13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Моэрс Вальтер - Страница 70

— Нет.

— Я тоже, но думаю, очень много, миллионы.

Это, конечно, было преувеличение, но до меня вдруг начало доходить, что путь на другую сторону на самом деле может оказаться гораздо труднее, чем я думал вначале.

— Тебе нужна карта. Карта извилин. Чтобы не заблудиться. Настоящая карта от картографа, понимаешь?

— Нет.

— Ну, картографы — это те, которые делают карты мозгов. Очень важные типы, только страшные скупердяи. Все очень просто: когда тебе нужны сапоги, ты идешь к сапожнику, а когда нужна карта — к картографу. У меня есть один знакомый, и живет неподалеку. Идем?

Всем идеям, сообщила мне 16Ч, присваивают имена, соответствующие тому времени, когда они возникают. Обычно имена намного длиннее, потому что время рождения идей определяется с точностью до секунды, — например, 23Ч46М12С или 13Ч32М55С и тому подобное. Но 16Ч родилась ровно в 16 часов, ни секундой раньше и ни секундой позже.

Она шла впереди, уводя меня вглубь лабиринта мозгов.

— Правда, это не очень удобно, потому что у многих из нас одинаковые имена. Ведь идеи рождаются здесь чуть ли не ежесекундно. Я лично знаю еще штук пятьдесят, которых тоже зовут 16Ч. И ни одна из них ни на что не годится, представляешь. Похоже, в это время рождаются только плохие идеи…

Слуховое отверстие. Это очень странное ощущение, когда ты через слуховое отверстие пробираешься в чужие мозги. Ты чувствуешь себя чуть ли не преступником. Надо признать, мне было не по себе, я казался себе подлецом, непрошеным гостем, тайком проникающим в дом через заднюю дверь. Ведь даже тот, у кого в мыслях нет ничего дурного, навряд ли обрадуется, если кто-то без спросу залезет к нему в мозги.

Дневной свет уже едва освещал пещеру, по которой мы шли. 16Ч бодро шагала впереди, не хуже заправского экскурсовода знакомя меня с местными достопримечательностями, попадавшимися на пути: «Обрати внимание, сейчас над головой у нас проходит височная кость». Похоже, посетители здесь были не редкость.

Правда, мне приходилось больше смотреть вниз, под ноги, так как дно пещеры было покатым и скользким от ушной серы. Вскоре путь нам преградила стена, тонкая, словно пергамент, закрывающая все пространство туннеля.

— Барабанная перепонка, — пояснила 16Ч. — Идем, я знаю, где можно пролезть.

Барабанная перепонка, вся изрешеченная дырами, походила на сыр, но большинство отверстий были совсем маленькие, размером с кулак. Тут 16Ч указала мне на просвет примерно с футбольный мяч.

— Не волнуйся, — сказала она, — не застрянешь. Она эластичная.

Идеи, наверное, тоже все эластичные, поскольку моей новой подружке не составило большого труда проскользнуть в узенькое отверстие, в то время как мне пришлось хорошенько втянуть живот, и если бы не ощутимая помощь 16Ч, то сидеть бы мне там и по сей день. Теперь мы шли по просторной пещере, где на потолке что-то шевелилось, но из-за скудного освещения я не смог разобрать, что это было.

— Это молоточек, наковальня и стремечко, — пояснила 16Ч. — Только не спрашивай меня, почему они так называются, — я не знаю. Они играют важную роль в процессе восприятия звука.

На другом конце пещеры нас ждала еще одна дырявая мембрана («Улиточный ход базальной мембраны»), пробравшись сквозь которую мы скатились по очень крутому спуску («А это барабанная лестница»), а потом поднялись по каким-то ступеням наверх («А теперь мы идем по величественной вестибулярной лестнице»).

Вокруг было уже совсем темно, только тусклое свечение тельца 16Ч (наверное, слабый отсвет ее идеи) скупо освещало нам путь. Я снова очутился в лабиринте пещер. В голове все время вертелась одна и та же мысль: уж больно все это напоминает мою давнишнюю встречу с пещерным троллем.

Туннель, по которому мы шли, как будто закручивался спиралью внутрь и при этом становился все ýже и ýже. Вскоре пробираться вперед можно было только ползком.

— Не волнуйся, скоро придем, — пообещала 16Ч, что меня почему-то совсем не успокоило.

Идея между тем нырнула в боковой туннель, по стенам которого во всех направлениях тянулись разноцветные скользкие кабели.

— Это нервные окончания. А вот выход из слухового прохода. Ухо закончилось.

Похожие многообещающие разъяснения я уже слышал однажды в лабиринте Темных гор.

В конце прохода зияло небольшое отверстие, через которое в пещеру проникал неясный, бледный свет. 16Ч нырнула в него и скрылась из виду.

— За мной! — послышался ее голос.

Я с трудом протиснулся следом.

Мозг. Теперь мы шли по другому туннелю, который был гораздо просторнее предыдущего и по стенам которого с бешеной скоростью проносились маленькие сверкающие огоньки, напоминающие сигнальные ракеты. У каждого из них как будто был свой собственный голос, тоненький, тихий и все же вполне различимый, мы отчетливо слышали шепот, ворчание, бормотание или хихиканье, стоило только какому-нибудь огоньку поравняться с нами. Некоторые из них были большие, другие маленькие, одни красные, другие белые или зеленые.

Они градом сыпались на нас со всех сторон — спереди, сзади, сверху, снизу, словно мы находились в центре миниатюрного фейерверка. Иногда огоньки, встречаясь, сливались в одной ослепительной вспышке и затем уже вместе неслись дальше в темноту. Я озадаченно остановился, чтобы рассмотреть непосед. Что бы это могло быть?

— Это мысли, — пояснила 16Ч. — Мы находимся у боллога в мозгу.

Объяснение «Лексикона», как всегда, пришло само по себе, без приглашения, да еще в самой доступной и понятной форме.

Я почувствовал, что должен что-то сказать. Только вот что?

Порой мне казалось, это не «Лексикон» говорит в моей голове, а сам профессор Филинчик дает мне разъяснения по телефону.

16Ч указала на мигающие световые точки на стенах туннеля: