Симулякры и Симуляция. - Бодрийяр Жан - Страница 4

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая

Итак, Уотергейт был лишь ловушкой, устроенной системой для своих противников - симуляцией скандала в регенерационных целях. Это воплощено в фильме персонажем "Глубокой Глотки", о котором говорили, что он серый кардинал республиканцев, манипулировавший левым крылом журналистов с целью избавиться от Никсона, - почему бы и нет? Все гипотезы возможны, однако эта лишняя: левые очень хорошо сами, непроизвольно, работают на правых. Впрочем, было бы наивно видеть в этом самоотверженную добросовестность. Ведь манипулирование является шаткой казуальностью, в которой позитив и негатив порождают и перекрывают друг друга, казуальностью, в которой больше нет ни актива, ни пассива. Именно произвольный переход друг в друга витков этой спирали казуальности и делает возможным сохранение принципа политической реальности. Именно через симуляцию ограниченного, условного поля перспективы, в рамках которого причины и следствия какого-либо действия или события можно просчитывать, и может сохранятся политическое правдоподобие (и конечно, "объективный" анализ, борьба и т.д.). Если рассматривать полный цикл любого действия или события в системе, в которой больше не существует линейной последовательности и диалектической полярности, в поле, расстроенном симуляцией, где исчезает детерминированность, то каждое действие здесь завершается с окончанием цикла, рассеиваясь во всех направлениях и становясь приемлемым для всех.Вот, к примеру, взрывы в Италии - это акция левых экстремистов, или правоэкстремистская провокация, или инсценировка центристов с целью дискредитации террористов и усиления своей шаткой власти, или же полицейский сценарий и шантаж общественной безопасностью? Все это одновременно правильно, и поиск подтверждения и даже объективности фактов не останавливает этого умопомрачения толкований. Это потому, что мы находимся в логике симуляции, которая больше не имеет ничего общего с логикой фактов и первопричинности. Симуляции присуща прецессия модели, всех моделей, основанная на самом простом факте – модели предшествуют своей, орбитальной как ракеты с ядерными боеголовками, циркуляции и составляют истинное магнитное поле события. Факты больше не имеют собственной траектории, они рождаются на пересечении моделей, один и тот же факт может быть порожден всеми моделями одновременно. Это предварение, эта прецессия, это короткое замыкание, это смешение факта со своей моделью (нет больше расхождения смысла, нет больше диалектической полярности, нет больше отрицательного заряда и имплозии антагонистических полюсов), - вот что каждый раз оставляет место для любых интерпретаций, даже самых противоречивых, - все они одинаково верные, в том смысле, что их истинность состоит во взаимообмене в пределах общего цикла, подобно моделям, из которых они проистекают.Коммунисты атакуют Социалистическую партию так, будто хотят разрушить весь союз левых. Они отстаивают идею, что это противодействие вызвано более радикальными политическими требованиями. На самом же деле это из-за того, что они не хотят власти. Но они не хотят ее из-за конъюнктуры, неблагоприятной для левых в целом, или неблагоприятной для них самих в рамках Союза левых сил - или же они принципиально больше не хотят власти? Когда Берлингуэр заявляет: "Не надо бояться того, что коммунисты придут к власти в Италии", - это одновременно означает:- что не следует бояться, потому что коммунисты, если они придут к власти, ничего не изменят в ее фундаментальном капиталистическом механизме;- что нет никакого риска, что они когда-нибудь вообще придут к власти (по той причине, что они не хотят ее), - и даже если они возьмут власть, то будут осуществлять ее всегда только через других;- что на самом деле власть, истинная власть, больше не существует, и потому нет ничего опасного в том, что кто-то ее возьмет или возвратит;- но еще: Я, Берлингуэр, не боюсь того, что коммунисты возьмут власть в Италии - что может стать очевидным, однако это не совсем так, ведь:- это может означать противоположное (ясно и без психоанализа): Я боюсь, что коммунисты возьмут власть (и для этого есть веские причины, даже у коммуниста).Все это одновременно верно. В этом состоит секрет дискурса, который больше не является лишь неоднозначным, как это случается с политическим дискурсом, но выражает невозможность определенной властной позиции, невозможность определенной позиции в дискурсе. И эта логика не склоняется ни в ту, ни в другую сторону. Она пронизывает все дискурсы, вопреки их желаниям.Кто распутает этот клубок противоречий? Гордиев узел можно было, по крайней мере, разрубить. Если же разрезать ленту Мебиуса, то она дает дополнительную спираль, однако уже без реверсивности поверхностей (в нашем случае: реверсивная последовательность гипотез). Перед нами ад симуляции, который уже не ад мучений и пыток, но ад тонкого, злонамеренного, неуловимого искажения смысла, где даже Бургосский процесс становятся еще одним подарком со стороны Франко западной демократии, которая получает возможность регенерировать свой собственный шаткий гуманизм, и чей возмущенный протест в свою очередь укрепляет режим Франко, объединяя испанские массы против иностранного вмешательства. Где во всем этом истина, когда подобные сговоры прекрасно происходят, даже без ведома заговорщиков?Объединение системы и ее крайней альтернативы, словно двух сторон кривого зеркала, "порочная" искривленность политического пространства, отныне намагниченного, циркулирующего, реверсивность правого и левого, искажение, которое выступает злым демоном коммутации, вся система, вся бесконечность капитала закольцована на его собственной поверхности: трансфинитной? И разве не то же самое происходит с желанием и пространством либидо? Объединение желания и стоимости, желания и капитала. Объединение желания и закона, финальное наслаждение - как метаморфоза закона (вот почему оно так щедро представлена в повестке дня): наслаждается лишь капитал, говорил Лиотар, прежде чем в дальнейшем прийти к мысли, что теперь мы получаем наслаждение в капитале. Подавляющее универсальность желания у Делеза, загадочную реверсию, которую приносит желание "революционное в себе, и как будто невольно, желая, что оно хочет" собственного угнетения, оно вкладывает свою силу в параноидальные и фашистские системы. Злонамеренное искажение, которое отсылает эту революцию желания к той самой фундаментальной двусмысленности, как и другую революцию - историческую.Все референции смешивают свои дискурсы вкруговую, в стиле Мебиуса. Секс и работа не так давно были теми двумя условиями, которые упрямо противопоставлялись друг другу; сегодня и то, и другое являются потребностями одного типа. Раньше дискурс истории набирал силу, решительно противопоставляя себя дискурсу природы, дискурс желания - дискурсу власти, - сегодня они обмениваются своими значениями и своими сценариями.Понадобилось бы слишком много времени, чтобы попутно рассмотреть всю гамму операционной отрицательности всех тех сценариев апотропии, которые, подобно Уотергейту, пытаются регенерировать агонизирующий принцип через симулированный скандал, фантазм, убийство, - своего рода курс гормональной терапии через отрицание и кризис.Речь всегда о том, чтобы доказывать реальное через воображаемое, истину через скандал, закон через нарушение, существование работы через забастовку, существование системы через кризис, а капитала - через революцию; подобно рассмотренному выше (история с тасадаями) доказательству этнологии через отказ от ее объекта, и это без учета:доказательства театра через антитеатр;доказательства искусства через антиискусство;доказательства педагогики через антипедагогику;доказательства психиатрии через антипсихиатрию, и т.д.Все превращается в свою противоположность, чтобы увековечить себя в откорректированном виде. Все власти, все институты говорят о себе через отрицание, стараясь через симуляцию смерти избежать своей реальной агонии. Власть может инсценировать свое собственное убийство, лишь бы отыскать проблеск существования и легитимности. Так было в случае с некоторыми американскими президентами: Кеннеди были убиты потому, что еще имели политическое измерение. Другие - Джонсон, Никсон, Форд - имели право лишь на призрачные покушения, на симулированные убийства. Но эта аура искусственной угрозы им все еще была необходима, чтобы скрыть, что они лишь манекены власти. Когда-то король (как и Бог) должен был умереть, в этом была его сила. Сегодня он вынужден убого симулировать смерть, с тем, чтобы сохранить благодать власти. Но она уже утрачена.Искать свежие силы в своей собственной смерти, возобновлять цикл через зеркало кризиса, отрицание и антивласть - вот единственный выход-алиби любой власти, любого института, пытающегося разорвать порочный круг своей безответственности и своего фундаментального несуществования, своего псевдосмысла и своей псевдосмерти.

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая