По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих - Страница 71

• Предыдущая
• 71/88
• Следующая

– Она часто приходит к тебе?

– Она не приходит ко мне, как солнце, к определенному часу. Но она приходит как освежающий дождь, выпадающий здесь или там, раньше или позже.

– Когда она придет к тебе снова, как ты думаешь?

– Может быть, она еще в Лизане; или же она придет только после того, как посетит Монден. Может быть, она и никогда не появится, поскольку несет за спиной больше лет, чем я.

Это все звучало так чудесно, что и я невольно подумал о Рух-и-кульяне, пещерном духе, о котором мне поведала старая Мара Дуриме таким же таинственным образом.

– Значит, она посетила тебя после Амадии? – спросил я.

– Да. Она мне про тебя рассказала; говорила, что ты, вероятно, приедешь в Лизан, попросила меня позаботиться о тебе так, как если бы ты был моим сыном. Ты мне разрешишь?

– Ничего не имею против; только позаботься также и о моих спутниках.

– Я сделаю все, что подвластно моим силам. Я мать мелека, и он охотно прислушивается ко мне; однако среди вас есть человек, которому мое заступничество вряд ли поможет.

– Кого ты имеешь в виду?

– Бея Гумри. Покажи мне его.

– Вон тот человек, на четвертой циновке. Он слышит и понимает каждое твое слово; но остальные не понимают язык твоей страны.

– Пусть он услышит, что я скажу, – ответила она. – Ты знаешь о том, какие страдания претерпела наша страна?

– Мне много рассказывали об этом.

– Ты слышал о Бедерхан-бее, о Зайнел-бее, о Нурла-бее и об Абдуссами-бее, четырех убийцах христиан? Эти курдские чудовища напали со всех сторон на нас. Они разрушали наши дома, сжигали наши сады, уничтожали наши посевы, оскверняли наши церкви, убивали наших мужчин и юношей, разрывали в клочья наших мальчиков и девочек, преследовали наших женщин и девушек до тех пор, пока те не валились на землю в полном бессилии, и в последние минуты своей жизни осыпаемые оскорблениями от этих злодеев. Воды Заба были окрашены кровью невинных жертв, а холмы и низины нашей страны были освещены пожарами, в которых гибли наши деревни и поселки. Вся страна была наполнена криками страдания и боли многих тысяч христиан. Мосульский паша видел и понимал все, но он не слал помощи: он хотел разделить награбленное вместе с преступниками.

– Я знаю, это было поистине ужасно!

– Ужасно? О, господин, это слово говорит слишком мало. Я могла бы рассказать тебе вещи, от которых у тебя разорвалось бы сердце. Видел ли ты мост, по которому ты ехал? По этому мосту тащили наших девушек в Тхому и Баз, но они прыгали вниз, в воду, предпочитая смерть плену. Здесь не осталось ни одной девушки. Видишь ли ты обрывистую гору? Туда наверх взбирались люди из Лизана, потому что надеялись найти там защиту, ибо на них нельзя было напасть снизу. Но у них было мало с собой воды и еды. Чтобы не умереть от голода, они сдались Бедерхан-бею, который обещал им свободу и жизнь; им нужно было всего лишь сдать оружие. Они это сделали; он же не сдержал своего слова и повелел их всех убить. И когда у курдов устали руки от этой кровавой работы, они решили ее себе облегчить – скинули христиан со скалы вышиной в девятьсот футов: стариков, мужчин, женщин и детей. Из более чем тысячи халдеев уцелел лишь один, чтобы поведать миру, что здесь произошло. Мне тебе еще что-нибудь рассказать, господин, или достаточно, ты уже все понял?

– Хватит! – выдавил из себя я, содрогнувшись.

– Вот сын одного из этих негодяев, сидит здесь, в доме мелека. И ты действительно полагаешь, что над ним смилуются?

Как должен был себя чувствовать при этих словах гумринский бей! Но он не моргнул и глазом; он был слишком горд, чтобы защищаться. Я же ответил:

– Да!

– Ты действительно думаешь так?

– Да. Он не виноват в том, что делали другие. Мелек обещал ему радушный прием, и я сам только тогда покину Лизан, когда он уедет со мной.

Старуха склонила задумчиво седую голову. Потом она спросила:

– Значит, он твой друг?

– Да, я его гость.

– Господин, это плохо для тебя!

– Почему? Ты думаешь, мелек нарушит свое слово?

– Он никогда его не нарушит, – отвечала она гордо, – но бей будет находиться здесь в плену до самой своей смерти, и если ты его не хочешь покинуть, то никогда не уедешь на свою родину.

– Все в руках Господних. Знаешь ли ты, что решил мелек про нас? Мы можем выйти из дома?

– Нет. Только ты один можешь передвигаться свободно.

– Значит, я могу прогуляться один?

– Нет, с провожатым.

– Тогда я сейчас поговорю с мелеком. Можно я тебя провожу?

– О господин, твое сердце очень доброе. Да, веди меня, чтобы я могла похвалиться, что мне выпала такая честь.

Она поднялась вместе со мной, взяв меня под руку. Мы покинули веранду и спустились по лестнице. На нижнем этаже старуха рассталась со мною, и я вышел из дому; перед ним собралось много халдеев. В толпе стоял и Неджир-бей. Увидев меня, он подошел.

– Кого ты здесь ищешь? – спросил он меня холодно.

– Мелека, – отвечал я спокойно.

– У него нет для тебя времени. Иди снова наверх!

– Я привык делать то, что угодно мне. Приказывай своим слугам, но не свободному человеку!

Тут он приблизился ко мне, разминая свои могучие руки. В его глазах зажегся огонь, который явно говорил, что столкновение между ним и мною, которого я давно ожидал, произойдет именно сейчас. Если я ему сразу не покажу, на что способен, тогда я пропал.

– Ты будешь слушаться или нет? – сказал он угрожающе.

– Мальчик, ты смешон, – сказал я ему смеясь.

– «Мальчик»! – заревел он в гневе. – Вот тебе!

Он ударил, целясь мне в голову; я парировал удар левой и с такой силой ударил кулаком правой руки прямо в его висок, что едва не сломал себе пальцы. Он без звука повалился на землю.

Стоящие кругом в испуге отпрянули, один закричал:

– Он его убил!

– Я его только оглушил, – отвечал я. – Бросьте его в воду, чтобы он пришел в себя.

– Господин, что ты наделал? – раздалось позади меня.

Я обернулся и увидел мелека, выбежавшего из дома.

– Я? Разве ты не предупреждал его? Он не послушался тебя и попытался меня ударить. Скажи ему, пусть он этого никогда больше не делает, иначе его дочери будут плакать, его сыновья – рыдать, а его друзья – скорбеть!

– Он не умер?

– Нет, но в следующий раз я его убью.

– Господин, ты только раздражаешь своих врагов и опечаливаешь друзей. Как я могу тебя защитить, если ты постоянно лезешь в драку?

– Скажи раису, что ты слишком слаб, чтобы защитить его от моего удара. Если ты разрешаешь ему меня оскорблять, тогда не обвиняй меня, если я поучу его правилам приличия.

– Господин, уходи, он сейчас очнется!

– Мне что – бежать от человека, которого я только что свалил на землю?

– Он тебя убьет!

– Ба! Я не пошевельну и пальцем. Смотри!

Мои спутники тоже наблюдали за этой сценой. Я дал им знак, и они поняли, чего я от них хочу.

На голову раиса вылили котелок воды. Он медленно встал на ноги. Я не должен был доводить дело опять до кулачного боя, и мое плечо, и моя рука сильно опухли; я должен благодарить Бога, что этот Голиаф не раздробил мне плечо. Завидев меня, он метнулся на меня, хрипло и яростно крича. Мелек попробовал его удержать; другие также кинулись мелеку на помощь, но раис был сильнее их и вырвался. Я обернулся к дому и крикнул раису:

– Неджир-бей, взгляни наверх.

Он проследил за моим взглядом и увидел направленные на него ружья моих друзей. У него хватило ума понять язык оружия; он остановился и погрозил мне кулаком.

– Ты еще мне встретишься!

Я пожал плечами. Неджир-бей повернулся и ушел.

– Господин, – сказал запыхавшийся от напряжения мелек, – ты сам подвергаешь себя опасности.

– Не такой уж и большой. Один-единственный взгляд сделал этого человека более мирным.

– Остерегись его.

– Я твой гость, поэтому ты позаботься о том, чтобы он меня не оскорблял.

– Мне сказали, что ты меня искал?

– Да. Я хотел тебя спросить, могу ли я один ходить по Лизану?

• Предыдущая
• 71/88
• Следующая