Двенадцать подвигов Рабин Гута - Лютый Алексей - Страница 53
- Предыдущая
- 53/76
- Следующая
– Да ладно, чего уж там, – хмыкнул в ответ Жомов, а мой Сеня поинтересовался:
– Ну, что? Отогрелся? Наружу будешь вылезать?
– Если позволите, я пока воздержусь, – раздался в ответ писк Ахтармерза. – Просто забросьте меня в колесницу. Я погреюсь еще пару минут.
Вот тут я, в буквальном смысле, от удивления чуть хвост себе не отгрыз. Нет, конечно, Горыныч и раньше отличался от всех нас повышенным вниманием к культуре речи, но такой версальской вежливости даже я от него не ожидал. Честное слово, я тогда подумал, что, может быть, если и моего альфа-лидера хорошенько поморозить, он тогда со мной нормальным языком разговаривать научится?
Идея показалась мне очень хорошей, и я пару минут с наслаждением смаковал ее, но в итоге все же был вынужден отказаться. Дело в том, что его светлость Рабинович уже неоднократно морозил себя без посторонней помощи во время ежегодных осенне-зимних пиков сексуальной активности, но к кардинальным изменениям его манер это ни разу не привело. Либо мой Сеня был морозостойким, либо для того, чтобы перевоспитать его, требовались средства посильнее обморожения. Гильотина, может быть?
Пока я размышлял, мои боевые товарищи, вместе с очнувшимся Гомером и Немертеей, погрузили Горыныча на борт колесницы и собрались поблизости держать военный совет. Собственно говоря, предметом обсуждения была лишь одна тема: отправиться в дальнейший путь сразу или поначалу пойти проститься с Хироном. Последнее, естественно, могло прийти в голову только нашей ненаглядной, чуткой, добросердечной правдолюбице. Остальным до старого кентавра, сгубившего себе жизнь и заодно осложнившего нам задачу поисков Зевса, было столько же дела, сколько глухому кобелю до мелодий Шопена.
– Вы к нему несправедливы, – с жаром проговорила Немертея после того, как Сеня поинтересовался, а не послать ли Хирона в экскурсию по лесоповалам Колымы. – Поймите, что каждого из нас грызут свои пороки – стремление к власти, жажда славы, потребность в любви – любые! И чем старше мы становимся, тем труднее противиться искушениям. Нам кажется, что с каждой минутой мы упускаем последний шанс попробовать что-то, ранее нам недоступное, и из-за этого совершаем ошибки. Хирон не виноват в том, что произошло. Он уступил своей слабости, совершенно не представляя того, к каким страшным последствиям она может привести.
– Во-во, – хмуро кивнул головой Рабинович. – Так одна излишне нервная жена и заявила на допросе у следователя: «Я же не знала, что топором убить можно!»
– Да как вы не понимаете?! – возопила не менее нервная титанида. – Хирон оказался просто орудием в руках коварных олимпийцев, давно мечтавших разделаться с кентаврами, этими наивными детищами титанов. Вы же не будете обвинять меч, поранивший вас, а лишь станете порицать руку, его державшую.
– А что, руке отдельно от тела обвинение выдвинуть можно? – тупо поинтересовался запутавшийся в казуистике Жомов. Немертея оторопела, Попов фыркнул, изо всех сил стараясь не рассмеяться, я спрятал морду, сделав вид, что у меня чешется нос, а Сеня уничижительно посмотрел на друга.
– Ваня ляпнет, как в воду сморкнется, – ехидно прокомментировал он жомовский вопрос и махнул рукой, признавая свое поражение перед титанидой. – Ладно. Пошли проведаем старого копытного дурака.
Я раздраженно гавкнул, но никто не обратил на меня внимания. Да я и не надеялся. Просто никак не пойму, почему у любого спора Рабиновича с каждой отдельно взятой женщиной финал получается одним и тем же? Вам не кажется, что все это наводит на одну совершенно определенную мысль? А именно, что мой Сеня – потенциальный подкаблучник?
Вот сказал и сам ужаснулся. Я как только представил, что мой Рабинович когда-нибудь надумает жениться, а его благоверная тут же заявит, что «собаке дома не место, выбирай: или я, или этот блохастый», так у меня сразу шерсть на загривке дыбом поднялась, а из горла вырвалось совершенно непроизвольное рычание. Рабинович обернулся.
– Ну, что еще, Мурзик? – раздраженно поинтересовался он.
Ну, зачем ты, мозговую косточку бульдог у тебя отбери, меня спрашиваешь? Все равно, что тебе ни говорю, понимать ничего не желаешь! Вот и сейчас он меня не понял. Посмотрел умными человеческими глазами и не нашел ничего лучшего, чем скомандовать мне «фу» и «рядом». Вот и поговори после этого с ним! Пришлось перестать возмущаться и, изобразив из себя послушного пса, последовать за хозяином. А какая мне разница? Все равно в ту же сторону иду. Так почему бы не сделать хозяину приятное, показав, что беспрекословно подчиняюсь его приказам?
Поднявшись к пещере Хирона, мои спутники сразу прошли внутрь, а я остановился на пороге и с высоты оглядел поселение, надеясь найти хоть какой-нибудь признак присутствия кентавров. Однако вокруг не было даже малейшего намека на движение. Даже характерный терпкий запах этих парнокопытных мутантов начал выветриваться! Похоже, перепуганные Гераклом кентавры действительно разбежались по окрестностям и вряд ли в ближайшем будущем решатся сюда вернуться. Придется Хирону, по крайней мере, некоторое время, побыть мэром города с населением численностью в одного человека… То есть я хотел сказать, в одного кентавра! Тяжело, понимаю. Но если ему мама в детстве не объяснила, что жадничать и прятать чужое плохо, пусть сейчас этому учится.
Сделав такие глубокомысленные выводы, я поспешил войти в пещеру к Хирону и, похоже, умудрился пропустить начало разговора. Когда я приспособился к полумраку, то увидел, что мой Сеня и Немертея снова застыли напротив Хирона, валявшегося на шкурах и жалеющего самого себя. Все прочие члены нашей экспедиции старались держаться от них подальше. Жомов потому, что знал, чем заканчиваются споры с женщинами, а остальные просто интуитивно понимали: лучше к бранящимся милым не подходить. Это в поговорке они только тешатся, а в жизни такие потехи часто заканчиваются нанесением тяжких телесных повреждений. Вот, помню, у нас случай однажды был. В отдел поступил вызов от соседей. Они сообщали, что за стенкой творится что-то ужасное… Ой, извините, потом расскажу. Похоже, начинается самое интересное!
– Я тебе еще раз повторяю, что нельзя упрекать Хирона в том, чего он не совершал, – повышая голос, заявила Немертея, совершенно не обращая внимания на то, что предмет их спора меланхолично жует пучок травы, даже не слушая спорщиков. – Лживые олимпийцы просто подставили его, чтобы прикрыть свои махинации. Разве не видишь, что великий Хирон безмерно страдает, переживая очередное предательство?
– Да мне по барабану его страдания. Пусть берет горн в зубы, флаг в руки и возглавит колонну вечных страдальцев, – завопил в ответ мой Рабинович. – Из-за этого старого плода греховной жизни хозяйской кобылы с пьяным конюхом, пристрастившегося к халявной выпивке, судьба нескольких миров висит на волоске.
– И пусть они сгинут в преисподней, эти миры, если в них живут такие бессердечные, бесчувственные и жестокие существа, как ты! – с жаром выпалила титанида, ткнув пальцем Сене в грудь.
– Ах, это я бессердечный и жестокий?!
Правильно, хозяин, тут она переборщила…
– Заткнись, Мурзик! – заорал в ответ Рабинович (вот она, людская благодарность!), а затем, сделав небольшую паузу, твердо заявил: – Хорошо. Пусть я жестокий и бессердечный. Тогда скажи мне, кладезь добродетелей, что же ты так много времени проводишь в моем обществе?
– Это я провожу время в твоем обществе? – изумилась Немертея. – Да это ты увиваешься за мной с того самого момента, как в первый раз увидел.
– Я?! – Сеня изобразил еще большую степень изумления. – Нужна ты мне, как собаке «томагочи»!
– Не нужна? – можно было подумать, что титанида обрадовалась. – Хорошо. Больше ты меня не увидишь! – и, круто развернувшись, бегом бросилась из пещеры.
– Скатертью дорога! – пожелал ей вслед Рабинович, и после этой фразы на несколько долгих секунд в пещере повисла тишина. Первым ее, то ли по глупости, то ли из-за отсутствия мозгов, решился нарушить Жомов.
- Предыдущая
- 53/76
- Следующая
