, поднимающийся выше кисти на четыре-пять дюймов. Плотно охватывает ладонь, будто бы сделана на заказ. Если сжать руку в кулак, можно услышать тихий скрип кожи. Каждая перчатка звучит по-своему, и чем она старше, тем этот скрип глуше, но никто никогда не видел, как перчатки рвутся, они неразрушимы. Никто не знает, откуда они появились, но все знают, кому они принадлежат. Их владельцы — могильщики, каста мародёров, грабящих древние довоенные города. Эти перчатки помогают могильщикам в работе — на них не действует никакая магия. Но есть у этих перчаток один существенный минус — на них наложено проклятье. Надев их всего один раз, навсегда становишься могильщиком, мародёром, которому до конца жизни суждено бродить по земле, собирая вещи в могильниках. Кто-то доживает до тридцати лет, кто-то гибнет в первом же городе, но судьба у всех одна — свежей порцией костей лечь в мёртвом городе. Даже если могильщик выживет при несчастном случае, лучше лечь и умереть — магия оставляет их инвалидам, а тотенграбер без руки или ноги — труп.

Но сейчас перчатки Велиону были нужны не для того, чтобы снять с горстки монет или позолоченного подсвечника проклятье или магическую "змею". Они служили фактором, который повлечёт за собой сделку, выгодную для него и невыгодную для другого человека. Найти такого человека на постоялом дворе вечером обычно не составляло труда. Нет, нельзя сказать, что все они выглядели одинаково, но что-то общее было у всех. Что-то такое, после чего сразу понимаешь, что человек не прочь что-нибудь купить, продать или перепродать, причём, содрав с тебя кучу денег, но никто жаловаться не будет, ведь ни у кого, кроме этого человека, купить то, что тебе надо, нельзя.

Вот и на этом постоялом дворе нашёлся такой человек. И даже не один, а два. Первый, которого увидел Велион, был уже в возрасте, о чём говорила здоровенная лысина и проседь в короткой бородке. Он сидел прямо во дворе, у одного из костров и вяло переговаривался с полупьяным бардом, пытающимся играть на лютне, которая, наверное, служила ещё его деду. Другой сидел в помещении, за угловым столом, так, чтобы его лицо не было видно входящим в трактир. Когда глаза могильщика попривыкли к полутьме, он увидел, что это молодой парень, едва двадцати лет, надутый, как индюк, и попивающий дороге вино. К нему-то Велион и пошёл.

— Ничего не подаю, — резко произнёс парень, когда Чёрный могильщик сел к нему за стол.

— А мне ничего и не надо, — сухо ответил тотенграбер. Он вытащил из кармана четвертую, крупную медную монету, стоимостью в четверть гроша (хотя, уже в одну пятую, если не меньше), и постучал по столу. Трактирная девка подошла быстро.

— Яичница со шкварками и кружка вина, — сказала она.

— Ещё хлеб. И лучше две кружки эля.

Девка кивнула и, забрав монету, ушла. Всё равно цена была просто грабительской. Но ничего не попишешь — слишком уж жарким и засушливым было лето, причём, уже третье по счёту. Хотя, пока никакого дефицита продуктов не было, да и не известно будет ли вообще, но цены на продукты взвинтили везде: и в трактирах, и на рынках.

Перекупщик явно нервничал, отчего всё сильнее и сильнее надувался, как индюк. Сопляк. Одет хорошо, наверное, сын купца, решивший пожить на вольных хлебах. Что ж, это послужит ему хорошим уроком.

Велион положил руки на стол. Рассмотрев его перчатки, перекупщик вздохнул и тяжело выдохнул. Видимо, с могильщиками он дела ещё не имел и, как и большинство людей, побаивался. Но и сильно заинтересовался.

— Есть чего продать?

— Есть, — усмехнулся Велион.

— Подсвечники и картины мне не нужны. Лучше мелкие вещи. Кольца, письма, книги.

Велион ещё раз усмехнулся и выложил на стол вторую четвёртую. Перекупщик ждал, могильщик, которому ситуация доставляла истинное удовольствие, помалкивал.

— Ну, — сказал, наконец, перекупщик.

Тотенграбер молча кивнул на монету.

— И чего? Ещё пива хочешь? — раздражённо спросил парень.

Велион кивнул на приближающуюся девку. Та поставила на стол глазунью из четырёх яиц, две кружки эля и положила приличную краюху белого хлеба.

— Монета, — пробубнил с набитым ртом могильщик, когда официантка ушла. — На ней проклятье. Можно за приличные деньги продать магу, три марки, не меньше.

— А сам чего не продашь? — подозрительно спросил перекупщик.

— Зима скоро, надо деньги, — совершенно честно ответил Велион. — И добраться до ещё одного могильника хотя бы. Я в этих местах не бывал раньше, кому продать не знаю.

— Заходишь в первый попавшийся город, находишь мага и продаёшь.

— Как хочешь, — пожал плечами Велион и потянулся к монете.

— Подожди! — резко сказал индюк. — И сколько ты за неё хочешь?

— Не будешь дураком, выторгуешь у мага три, а то и четыре марки. Так что с тебя половина этого.

— Если ты говоришь, что выторгую четыре, значит, получу не больше двух. И хрен тебе, а не половина, четверть. Пятнадцать грошей.

— Не пойдёт, — покачал головой Велион. — Если я говорю, что выторгуешь четыре, значит, выторгуешь четыре, я честный могильщик, а не сраный торгаш и никого не обманываю. Полторы марки, не меньше. И серебром.

— Ох, ты какой умный, серебром. Нет у меня серебра.

— Тогда сделка отменяется. Во дворе сидит другой перекупщик, пойду к нему.

— Марка. Хрен с тобой, серебром.

— Марка и десять грошей.

— Марка и пять.

— Пойдёт.

Перекупщик протянул руку к монете, но Велион ударил его по пальцам.

— Не советую тебе её брать голыми руками, — с улыбкой сказал он.

— Проклятье, оно что, ещё работает? — возопил парень.

— Конечно, иначе она стоила бы четверть гроша.

— Твою мать! Ты мне что продал?

— Монету с проклятьем, очень сильным. Просто не бери ещё голыми руками. Заверни в пергамент или тряпочку, и ничего не произойдёт. Деньги гони.

— Тьфу на тебя, — буркнул перекупщик. — Держи. — Он отсчитал марку и пять грошей.

Велион принимал деньги, улыбаясь. Выгодная сделка — продать четвёртую монету больше чем за марку. За последние две недели он превратил две такие монеты, последние, оставшиеся от продажи барахла, что нашёл в мелком, но чертовски загаженном могильнике, расположенном далеко от тракта, в три с половиной марки. Он пытался провернуть двенадцать таких сделок. Трижды ему рассмеялись в лицо и предложили по добру по здорову уносить ноги. Пять раз не сошлись в цене — большая скидка вызвала бы подозрение. И вот, четвёртая сделка. Хорошо, что первая сделка тоже была удачной — когда могильщик зашёл в трактир с лицом человека, имеющего как минимум замок, на одну монету он купил еды, а другую попробовал продать. Но теперь надо завязывать, обманутые барыги могли мстить.

— Выпьем, — предложил Велион.

— Выпьем, — кивнул перекупщик. Кажется, он тоже был доволен сделкой. Что ж, одна монета стоимостью в четверть гроша смогла осчастливить двоих. Одного, правда, ненадолго.

В небольшой городок под названием Гильс Велион зашёл по дороге. Второй причиной посещения этого клоповника был его знакомый Квален.

До Гильса Велион добрался двадцатого октября, через два дня после того, как он надул на постоялом дворе перекупщика. Слишком много времени он потратил на путешествие от побережья Ядовитого моря по дерьмовым западным дорогам. Когда островитяне пришвартовались, могильщик надеялся доехать с ними до Храма Мёртвой Матери, но моряки отчётливо дали ему понять, что в обозе ему не место. Они не любили его и дали это понять ещё во время плаванья, хорошо хоть приказ Иргура выполнили беспрекословно, и довезли до другого берега в целости и сохранности. А после выбросили на берегу, как мусор. За это тотенграбер стащил у них кинжал и горсть медяков.