Знающий не говорит. Тетралогия - Астахова Людмила Викторовна - Страница 35

• Предыдущая
• 35/319
• Следующая

Ильимани почему-то эти слова разозлили, до слез разозлили, но злость быстро испарилась, как роса под солнцем, оставляя неприятное душное чувство. Да, она умрет, очень скоро умрет, и что бы там ни говорила жрица, о чем бы ни молчали боги, но там, за гранью Начала и Конца, ее ждут. Она чувствовала, она догадывалась и надеялась.

– Сила проклятия, которое ты призвала на Игергард, не отпустит тебя за Грань, – сказала Ттаса, словно прочитав мысли королевы. – Отрекись, пока не слишком поздно.

Слишком поздно практически никогда не бывает, бывает либо рано, либо просто поздно. Почему ни жрецы, ни Хозяин Сфер не остановили Эверанда двенадцать лет назад? Почему Троекратный благословил в Дарже его поход на Осскилл? Почему никто из оракулов, никто из пророков не предрек Эверанду Игергардскому и его детям страшной смерти? А теперь… теперь поздно. От сил дважды не отрекаются. Если можно было бы вернуться во времени назад, то Ильимани повторила бы каждый свой шаг снова и ни о чем не пожалела бы. Игергард заслужил все бедствия, мор и голод, что обрушились на него.

От нового приступа боли мир содрогнулся, раскололся на несколько острых осколков, и в их ослепительном сиянии Ильимани увидела миг своего наивысшего торжества – коронацию Кайиры. Огромный Тронный зал, сердце Красного замка – Каннелой, где от века в век восседали игергардские короли, был украшен со всей возможной пышностью. Белоснежные розы, синие атласные ленты, парадные знамена, шелка нарядов, серебро и сталь доспехов, и тысячи, тысячи лиц, среди которых не было ни одного равнодушного. О да, на коронацию собрались все: победители и побежденные, остатки гордой игергардской аристократии и суровая осскилльская гвардия, послы всех сопредельных держав и гости из-за Вейсского моря, патриархи народа тангаров, главы десяти родов высшей касты орков, синеглазые эльфийские принцы. Они все видели падение старого Игергарда, как видела его Ильимани, они все засвидетельствовали миг, когда строгий алмазный венец лег на голову Кайиры, и все опустились на колени перед новой королевой. Ильимани искусно тянула время, отказываясь быть регентшей, дожидаясь, пока Кайире не исполнится четырнадцать, чтобы насладиться этим мгновением сполна. И когда она сама склонилась перед дочерью, вместе с ней склонился и весь мир. Долгими бессонными ночами на холодном ложе Ильимани продумала все до мельчайших подробностей, всю церемонию от начала и до конца.

Одно только коронационное платье Кайиры, серебристо-белое, искристое, как снег, расшитое хрустальными и стальными бусинками, с высоким ажурным воротником повергло всех в изумление – даже знающих толк в роскоши маргарцев, даже эльфов. А когда на головы присутствующих обрушился дождь из лиловых лепестков священного тальфина, все они только ахнули. И звонили колокола, и ревела восторженная толпа простолюдинов, и сам Хозяин Сфер кланялся дочери Анрада Быстрого. Но те, кто видел ликование в глазах Ильимани, сильно ошибались, если думали, что причиной тому исполнение ее мести Игергарду. Одна только она, и только она пока знала, какова на самом деле хрупкая невысокая девчушка, ее дочь, принимающая изъявления верноподданства с нежной улыбкой на устах. Пусть никто не обольщается ее малыми годами и тихим голосом, пусть никто не думает, что сможет влиять на юную королеву, пользуясь ее неопытностью и доверчивостью.

Да, Кайира сумела развеять все иллюзии относительно себя. Игергард получил такую властительницу, с которой пришлось считаться всем. Малышка заставила себя уважать. Ильимани не боялась оставить дочь одну. В свои неполные двадцать та держала в кулачке всю страну, всех вассалов, так что никто и пикнуть без ее соизволения не смел. Видят боги, Анрад мог гордиться своей наследницей.

Внезапно Ильимани стало так легко, боль покинула ее так быстро, что ее отсутствие воспринималась как невероятное блаженство. Удивительная прохладная легкость охватила все измученное тело. Будто перышко, плывущее в ладонях нежного весеннего ветра в неведомые радужные дали, обычно скрытые от глаз смертных. Жрица увидела блаженную улыбку на прозрачных губах королевы и поняла, что не сумела достучаться до сердца умирающей.

– Я не раскаиваюсь и не отрекаюсь, Ттаса. И если Двуединый не примет меня, то тем хуже для него и для всех вас, – спокойно, почти равнодушно сказала Ильимани, сжав до боли ладонь жрицы в своей руке. – Прощай.

Молча молилась над телом матери королева Кайира, рыдали плакальщицы, плавал над дворцом мерный и печальный голос одинокого колокола, а Верховная жрица не могла отнять от себя руки покойницы, понимая, что это не мертвая плоть держит ее, а воплощенное проклятие не хочет отпускать своей жертвы. И леди Ттасе было страшно, как никогда в жизни.

Ильимани – Островная королева умерла с ненавистью в сердце, так и не простив своих мертвых врагов. И ненависть эта обречена была отныне витать над Игергардом, неутоленная и неугасимая.

Оллаверн замело по самые крыши. Исчезли в снежной кутерьме дома, мосты, дворцы, река и залив, и стороннему наблюдателю казалось, будто Высокая башня плывет в гордом одиночестве над белым пушистым океаном. Тот, кто стоял лицом к окну и смотрел вниз, видел лишь бесконечное кружение снежинок. Он кутался в роскошный меховой плащ, хотя в комнате было тепло. Камин жарко пылал, разгоняя по углам сырость и сквозняк. Для этого дров не жалели. Хозяин апартаментов любил тепло в любых количествах. Наверное, сказывалось южное происхождение. Любовь к теплу и солнцу – единственное, что осталось у него от затерянного в глубинах памяти и времени детства на берегу далекого теплого, ласкового моря. Он молчал, словно выжидая, когда у тех, кто сидел за столом за его спиной, кончится терпение. Ему самому терпения было не занимать. Он и так слишком долго ждал этого момента. Слишком долго даже для Верховного мага Оллаверна.

Хозяин Сфер медленно повернулся и кивнул собранию. Шафф – Глашатай Ночи, холеный аристократ в наимоднейшем камзоле, шитом жемчугом и серебром, великий интриган и незаменимый шпион. Итан из Канкомара, похожий каждой черточкой на хищную птицу, загорелый до черноты и опасный, как обнаженный кинжал в руках наемного убийцы. Тафила Юннис, в фиалкового цвета весьма откровенном платье с высокой талией, с гроздьями бриллиантов в розовых ушках. И наконец Ноэль Хиссанд – Первый Погонщик, самый молодой в Круге Избранных, самый талантливый в последнем поколении магов. На него Ар'ара возлагал большие надежды. Самый узкий круг посвященных, между которыми уже не существует тайн и недомолвок, и не от избытка дружеских чувств. Просто на определенном уровне отсутствие доверия между магами равносильно самоубийству. Это – аксиома, известная всем в Круге Избранных.

Великие волшебники выглядели молодо, как и должны выглядеть магистры, живущие много дольше простых смертных. Заклинания вечной молодости были по силам далеко не всем магам, но большинство из особо одаренных предпочитало остановиться в промежутке между сорока и пятьюдесятью годами. Кроме женщин, разумеется. Те непременно желали выглядеть как юные девы. Тому пример – вечно молодая Тафила Юннис, разменявшая уже вторую сотню лет и тщательно сей факт скрывавшая. Хозяин сфер усмехнулся своим мыслям. Впрочем, не стоит никого судить, ведь, несмотря на свое возвышенное положение, Великий магистр Облачного Дома внешне оставался молодым сильным мужчиной, смуглокожим и белозубым, с модно подстриженной короткой бородкой, а вовсе не сгорбленным старым патриархом, каким его представляли люди, услышав имя – «Хозяин Сфер». Если только не смотреть в его глаза.

– Итак, господа магистры, я собрал вас сегодня, чтобы смутить, порадовать и разочаровать, – сказал Хозяин Сфер удивительно красивым и мелодичным голосом. – Сегодня знаменательный день, который, несомненно, еще войдет в анналы истории как особая дата. Не стану слишком впадать в патетику и испытывать ваше терпение.

• Предыдущая
• 35/319
• Следующая