13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Моэрс Вальтер - Страница 69

Живая гора. Восхождение к уху боллога было скорее неприятным, чем трудным. Если бы все горы покрывала густая, косматая шерсть, покорение их из опаснейшего мероприятия превратилось бы в чистое развлечение. Шерстинки на Большой голове толщиной своей напоминали канаты, при этом были не гладкие, а ворсистые и узловатые, так что за них всегда можно было легко уцепиться. Раздражал только отвратительный запах жирных, не мытых в течение целых тысячелетий волос, от которого меня буквально тошнило, прикасаться к волоскам было все противнее и противнее, да еще не давало покоя ощущение неловкости, ведь карабкаться приходилось как-никак по живой голове.

Но объективное неудобство доставляла, пожалуй, одна лишь перхоть, чешуйки которой были размером с тарелку, весили каждая по килограмму и скатывались с головы настоящей шумной лавиной, поэтому приходилось то и дело искать укрытие, чтобы не улететь вместе с ними на землю.

Они наслаивались друг на друга, как черепица на крыше, одним неверным движением можно было вызвать цепную реакцию, в результате чего сотни и тысячи грязных, сальных пластин водопадом летели вниз. Дважды меня чуть не накрыла такая лавина. В первый раз мне чудом удалось удержаться, вцепившись в липкий волосок, а во второй она, к счастью, прошла в миллиметре от меня. В остальном же восхождение шло превосходно, погода была отличная: ни ветерка, ни облачка, безупречно чистое небо. Преодолев за час примерно две трети пути, я сделал привал, удобно расположившись на колтуне перепутанной, слипшейся шерсти.

Отдохнув, я с новыми силами продолжил свое восхождение. Мочка уха боллога маячила уже совсем близко, чуть выше меня, гигантским наплывом из кожи и мяса. Я взял немного правее, чтобы, обогнув ее, выйти прямо ко входу в ушную раковину, тем более что еще раньше заприметил длинный волосок, растущий из самого уха, — зрелище, конечно, не самое приятное, зато отличный способ достичь цели в кратчайшие сроки и с наименьшими усилиями.

Я приподнялся на цыпочки, дотянулся до кончика волоска, подергал его, проверяя на прочность, а потом оттолкнулся задними лапами и подпрыгнул. Меня упруго подбросило вверх, как будто я совершил прыжок с шестом.

Внезапно волос зашевелился.

Вместо того чтобы быстро взобраться по нему, я беспомощно висел, раскачиваясь, словно маятник.

Подо мной распростерлась бездна глубиной в несколько километров, лапы скользили. Неужели это конец?! Тут вдруг, будто сжалившись надо мной, волосок медленно пополз вверх, и я, обхвативший его мертвой хваткой, очутился за обтянутым кожей валом внутри ушной раковины.

Только это оказался вовсе не волос боллога, а ус гигантской блохи. Осознав свою оплошность, я срочно разжал лапы, что, надо сказать, не намного улучшило мое положение. Я плюхнулся на дно ушной раковины, вход в пещеру ушного отверстия заслоняло от меня мощное тело исполинского насекомого, в передних лапах которого я заметил ножик и вилку. Блоха алчно клацала ими, предвкушая скорый обед.

К счастью, времени на панику не осталось, действовать надо было молниеносно. Я сделал резкий выпад влево, блоха шагнула туда же, но я моментально отпрянул назад, пригнулся и, проскользнув у нее между ног, бросился ко входу в ушное отверстие. Блоха в силу своего размера была слишком неповоротлива, чтобы среагировать достаточно быстро, это дало мне возможность беспрепятственно нырнуть внутрь головы.

Озеро. Насекомое тем временем сумело кое-как развернуться и, пустившись вдогонку, стало нагонять меня гигантскими прыжками. А у меня на пути лежало небольшое грязноватое озерцо — наверное, снаружи натекла дождевая вода, — оно отливало желтизной и, надо сказать, вообще выглядело довольно противно, но что поделаешь, выбирать не приходилось. Я сделал глубокий вдох и, недолго думая, нырнул в темную жижу, в тайной надежде, что блохи не умеют плавать.

Только идея на самом деле оказалась не слишком удачной. Что касается блохи, то она и вправду от меня отстала: остановилась как вкопанная на краю озерца и не делала больше никаких попыток продолжить преследование. Мне даже показалось, что она как будто сочувственно покачала головой, потом развернулась на сто восемьдесят градусов и печально зашагала назад, к выходу.

А вот в отношении моей безопасности решение нырнуть в озерцо оказалось отнюдь не умным, ведь предполагаемая дождевая вода на самом деле была не чем иным, как скопившейся на дне ушной раковины серой, то есть веществом, своими коварными свойствами сравнимым разве что с болотными топями и зыбучим песком.

Вонючая, вязкая каша облепила меня со всех сторон, сгребла в охапку и потянула вниз, на глубину. Я бешено колотил всеми четырьмя лапами, что, наверное, снова было не самым разумным, но все же помогло мне какое-то время удержаться на плаву. Я даже немного продвинулся в сторону противоположного берега.

Оттуда в озерцо свисало несколько волосков, каждый из которых был в палец толщиной. Я отчаянно потянулся к ним, собрав воедино все свои силы и волю, но в этот момент сера накрыла меня с головой, затекла мне в нос, глаза и, конечно же, уши, отчего я в тот же миг сделался слепым и глухим. А потом я нечаянно раскрыл рот и заглотил добрую порцию горькой жижи, что навечно осталось самым неприятным ощущением всей моей жизни.

От ужаса и отвращения я перестал барахтаться, из-за чего еще быстрее начал тонуть, погружаясь в теплую, мягкую массу. Только одна лапа все еще оставалась на поверхности, судорожно хватая воздух в поиске спасительных волосков. Но хватательные движения вскоре превратились в нечто больше похожее на прощальные взмахи — силы оставили меня, и я пошел ко дну.

Вдруг кто-то — а может быть, что-то, в моем тогдашнем положении было не разобрать — схватил меня за лапу. На ощупь рука помощи не походила ни на ус гигантской блохи, ни на какой-нибудь другой орган насекомого, поэтому я, недолго думая, жадно вцепился в нее и подтянулся. Я тянул себя к берегу, изо всех сил работая задними лапами, пока они наконец не нащупали твердую почву. С трудом, на четвереньках, выкарабкавшись из гнусной лужи, я первым делом протер глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя. Это была прозрачная капля пульсирующего света, которая имела, если можно так выразиться, какой-то смущенный, виноватый вид.

Плохая идея. — Меня зовут 16Ч. Я — плохая идея, — представилась она.

— Очень приятно, — ответил я. — А меня зовут Синий Медведь, потому что я синий медведь.

Мы некоторое время молча стояли друг против друга, не зная, что делать, потом я начал счищать с себя остатки ушной серы.

— Тебе повезло, что я оказалась поблизости, — сказала идея. — Здесь многие тонут. Очень опасное место.

— Да уж! Спасибо тебе. Ты спасла мне жизнь. Я твой должник.

— Забудь. Я рада, что от меня может быть хоть какая-то польза. Вообще-то, я ни на что не гожусь.

— Это почему?

— Понимаешь, пусть я даже идея, но идея плохая. Знаешь, как это бывает? Сначала они с тобой носятся, а потом берут и выбрасывают, как ненужный хлам, потому что вдруг понимают, что ты плохая идея. О тебе забывают, вот и все. Нас здесь тысячи, и все мы скитаемся в лабиринте мозгов. Мы отбросы внутричерепного общества. Сам подумай, кому нужна плохая идея… Вот тебе, например, нужна?

— Хм… не знаю. Возможно. Как насчет того, чтобы показать мне дорогу на ту сторону головы?

— Для этого тебе вообще не нужна никакая идея, она у тебя уже есть: «Я иду на другую сторону головы». Не знаю, правда, насколько она хороша. Это чертовски опасно и очень, очень трудно — сменить одно полушарие на другое. Ты хоть знаешь, сколько километров извилин тут внутри?