Розовый Дождь (СИ) - "Skyrider" - Страница 159

  - Никакого прикрытия не будет... И беженцев не будет тоже... - прошептал Гастон, судорожно сжимая кулаки. - Мы сегодня же ночью пойдем в наступление...

  - А если оно провалится и вас окружат? - раздался резкий окрик за спиной Феи.

  - Мы прорвемся, отступим к Авалону и будем защищать его насмерть!

  - Безумец! Глупец! Ты заведешь людей в могилу! - закричала Ариэль, не давая себе, впрочем, труда подняться с уютного диванчика.

  - А ты... а ты... - Гастон не мог найти подходящих слов.

  - Довольно! - резко сказала Фея. - Королева здесь я! И я решаю, кто и как будет поступать. Наступать Вам, принц Гастон, я запрещаю - это безумие...

  Гастон зарычал, а на его глазах проступили слезы обиды и гнева.

  - ...но так уж и быть - защиту Авалона я поручаю Вам и наиболее подготовленным из Ваших бойцов... Все остальные уйдут сопровождать караваны, первые эшелоны которых отправятся этой же ночью. Вопросы есть???

  - У меня вопросов нет - сухо сказал Гастон, не опуская глаз. - У меня есть утверждения... От Авалона ни я, ни мои люди не уйдут ни на шаг, понятно? Авалон - святыня для нас. Авалон - город, построенный Великим Королем. Авалон для нас - все - и мы не сделаем ни шагу назад, понятно?

  Жемчужно-Белая тут же взмыла под самый купол шатра и хлопнула в ладоши. Над головой Гастона раздался хлопок и на него как снежинки зимой повалили розовые, одурманивающе пахнущие лепестки, но Гастон просто шепнул что-то под нос и лепестки, как и снотворный запах, унес из ниоткуда возникший ветерок.

  - Я вам не кролик для опытов - прошипел Гастон, а потом резко развернулся и, выхватив из ножен меч, резко рубанул по ткани шатра несколько раз, проделав в нем большую рваную дыру, в которую и вышел...

  - Ах ты, негодяй! - взвизгнула Жемчужно-Белая, бросаясь вдогонку, но её взяла за руку Королева.

  - Не надо, сестра! Он прав - сдавать Авалон нельзя...

  - Это почему это? - возразила она.

  - Интуиция подсказывает... - почти прошептала Фея, смотря на свою собеседницу, но как будто бы и не видя её. - Эвакуируем слабых и беззащитных... Пусть в Авалоне останутся добровольцы.

  - Тогда и я останусь здесь тоже! - вскрикнула Ариэль.

  - И я... и я останусь тоже! - кивнула золотистой головкой Королева...

  ...На огромном пространстве бывшего когда-то засеянным кукурузой поле яблоку негде было упасть. Оно все было заполнено тысячами тысяч мужчин - в форменных зеленых плащах с капюшонами за плечами, в форменных зеленых мягких куртках и штанах, с мечами у пояса, луками и арбалетами за плечами, с копьями и алебардами в руках. Все смотрели в одну точку и чего-то ждали, затаив дыхание - в дальнем конце поля стоял большой амбар, куда раньше ссыпали кукурузу. На его плоскую стеклянную крышу уже забирался могучий человек с длинными до плеч черными вьющимися волосами и белым лицом с воспаленными от бессонницы глазами. Человек этот был во всем черном, а поверх черных одежд был белоснежно-серебристый плащ с переливающейся фиолетово-сиреневой аппликацией.

  Наконец, человек встал, выдержал паузу, внимательно осмотрев собравшихся. Казалось, его взгляд останавливался на каждом, видел каждого насквозь, и тяжел же был этот взгляд!

  Потом он воздел руку и голос его, усиленный в тысячи раз магическим заклинанием, был услышан каждым:

  - Сограждане! Друзья! Братья!.. - продолжительная пауза... - Я понимаю, все вы очень устали. После целого дня тренировок - и нелегких - вместо положенного отдыха, на который вы имеете право, вам приходится стоять в тесноте, но, скажу вам честно, все это ничто по сравнению с тем, что нам предстоит... Ничего обнадеживающего я вам сейчас сказать не могу... Вы все знаете - Враг у ворот. По самым оптимистическим расчетам, сделанным нашими разведчиками, орды беспощадных тварей будут здесь послезавтра, а у Авалона, соответственно, к концу недели. Королева отдала приказ о новой волне эвакуации - теперь не только жители западных и центральных королевств Содружества, но и коренные авалонцы превратятся в беженцев, в странников, в отверженных... - ропот и крики в первых рядах... - Но не это самое страшное... Самое страшное, что добычей беспощадных тварей станут две святыни нашего мира - Авалон и Кронбург - город Короля и город Принца - единственные города, к которым непосредственно приложил свою руку Великий Король, чьи камни мостовых и крепостных стен ещё помнят его ноги, его руки, копыта его великолепнейшего из коней - жеребца Бальмунга... Городов - дороже которых для нас всех нет ничего на свете, городов - колыбели нашей истории, нашей цивилизации, нашей культуры... - тут голос Гастона пресекся, и у всех присутствующих глаза замутились от слез, к горлу подкатил комок, запершило...

  - Скажи, что нам делать, брат Гастон! Иначе мое сердце разорвется от печали! - раздался откуда-то из середины юношеский голос.

  - Ближе к делу! Говори напрямую! Не тяни, Гастон! - раздались отовсюду поддерживающие крики...

  - Вы правы, братья! Простите меня за слабость - мне действительно трудно было сказать о главном сразу... - сказал, вздохнув, Гастон. - Я не король, я не могу вам приказывать, но я, как ваш согражданин, собрат, могу просить... Королева разрешила мне набрать добровольцев для защиты великих твердынь. Но я и сам понимаю, что обязать вас на такое дело я бы и не смог, даже будучи королем, ведь не может даже и могущественнейший из королей вести своих подданных на верную смерть... Король дается народу, как пастух - стаду, - беречь его, а не губить - так говорит Писание... И в этом - великая мудрость... Бой, который разгорится здесь через пару дней - будет боем без надежды на победу, без правил - наши враги не берут в плен и не требуют выкупа, они не знают милосердия и сострадания, их задача - погубить, уничтожить, растоптать... И врагу нашему имя - легион! В этом бою не может быть победы, но только смерть - и смерть - страшная... А потому я и не приказываю вам, нет, а просто прошу - те, кто имеет горячее желание встать на защиту Кронбурга и Авалона - поднимите руки, а те, кто хочет уйти - пусть невозбранно уйдут вместе с другими беженцами, сохранив честь - они будут защищать беженцев на всем протяжении пути с оружием в руках, а когда погибнут все добровольцы и Враг доберется до Заморья - будут сражаться с ним там - в неприступных твердынях Скалистых гор - в последнем убежище человеческого рода...

  Голос Гастона опять дрогнул и прервался. Он больше не мог говорить, только тяжело дышал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, и сжимал и разжимал кулаки. Но говорить ему больше и не требовалось - всё поле огласилось дикими воинственными криками и лязгом металла. Тысячи и тысячи мечей, вынутые из ножен, бьющихся о металлические щиты, были знаком согласия. Может быть, кто-то под шумок и не поднял своего меча - видно, все равно не было - но то, что огромное большинство ещё вчера мирных мужиков, многие из которых так и норовили дезертировать от тягот военных тренировок, были готовы пойти добровольцами на смерть - было видно невооруженным глазом... Через пару минут крики и лязг мечей сменился скандированием "Гастон! Гастон! Гастон!", а Малыш, что-то прошептав на ухо Асмунду и нескольким другим рыцарям, схватили вместе длинный и широкий, как корыто, щит, и, не дав Гастону и глазом моргнуть, водрузили своего вождя на него, высоко подняли над землей, как в глубокой языческой древности воины поднимали своих только что избранных на поле брани королей. Поле взорвалось новыми криками восторга и теперь уже скандировало: "Король! Король! Король!". Гастон не мог сдержать слез, скатывавшихся крупными горошинами по его бледным ввалившимся щекам, и не противился, а в голове у него звучало: "Роланд! Роланд! Роланд!" и видел он не своих собратьев, а воинов давно ушедших тысячелетий, которые когда-то на Ронсельванском поле подняли на щит молодого воина, сразившего в одиночку свирепого дракона...

  - Проклятье! Да что же они кричат! - зашипела Жемчужно-Белая, сжимая кулачки. - Тупые мужики! У нас уже есть король и королева, посвященные свыше! А ну, Ваше Величество, давайте-ка вместе прекратим это безобразие! - фея с пепельно-белыми волосами, сердито зажужжав крылышками, взлетела, но опять Королева взяла её за руку и остановила.