Двенадцать подвигов Рабин Гута - Лютый Алексей - Страница 52

• Предыдущая
• 52/76
• Следующая

– Я во всем виноват, – снова завопил в конце рассказа замшелый мутант. – Дионис все здорово рассчитал. Знал, гад, что я по жадности своей спрячу вино, и добавил в него безумия. Он, видимо, уже тогда намеревался свести с ума Геракла и догадывался, что лечить его ко мне поведут. Этот проклятый Дионис всегда знал, что у Геракла исключительный нюх на выпивку, и понимал, что найдет сын Зевса проклятое вино у меня в кладовой. Вот и решил этим вином окончательно его с ума свести, а заодно уничтожить ненавистное олимпийцам племя кентавров. Мы ведь на выборах за титанов бы голосовали. Что мне теперь, несчастному, делать? Ох, погубили-таки олимпийцы племя кентаврово!

– Да, – коротко подвел итог Рабинович, не ответив на вопрос Хирона. – Сам во всем виноват, старый дурак, вот теперь и сиди тут, жди, когда твои подданные вернутся. Если вернутся вообще! Лично я от такого начальства держался бы подальше, – и посмотрел на Геракла, пускавшего пузыри. – С ним нам что теперь делать?

– Теперь вам может помочь только Зевс, – обреченно буркнул Хирон и, развернувшись, поплелся в свою пещеру. – Позор на мою седую голову!

– Вот именно, – согласился с ним Сеня и повернулся к друзьям. – Ладно, давайте спать. Утро вечера мудренее…

Нас утро встречает прохладой… Ой, извините, не заметил, что я уже в эфире. То бишь с вами разговариваю. Это я так, проснулся на главной площади поселения кентавров от того, что продрог. Нет, вы не подумайте, что я неженка какая-нибудь. Могу, между прочим, и в десятиградусный мороз на голом снегу спать. Пробовал однажды, ради эксперимента. Наверное, справился бы и с более холодной температурой, но подобные испытания что-то мне не очень понравились, и я решил их прекратить. Ну а сейчас я продрог просто от резкого перепада температуры. Все-таки вчера вечером плюс двадцать семь было, а сейчас – градусов пять тепла. Не больше. Горы, знаете ли!

Моим-то ментам все по фигу. Пока похмелье не начнется, они даже внутри айсберга спать будут. Я вчера, как обычно, не пил, поэтому и проснулся легко. Впрочем, в мое персональное общество трезвенников ненароком успели затесаться Геракл, проспавший все самое веселое, и Немертея, но они не считаются. Сын Зевса пристроился Жомову под бок, и наш доблестный омоновец, видимо, с перепою перепутав ущербного юношу с собственной женой, так придавил его собственной тушей, что утренней прохладе просто пролезть некуда было.

Немертея, понятное дело, приткнулась к моему Рабиновичу. А лежит-то как тихо, паразитка! Головку ему на плечо положила и сопит в две дырочки так мило, что мне даже захотелось подойти поближе, наклониться к уху этой девицы и поинтересоваться, который сейчас час. Причем очень громко.

Я уже почти решил осуществить задуманное и даже слюни от удовольствия распустил, словно сенбернар малолетний, но как представил, что за бучу устроит мой Сеня после такого невинного вопроса, так потребность в определении точного времени у меня тут же пропала. От скуки я решил прогуляться по окрестностям – поискать кентавров да пометить ту территорию, которую не обошел вчера, – и уже почти осуществил задуманное, как совершенно случайно наткнулся еще на одного члена Общества Трезвенников имени Меня, о котором спросонья совсем забыл.

Горыныч, раса которого использует алкоголь в качестве средства для борьбы с вредителями, вчера пить, естественно, отказался. Когда суматоха, вызванная разгоном кентавров и поимкой банды дебоширов в лице Геракла, намеренно троившегося в глазах моих ментов, стихла, все отправились спать. В том числе и наша самонаводящаяся керосинка. Где он лег, я не видел, но сейчас я нашел Горыныча около Андрюши Попова.

Да будет вам известно, что Ахтармерз – существо холоднокровное. То есть не пофигист, а просто очень быстро остывает или накаляется в соответствии с температурой окружающей среды. Когда мы в снежной Скандинавии находились, нам пришлось для Горыныча даже спальный мешок изобрести, чтобы, не дай пес, не охладить его до температуры обычной сосульки. А тут, в Греции, посреди лета, никто и подумать не мог о том, что наша пикирующая рептилия может замерзнуть.

Когда я на Ахтармерза наткнулся, он уже практически не подавал признаков жизни, уменьшившись до размеров отощавшего кота и тщетно пытаясь укрыться под боком Попова от утренних заморозков. Горыныча нужно было срочно спасать, и я, конечно, мог бы попробовать это сделать самостоятельно, но меня взбесила мысль о том, что мои менты, из-за которых невинно пострадал трехглавый второгодник, будут спокойно спать, пока я буду заменять в Греции службу спасения. Именно поэтому я оттащил Ахтармерза подальше от Попова, чтобы тот, проснувшись, не придавил его ненароком, и, встав в позу, поднял такую бучу, что от моих воплей на ближайшем перевале случился небольшой обвал. Конечно, у Попова получилось бы лучше, но, как говорит мой Рабинович, чем богаты, то от вас и спрячем.

То, что произошло после того, как я поднял тревогу, было вполне предсказуемо. Первым проснулся мой Сеня, поскольку был соответственно выдрессирован и прекрасно умел освобождаться ото сна по моему первому сигналу. Затем с места вскочил Ваня, спросонья принявший мой голос за утреннюю команду к побудке, поданную дежурным по роте.

Жители античной Греции просыпались в следующем порядке: сначала Немертея, которую Сеня, забыв, что спит не один, просто стряхнул с себя; следом пробудился Геракл, правда, по иной причине – Жомов, увидев, с кем обнимается, так виртуозно выматерился ему в ухо, что я пожалел об отсутствии у меня шариковой ручки, бумаги и способности к правописанию; ну и последним из греков разлепил зенки Гомер. Ему приснилась Троянская война, и он вскочил на ноги с криком: «Спасайтесь, люди, данайцы в городе!» Затем, видимо, для иллюстрации своих слов, поэт схватил вместо меча обглоданную берцовую кость и пару минут отбивался ей от невидимых врагов. Ровно до тех пор, пока случайно не зацепил своим необычным оружием Жомова, и Ваня, естественно, чисто рефлекторно не стукнул его по лбу, отправив обратно, досматривать крайне интересный сон.

Последним пробудился сильно перебравший вчера Андрюша и тут же принял участие в общем гвалте. Правда, в этот раз обошлось без порванных барабанных перепонок, разрушенных зданий и горных обвалов. И спасло нас от всех этих несчастий только то, что с похмелья у Попова пересохло в горле, и он скорее не орал, а просто хрипел. Через пару минут прослушивания этой оперы для психов с оркестром, я начал жалеть о том, что вообще затеял всеобщую побудку, и собрался самолично заняться спасением тела и души нашего летающего мерзлявого друга, но тут Сеня проявил чудеса сообразительности. Он наконец понял, что я от него хочу, и, заставив всех замолчать, бросился ко мне.

– Е-мое! Про Горыныча все забыли, – заорал он и, сорвав с себя китель (воистину благородный поступок!), укутал им замерзавшего Ахтармерза. – Тащите сюда все теплое, что найдете.

Его приказ исполнили, пожалуй, излишне буквально. Все члены экспедиции, за исключением Гомера, по мановению Жомова, вернувшегося на стены Трои, бросились врассыпную искать теплые вещи. Пока Сеня баюкал Горыныча на груди, Немертея принесла конскую попону, Андрюша вернулся с грудой полотняных мешков, Жомов ограничился экспроприацией шкур со входа в жилище Хирона, а догадливый Геракл попробовал использовать меня в качестве теплой вещи. Пришлось клацнуть зубами около его правой руки, после чего в коллекции Горыныча стало одной «теплой вещью» меньше. Правда, благодаря усилиям остальных, он и без этого через минуту стал похожим на комок вторсырья для текстильной промышленности с аккуратно вкрапленными в центр рептильими черепушками. И знаете, что сказала эта летающая балаболка после того, как слегка отогрелась? Ни за что не догадаетесь!..

– Извините за беспокойство, – смущенно пропищал Горыныч, шмыгая сразу всеми тремя носами.

• Предыдущая
• 52/76
• Следующая