Зараза - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница" - Страница 59

С ужасом понимаю, что эта несчастная, действительно, меня любит. Даже сейчас она переживает, как бы со мной что-нибудь не случилось. Вижу отголоски обиды за мою попытку выкупить собою безопасность Зулкибара. Вера понимала, что я неискренен. Вижу злость, но какую-то беспомощную, во многом направленную на себя. И одиночество. Она чувствует себя чужой и одинокой в этом мире. Да и в своем, наверно, тоже.

И эти чувства находят во мне странный отклик. Я вспоминаю себя в юном возрасте — озлобленного, недолюбленного мальчишку, который считал, что ради достижения цели можно разрушить все. Я был обижен на весь свет. На отца, который не признал меня. На мать, которая осмелилась родить меня вне брака. На природу, которая не наделила меня способностями к магии. Тогда казалось, что стоит мне обрести способности, и все самым волшебным, в прямом смысле этого слова, образом, изменится. Все изменилось. Но не тогда, а лишь после того, как я осознал причину, когда я понял, что ненавижу по большому счету лишь себя и сам себя разрушаю.

Мне помогли — друзья, случайно обретенная семья, учителя. Я перестал быть одиночкой, и это произошло вовремя. Вере же никто не помог…

И только я это понимаю, как со стороны Шеона и Иксионнеля к дракону направляется ментальный удар. Я такого ранее не видел. Слышал о том, что принц с сыном изобрели некое новое оружие, но наблюдать не доводилось.

Магия Шеона, перевитая светло-зелеными нитями волшебства его сына, усиленная в невероятной степени, похожая на громадное копье, летит прямо в Верлиозию.

Вздрагиваю, успев осознать, какой чудовищной силой обладает это заклятье, порадоваться тому, что летит оно не в меня (я не смог бы его отразить, а я малодушно хочу жить) и понять, что дракону, чья защита благодаря мне сошла на нет, сейчас не поздоровится.

Вера кричит и падает на колени. Едва успеваю отключиться от нее, но все равно, боль отголоском меня задевает. Если уж такова ее легкая отметина, то, что сейчас испытывает дракон?

Мне бы радоваться, но не могу. Еще пару минут назад, когда я ненавидел ее и плохо понимал, я, увидев, как мой враг, беспомощный, склоняется под ударами, с ума сходил бы от восторга. А сейчас не могу. Не могу! Впору себя возненавидеть — благодаря Вере я стал массовым убийцей, предателем в глазах друзей — а вместо этого испытываю к ней жалость.

Стоило несколько секунд побыть в шкуре дракона, и вот я уже не хочу, чтобы она умерла.

Верлиозия стоит на коленях, обхватив голову руками, шатается, продолжает длинно и тоскливо кричать. И я вижу перед собой не злобное существо, а просто юную женщину, которой плохо. Усаживаюсь рядом с ней, глажу по голове, аккуратно укладываю ее на землю. Мне кажется, ей так будет легче. Вовремя вспомнив о том, что я в какой-то степени врач, шепчу заклятье, заставляющее организм расслабиться, прикасаюсь кончиками пальцев к ее вискам, исцеляя и успокаивая. Вера умолкает.

Но я, все же, темный маг, мои собственные силы исчерпаны, а подключиться сейчас к резерву дракона я, конечно же, не могу, и потому лечение дается с трудом. Буквально единственное, что получается — держать Верлиозию, не позволять ей сдаться и умереть.

— Охраняй меня, Ларрен, — шепчет Вера, все еще болезненно морщась.

— Да, конечно. Никто тебя не обидит.

Глажу бедную девочку по щеке. Мне жаль дракошу. Жаль. Не повезло ей в жизни. Сейчас я готов простить ей все, настолько сильно мое чувство сопереживания. И я испытываю вину за то, что не смог ответить взаимностью на ее чувство.

— Дай, — тихо произносит Верлиозия. Ее глаза мутнеют.

— Что, Вера? — шепчу я.

— Монету. Что-нибудь. Дай!

Монету? Да, конечно. Быстро срываю с шеи цепочку, протягиваю ее девушке.

Вера сжимает монетку в ладони, смотрит на меня с нежностью и говорит:

— Сделка совершена, Ларрен Кори Литеи, я передаю тебе права на владение Ларреном Кори Литеи.

Замираю, понимая, что что-то странное со мною происходит. Я будто очищаюсь изнутри. Будто душа моя принимает ванну и выходит из нее свежей. Мне становится так легко, и, кажется, плечи расправляются и дыхание становится глубже. Медленно, очень медленно опускаю глаза на грудь и понимаю, что печати нет, она исчезла.

Неужели все было так просто — продать меня мне же? Почему до этого не додумались Вальдор и Лин, а лишь Вера — странное, страшное существо, заставившее меня самого стать монстром?

Опускаю взгляд на дракошу. Она дышит тяжело, глаза закрыты. Вновь глажу ее по лицу, шепчу "спасибо", и сердце мое стонет от боли и благодарности. Кажется, с ума схожу. Не понимаю, что случилось.

На глаза наворачиваются слезы, и даже не пытаюсь успокоить себя обычным "держись, Ларрен, ты же мужчина". Это все бессмысленно. Это все глупо.

Оглядываюсь. Солдаты массово бегут. В некоторых местах еще продолжаются стычки, но без моей поддержки воинам Верлиозии не продержаться. А я, конечно, помогать им не стану.

— Уйди отсюда! — слышу я, поворачиваю голову и вижу Аргвара.

Медленно поднимаюсь и сообщаю дракону:

— Она велела ее охранять.

— Ну и охраняй! — злобно бурчит Аргвар, опускаясь на землю рядом с дочерью, — я-то тебе чем мешаю?

Секунд пять он сосредоточенно разглядывает бесчувственную Верлиозию, после чего с некоторым удивлением в голосе сообщает:

— Ларрен, друг мой, да ты неплохой целитель!

— Она не умрет? — растерянно спрашиваю я и тут же вижу, что нет, лицо Веры розовеет, дыхание становится ровным. Надо же, а человек бы погиб, даже несмотря на мою помощь.

Аргвар поднимает на меня глаза. Он улыбается, причем вполне дружелюбно, а я не испытываю отвращения. Что-то, видимо, во мне изменилось за последние дни.

— Со мной пойдешь, — заявляет он, и я тут же оказываюсь в кабинете Вальдора.

— Хорошее место, — объясняет дракон, — мне здесь нравится.

Он кладет Верлиозию, которая неизвестно когда оказалась у него на руках, на письменный стол, гладит дочь по волосам и с нежностью в голосе произносит:

— Какая же ты у меня дурочка!

Верлиозия открывает глаза, видит лицо отца, вздрагивает, но Аргвар тут же кладет руку ей на плечо и говорит:

— Я не разрешаю тебе перемешаться.

— Пусти, — рычит она, сползает со стола и усаживается в кресло. Потом смотрит на меня, морщит нос и с какой-то брезгливостью в голосе произносит:

— Я тебя освободила. Можешь катиться на все четыре стороны.

— Я, — отвечаю, — сам теперь буду решать, куда мне катиться, а куда нет.

— Смелый стал?

— Всегда был.

— Ой! — Восклицает Аргвар. — Вы меня удивляете! Не будете вы решать, кто куда покатится. Оба. На месте королевы Иоханны я бы вообще придумал и тебе, девочка моя, и тебе, Ларик, такую казнь, чтобы народ веками о ней вспоминал и содрогался.

Верлиозия насмешливо улыбается, закидывает ногу на ногу и заявляет:

— А ты, Аргвар, видимо, будешь в это время меня держать, чтобы не сбежала.

Глаза ее отца резко темнеют.

— Если будет такая необходимость, подержу, — шипит он.

— Ну, давай! Это будет закономерное развитие наших отношений!

Устало вздыхаю. Наблюдать за этой перепалкой смешно и противно.

— Вы два идиота, — сообщаю я и тут же получаю гарканье с двух сторон.

— Молчать!

Ну, молчать, так молчать. Только сейчас понимаю, насколько я вымотан. И даже перспектива казни уже не пугает. Вот просто устал и все. И пусть убивают, лишь бы не заставляли колдовать.

Дуся

Я зажмурилась от яркой вспышки, ну и еще потому, что не хотела видеть, как от Ларрена останутся рожки да ножки.

— Дусь, открой глаза. Или ты собираешься, таким образом, вести отлов противника? — насмешливо поинтересовалась Катерина и ткнула меня острым локтем в бок, — кстати, классно выглядишь, бабуля.

— Спасибо, внученька, — ядовито откликнулась я и все-таки открыла глаза.

Ларрен оказался жив-здоров. Он сидел рядом с Верлиозией, которая лежала неподвижно, и непонятно было, то ли она уже скончалась, то ли еще живая и просто умело притворяется во избежание неприятностей. Наши маги занимались ее солдатами, которые воевать не хотели и активно пытались разбежаться.