Флетч и Мокси - Макдональд Грегори - Страница 36

• Предыдущая
• 36/38
• Следующая

– Я буду внизу, – сказал он закрытой двери.

В дом полицию впустила миссис Лопес. Флетч дожидался копов в гостиной. Ранее он прошелся по комнатам, чтобы посмотреть, кто что делает и где.

Первой вошла Роз Начман, за ней – сержант Хеннингс. Флетч пожал руку обоим.

– Маккензи в библиотеке. Пытается заказать билет в Сидней.

– Хорошо, – кивнула Начман.

– Хлопотной день, сержант.

– Да, такие выпадают нечасто.

Мокси спустилась по лестнице. В белых брюках и сандалиях, которые купил ей Флетч. Она умылась холодной водой, но опухшие глаза ясно говорили о том, что она плакала.

– Привет, чиф.

– Вы имеете право не говорить ни слова...

– Что? – воскликнул Флетч.

– Вы позволите мне познакомить даму с ее правами?

– Вы хотите арестовать Мокси?

– Как только вы успокоитесь.

– Но вы не можете!

– Могу. И арестую. Я должна это сделать. Я арестовываю мисс Мокси Муни по обвинению в убийстве Стивена Питермана.

Фредерик Муни стоял в дверях гостиной. Глаза его переполняла тоска.

– Питермана убил Джефф Маккензи! – воскликнул Флетч. Оглянулся. Маккензи стоял в коридорчике, ведущем в биллиардную. – Питерман убил жену Маккензи!

– Очень сожалею, мистер Маккензи, – обратилась к австралийцу Роз Начман. – Вы этого не знали, не правда ли?

Маккензи побледнел.

– Разумеется, знал! – стоял на своем Флетч.

– В тот день его не было на съемочной площадке, мистер Флетч. Он уехал в Майами, на консультацию с адвокатами.

– Я видел его в полицейском участке.

– Правильно. Он услышал об убийстве по радио и поехал прямо в полицейский участок. На съемочной площадке его не было.

– Он все подстроил.

– Эксперты не нашли на съемочной площадке ничего подозрительного.

– О, Господи! – вырвалось у Флетча.

Начман зачитала Мокси Муни ее права. Для Флетча они звучали, как поминальная молитва. Мокси, не мигая, смотрела на начальника детективов. В дверном проеме Фредерика Муни качало из стороны в сторону. В коридоре Маккензи оперся о столик.

– Какие у вас есть доказательства? – спросил Флетч.

– Перестаньте, Флетчер, – резко, словно осаживая ребенка, бросила Начман. – Доказательства налицо. Мотив: состояние ее финансовых дел. Какие бы там аферы ни проворачивали Мокси и Питерман, для Мокси они выходили боком. Она была на съемочной площадке. В халате с чужого плеча, достаточно широком, чтобы спрятать под ним нож. Она прошла за его спиной перед тем, как в него сзади всадили нож. Дэн Бакли тоже находился на съемочной площадке, но он не мог спрятать нож под одеждой да и не вставал с кресла. Наличие мотива и возможности позволяют нам обвинить Мокси Муни в убийстве.

Молча, с таким видом, будто его сейчас вывернет наизнанку, Фредерик Муни пересек холл, держа путь к лестнице. Его пальцы коснулись рукава Мокси.

Она не отрывала от отца взгляда, пока он не поднялся по ступеням.

Сержант Хеннингс снял с пояса наручники.

– Вы не будете возражать, если я арестую ее? – спросил он у Флетча. – Она талантлива и знаменита.

– Конечно, буду! – взвился Флетч. – Никаких наручников!

– Извините, мисс, – обратился Хеннингс к Мокси. – Таковы правила.

– Я не могу даже взять зубную щетку? – спросила Мокси.

– Все заботы о вас мы возьмем на себя, – ответила Начман.

Мокси вытянула руки перед собой. Осунувшаяся, состарившаяся.

Она улыбнулась Флетчу.

– Я поеду с тобой, – вызвался он.

– Извините, но вы никуда не поедете, – пресекла его порыв Роз Начман. – В вертолете для вас места нет.

Сержант Хеннингс взял Мокси под локоток и увлек к двери. Мокси оглянулась.

– Эй, Флетч? Ты так и не сказал мне, почему этот дом называется Голубым?

Начман глянула на потолок.

– Раньше тут был бордель.

– Правда? – удивился Флетч. – Не знал.

Джефф Маккензи прошел мимо него к лестнице, буркнув на ходу: «Спасибо, приятель».

С крыльца Флетч наблюдал, как Мокси усаживают в патрульную машину. Чиф Начман села рядом с ней на заднее сидение.

Машина плавно набрала скорость.

Он смотрел на то место, где только что стояла машина. Перед ним проплывали образы Мокси. На берегу... на улице... в классной комнате... в театре... в спальне... с наручниками на руках.

На крыльцо вышла миссис Лопес.

– Не хотите ли чего, мистер Флетчер? Принести вам выпить?

– Яблочный сок.

– У нас нет яблочного сока.

Флетч резко повернулся к ней.

– У вас нет яблочного сока?

– И никогда не было. Кому он нужен в стране апельсинового сока?

Флетч молча смотрел на нее.

– Хотите, я добавлю в апельсиновый сок пару капель рома?

– Извините, – Флетч оставил миссис Лопес на крыльце, а сам направился на второй этаж.

Флетч постучал в дверь комнаты Фредерика Муни и вошел, не дожидаясь приглашения.

Муни сидел в кресле, сложив руки на коленях и молча смотрел на Флетча.

– Давно вы не пьете? – спросил Флетч.

– Больше трех лет.

Дорожная сумка стояла на полу у кровати. Флетч наклонился, достал одну из бутылок. Выдернул пробку, понюхал содержимое.

– Яблочного сока в большинстве баров не найти, – пояснил Муни.

Флетч поставил бутылку на комод.

– Вы потрясающий актер.

– По-моему, вы и так это знали, – Муни уселся поудобнее. – Конечно, у меня было преимущество. Если к кому-либо приклеили ярлык «пьяница», так уж до самой смерти.

– Мокси сказала, что вы были пьяны, когда она приехала в свою квартиру в Нью-Йорке.

– Я просто создал соответствующую обстановку, понимая, что она обязательно заявится. Пустые бутылки, грязные, липкие стаканы...

– Но почему?

– Я хотел видеть ее, сам оставаясь невидимым. От трезвого Фредерика Муни она отгородилась бы стеной. Я слишком долго не подпускал ее к себе. А потому и она бы держалась со мной чисто формально. Вот я и решил, что лучше всего прикинуться беспросветным пьяницей. Перед таким отцом Мерилин будет держаться естественно. И за последние несколько недель я узнал, какая у меня чудесная дочь.

– Но она вас так и не узнала.

– Это неважно.

– Значит, находясь в нью-йоркской квартире, вы все выяснили. Насчет Питермана...

– Конечно. Я даже прочел сценарий «Безумия летней ночи». Я понял, что происходит. Видите ли, Флетч... – Флетч в изумлении уставился на него. Он не мог осознать величия сидящего перед ним гения. Питерман, Питеркин, Питерсон, Паттерсон, как только не обращался к нему Фредерик Муни, прекрасно зная, как его зовут. – ...Когда мне было чуть больше двадцати, меня чуть не погубил один из таких вот шарлатанов-менеджеров. Пять лет меня таскали по судам. А ведь я доверял этому человеку, как самому себе. Я не мог спать, не мог работать, чувствовал себя таким слабым, таким беззащитным. А слабому и беззащитному совсем не до творчества. Должен быть какой-то закон, защищающий артистов, художников, поэтов. Таких, как я, не так уж много, жизнь наша коротка, энергия ограничена. И мы не можем растрачивать ее на адвокатов, играющих в свои бумажные игры. Нечто похожее повторилось и когда мне было около сорока. Если б я знал тогда то, что мне известно теперь... наверное, я убил бы человека, который пытался оторвать меня от дела.

– Вместо этого вы убили Питермана.

– Как отец, я сделал для Мокси не так уж и много. Я не хотел, чтобы ее таскали по судам, унижали, выставляли круглой дурой, мешали работать, пережевывали подробности ее личной жизни. Я пытался оградить ее от всего этого.

– Как вам это удалось?

– Я – актер. Который может сыграть любую роль.

– Вы можете скакать на лошади, как индеец, и управляться с пистолетом, словно он – продолжение вашей руки...

– Вы слышали мою лекцию в «Грязном Гарри», – взгляд Муни скользнул по вершинам пальм за окном. – Я всегда был хорошим учеником.

– Только что, когда они уводили Мокси, мне вспомнился ее рассказ о том, что в молодости вы даже работали в цирке, участвовали в номере с метанием ножа. И только после этого до меня дошло, что за бутылки из-под яблочного сока нес в мусорном ведре Лопес.

• Предыдущая
• 36/38
• Следующая