Копия Афродиты (повести) - Когут Василь Григорьевич - Страница 64

• Предыдущая
• 64/71
• Следующая

— Ты на допросе об Оксанке говорил что?

— Говорил.

— И что же?

— Я сказал, что она собиралась на время отдать тебе мотоцикл.

— А о собаке?

Витька вытаращил глаза. Длинный нос его шевельнулся, маленькие ушки будто вжались в немного отросшие волосы:

— Честное слово!

— Честное слово, — передразнил Гришка. — Откуда же они узнали о собаке? О твоем дурацком эксперименте было известно только нам двоим.

— Ей-богу…

— А Оксанка? — наконец спросил Гришка о главном. — Ты ее видел?

— Нет. Утречком того же дня Певень ее и жену отправил в Гродно к тетке… Пусть, мол, в институт на консультации ходит. Там больше толку будет. Оксана, наверное, ничего и не знает.

Горькая обида наполнила Гришкино сердце.

«…Через три дня меня выписали из больницы. Но за эти три дня я передумал столько, сколько, казалось, не передумал за свою короткую жизнь. Следователь ко мне больше не приходил. Но душой я чувствовал: скоро с ним придется встретиться. Но самое страшное, что я почувствовал: история с мотоциклом приобретает непредвиденный поворот. Я на первом допросе не признался, что «ИЖ» разрешила взять Оксанка. То есть я соврал. Пусть даже из благородных целей, но соврал. Тем самым нарушил предупреждения следователя. Но с другой стороны — Оксанка разрешила мне взять мотоцикл без ведома отца. Как мне было поступить в данном случае? Неудивительно, что председатель заявил в милицию. Значит, Оксанка ему не сказала правду. Или не успела. Но ведь Витька сразу признался, что в этой истории замешана дочь председателя. Пусть эти сведения косвенные, но следователь их обязан проверить. В этом случае он должен поговорить с самой Оксаной. По всему видно, не говорил. Да он и не мог встретиться с ней — она уехала к тетке. Выходит, надо ждать. Интересно: ее специально увезли подальше от дома или в самом деле решили, что в институте она получит больше знаний за этот короткий период? Как бы там ни было, мое дело дрянь. Теперь все зависит от Оксанки. А вдруг она не признается? Скажет, что ничего не знает, и все. Кто я для нее?

Я старался предвидеть будущее. Мысленно организовывал встречи-допросы со следователем, предугадывал вопросы и ответы, строил ход следствия, а конца его придумать никак не мог. Что ж, решил, жизнь покажет…

Я ничуть не удивился, когда увидел поджидавшего меня старшего лейтенанта. Он, как старому знакомому, мне улыбнулся, поздоровался и пригласил следовать за ним. Я, проходя мимо зеркала, вмонтированного в колонну, мельком взглянул на себя в полный рост. И ужаснулся. На кого я был похож! Мятый, перепачканный грязью костюм. На правой коленке кто-то небрежно заштопал штанину, разорвавшуюся, видимо, при падении. Голова в бинтах, словно в чалме. За несколько дней на верхней губе выросли черные усики. Под глазом красовалось, как у ужа, желтое пятно. Увидела бы Оксанка! Неудивительно, что встретивший меня Кравец так мило улыбнулся…

Дорогой молчали. Только когда приехали, усадив меня в своем кабинете за стол, сам усевшись напротив, следователь напевным фальцетом спросил:

— Итак, кто отравил собаку?

Вся моя режиссура, выстроенная в уме в больнице, рухнула, как карточный домик. Такого вопроса я не предвидел. Будь она трижды проклята, эта собака!

— Я не травил.

Да, я ее действительно не травил. Значит, не вру. И Витька, по-моему, не думал об этом. В конце концов ее уже застрелили.

— А твой сообщник?

— Не знаю… точно.

— Так не знаешь или не знаешь точно?

— А разве я не ясно выразился? — в моих мыслях снова началась путаница.

— Не ясно, — сказал Кравец. — Не знаю — одно дело. Не знаю точно — другое. В первом случае — категорическое отрицание. Во втором — ты в чем-то уверен не до конца. Так как?

Ну и влипли! К злополучному мотоциклу добавилась еще и глупая шутка с собакой. Я рассеянно рассматривал на окнах вазоны.

— Я же предупреждал, что сделаем эксгумацию. Это — извлечение трупа для установления причины смерти. Вот мы и сделали это…

— Ее же застрелил сам Певень. Слышал лично.

— Слышал? — удивился следователь. — Как слышал? Петр Саввич дал показания, что в тот день во дворе он никого не видел. Только его дочь в саду готовилась к экзаменам. Ты что, был с ней?

— Был, — меня будто обдали кипятком.

— И ничего не знаешь?

— Нет, — голос у меня снова охрип, я стал откашливаться.

— Туго тебе придется, парень, — с сожалением сказал следователь. — Реланиум применяют люди знающие. Ваше намерение усыпить собаку — говорит о многом…

Я почувствовал, как холодная капля пота прокатилась по спине. Они все знают. Я мало того что выгораживаю Оксанку, стараюсь выгородить и Витьку. А какой в этом смысл? Ведь рано или поздно придется во всем признаться? Но теперь, в эту минуту у меня не хватило для этого мужества…

Я снова расписался в протоколе допроса и как можно быстрее покинул отдел милиции. Последний автобус в Ядловец уходил через тридцать минут…»

С автобусной остановки Гришка не пошел хорошо утоптанной тропинкой вдоль Рудки, а сразу, будто побитый пес, метнулся в лес и, скрываясь среди деревьев, направился в сторону деревни. Избегал встреч с односельчанами. Через луг бежал и только в лесополосе, что росла по обеим сторонам гравийки Ядловец — Дубиловка, — остановился. Очень ему хотелось посмотреть на то место, где он разбился, воочию убедиться в случившемся. Осину, в которую он врезался на мотоцикле, нашел сразу. В метре от земли на стволе содрана кора. Оголенное место покраснело, словно запекшаяся кровь. Чуть выше — заметная вмятина, затянувшаяся бурым соком. Гришка рукой потрогал рану на стволе дерева. Она была сухая, теплая, нагретая солнечными лучами…

Послышался шум двигателя. Гришка отскочил в сторону и спрятался за густыми кустиками можжевельника. Машина с ревом пронеслась мимо, подымая за собой клубы пыли. Гришка посмотрел ей вслед, поднялся во весь рост и побежал напрямик в деревню. Перемахнув через плетень, сразу оказался в своем огороде.

Мария Ивановна не ожидала сына. Увидев Гришку, побледнела, всплеснула руками, повела в хату.

— Голодный? — сразу стала доставать из печи чугунок с горячим щавелем.

— Отец на работе? — не ответив на вопрос матери, спросил Гришка.

— Где же еще?!

— Насчет мотоцикла к председателю не ходил?

Ну, никак не обойти разговор об этом. Мать поставила перед сыном миску с дымящейся едой, нарезала хлеба. Непрошеная слеза покатилась по щеке. Увидев ее, Гришка сжался, словно хотел превратиться в комочек.

— Ешь, ешь, — просила мать. — И зачем тебе нужен был тот мотоцикл? Конечно, я виновата, сынок. Надо было свой купить. Знать бы…

— Не нужен он мне теперь, — буркнул Гришка.

— Видимо, не нужен…

Что подумала мать, сказав это, Гришка только догадывался.

— А к председателю ходил, как же. Предлагал новый откупить. Так Певень и разговаривать не стал. У них с отцом старые счеты.

— Какие счеты?

Мать тяжело вздохнула.

— Лет десять тому отец, когда Певень был агрономом, так раскритиковал его на собрании, что того временно в бригадиры перевели. Вот и запамятовал. Он еще тогда грозился, что, мол, не прощу этого. Боюсь, что нашелся повод…

— Не бойся. Как же он тогда председателем стал?

— Исправился… Годы прошли. Люди и поверили…

— Не видно, чтобы исправился, — ухмыльнулся Гришка, — а отец хоть за дело его тогда?..

— Знаешь отца… Певень часто путал свое с колхозным… А отец терпеть этого не мог. Он и теперь председателю сказал: не способен мой сын на воровство, корни у него мои, качуровские, а не…

— Правильно сказал! — и Гришка широко открытыми глазами уставился на мать, благодаря в душе своего строгого отца.

«…Вечером, примостившись на скамеечке под липой, что росла у дороги, я дал волю своему воображению. Ну погоди, Певень! — думал я. — Все равно женюсь на твоей красавице дочке. Выкраду, коль добром не захочешь. Вырасту, наберусь сил… Спортом займусь серьезно. Боксом, борьбой, каратэ… Тогда, мой милый тесть, все потрохи из твоей толстой утробы вытряхну. И за себя, и за отца. Будешь ты у меня, как сибирский кот, ходить на задних лапках и мяукать только с моего разрешения…

• Предыдущая
• 64/71
• Следующая