Театр под сакурой(СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 46

Мы прошли недлинным коридором, и вышли в новый зальчик с большим окном и странной аркой, выходящей в стену. При этом вся арка была расписана странными символами и иероглифами. Юримару подошёл к ней, опустился на колени, сложил пальцами сложную фигуру и принялся читать заклинания. Мне же оставалось только ждать. Я прислонился к холодному камню, сняв с плеча «Арисаку» и приставив её к стене. Отвык я уже от таких кроссов с винтовкой на плече. Последний раз у меня подобный был году в тридцать первом, когда у в стране ввели нормативы ГТО и нас, командиров Красной Армии, обязали принимать их у студентов и членов Осоавиахима. Естественно, бегали, прыгали и стреляли мы вместе с ними, подавая пример молодым людям.

Отвлекать Юримару вопросами я не решился, а потому я просто уставился в большое окно. Это, можно сказать, спасло мне жизнь. Фигуру, появившуюся за мутноватым стеклом, я разглядеть не успел, но то, что в меня собираются стрелять, понял сразу. Звук выстрела прозвучал, когда я уже падал на пол, подхватывая «Арисаку». Трижды рявкнул пистолет — оконное стекло разлетелось на куски, и в зал спрыгнула директор Мидзуру. Вот только узнал я её не сразу. Вместо обычного платья она была одета в военную форму, а привычно рассыпанные по плечам волосы собраны в строгий пучок. В руках она держала знакомый мне пистолет. Она вскинула его, целясь не в меня, а в спину Юримару. Седовласый самурай оторвался от чтения заклинаний и обернулся к ней. И Мидзуру замерла, хотя палец её дрожал на спусковом крючке.

— Мидзуру-тайи? — удивился Юримару. — Ты тут каким боком?

Продолжить этот диалог не дал я. Ждать пока директор выстрелит-таки в Юримару, я не стал. Передёрнув затвор, я всадил ей пулю в спину. Мидзуру обернулась ко мне, как будто впервые увидела. По боку её зелёной формы расползалось тёмное пятно. Она прижала к нему руку, ладонь окрасилась красным. Я снова передёрнул затвор и выстрелил ещё раз, не особенно целясь — расстояние-то копеечное. Пуля вошла в грудь Мидзуру, силой выстрела её развернуло и швырнуло на колени. Она попыталась поднять пистолет, но силы уже оставили её, рука упала, пистолет вывалился из ослабевших пальцев. Я поднялся на ноги и направился к ней, передёргивая затвор для последнего выстрела.

— Не надо делать этого, Руднев-сан, — сказал Юримару, и я не стал с ним спорить, как-то не хотелось, стоило только в глаза самураю глянуть. — Выход готов. — Он указал на арку, за которой теперь была не глухая стена, а непроглядная темень с мерцающими точками, вроде звёзд на ночном небе. — Ступай, Руднев-сан, не бойся, — поторопил меня Юримару. — Мои переходы всегда надёжны, тем более, что Кагэро-кун на той стороне якорем.

Я слабо себе представлял, что это значит, но мне оставалось только довериться Юримару. Зачем-то вдохнув поглубже и кинув прощальный взгляд на лежащую на полу Мидзуру, я шагнул во тьму.

Когда прозвучали выстрелы, Ютаро и Сатоми бросились по коридорчику со всех ног. Но всё равно опоздали. Они застали в комнате только лежащую на полу Мидзуру, вокруг которой растекалось пятно тёмной крови. Молодые люди подбежали к ней, но единственное, что она произнесла только одно имя: «Юримару-сёса». Она повторила его несколько раз, как заклинание, и закрыла глаза. Кровь перестала пузыриться на её губах.

Сатоми почувствовала, что у неё по щекам потекли слёзы. Ютаро до боли сжал кулаки. И только одна мысль крутилась в голове юноши, как ему обо всём этом докладывать Накадзо-тайса.

Помещение, куда мы с Юримару вышли, не было похоже на предыдущие. Это была вполне хорошо обставленная в западном стиле комната с мягкими креслами, большим столом, роскошной мебелью и даже патефоном на тумбе. Игла скользила по грампластинке, из рупора в крышке доносилось громкое пение и звуки бравурного марша.

— Что они поют? — поинтересовался я. — Никак слов разобрать не могу.

— Это «Марш борцов с каии», — ответил Юримару. — Мы записали несколько пластинок для всех бойцов отряда. — То ли мне показалось, то ли в голосе его мелькали грустноватые нотки. — В двенадцатом году Тайсё мы прямо во время Бойни в Канто записали несколько таких пластинок. Музыку сочинил Накадзо, а все остальные пели. Мучились несколько дней, записывали в перерывах между боями, но всё-таки сделали это. Нам тогда эти пластинки казались не меньшей победой, чем одержанная в над каии.

— Погодите, погодите, — поднял руки я, — вы сейчас, Юримару-сан, говорите такие вещи, которых я не понимаю. Ни единого слова.

— Так и ни единого? — грустновато усмехнулся Юримару, — я считал, что ваш японский улучшается. — Однако он быстро отбросил шутливый тон и спросил у меня: — Вы слыхали о Великом землетрясении Канто?

— Только то, — ответил я, — что оно произошло в сентябре двадцать третьего года, и жертв было очень много.

— В общих чертах верно, Руднев-сан, — кивнул Юримару, — но это далеко не вся правда.

Кабинет антрепренёра почти не изменился с последнего визита Ютаро. Только на столе рядом с удивительной цветной фотографией появились две чашечки и несколько кувшинчиков, распространявших сомнительный аромат крепкого сакэ. Ютаро вошёл в кабинет и поклонился антрепренёру. Тот, казалось, не обратил на него никакого внимания — он был занят только своим сакэ. Однако, оторвавшись от чашечки на секунду, Накадзо махнул Ютаро рукой. Молодой человек сел напротив него. Накадзо подтолкнул ему вторую чашечку и бросил, будто приказал:

— Пей.

Ютаро поморщился и выпил. Накадзо тут же наполнил чашечки, и они снова выпили.

— Вот теперь задавай свои вопросы, — бросил Накадзо. — У тебя ведь их накопилось очень много.

— Самый главный, что произошло во время землетрясения Канто? — сказал Ютаро.

— Верно, Ютаро-кун, — согласился Накадзо. — Все ответы происходят именно оттуда. Из Великого землетрясения Канто.

— Наш отряд бойцов с потусторонним был создан ещё в первые годы Тайсё, — начал рассказывать Юримару, — когда начали вылезать последствия эпохи Мэйдзи. Сначала они были не столь страшными — небольшие стаи каии, так называли тварей, с которыми мы боролись, забирались в дома, но отступали, если им давали решительный отпор. Люди стали нанимать телохранителей, и те справлялись с каии до нашего прихода. Нам оставалось только разъяснять хозяевам домов и непосредственно телохранителям, что не стоит лишний раз болтать о том, кто на самом деле напал на их дома. Обычно врали что-то про переодетых бандитов, которые таким видом запугивают обывателей. Но долго это не продлилось. Очень скоро начали умирать люди.

— Плохо дело, Юримару, — поднялся на ноги Накадзо. Он вынул из кармана платок и тщательно вытер пальцы от крови. — В этот раз телохранители от каии не спасли.

— Столько гильз разбросано, — добавила Мидзуру, — а ни одного тела каии нет. Как будто им никакого вреда выстрелами причинить не смогли.

— Или просто не попали ни разу, — предположил самый молодой из бойцов отряда Нагэн, по званию всего лишь тюи он чувствовал себя весьма скованно в обществе старших офицеров. Особенно из-за традиции отряда обращаться друг к другу без суффиксов и званий, как заведено между старыми друзьями. Самый старший по возрасту офицер сёса Накадзо говорил по этому поводу, что на такой войне, какую ведут они, все становятся друг другу ближе братьев и сестёр, и про подобные условности можно забыть.

— Вряд ли такие прожжённые ребята могли бы промазать даже в каии, — покачал седой головой Юримару. — Смотри, Нагэн, все стены в дырах — били кучно. И оружие у них явно не официально разрешённое. — Он толкнул носком ботинка приклад новенькой «Арисаки». — Хозяин дома хорошо потратился на телохранителей и их экипировку.

— Основательный был, наверное, человек, — заявил как всегда циничный тайи Ивао, — и весьма уважаемый.

— Такой уважаемый, что у нас теперь будут грандиозные проблемы, — заявил Накадзо. — Это не просто телохранители, это отделение спецвойск по охране высших лиц государства.