Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире - Конигсбург Э. Л. - Страница 24

• Предыдущая
• 24/25
• Следующая

Моррис сообщил, что на прошлой неделе в одном из саркофагов был обнаружен скрипичный футляр. Через два дня нашелся еще и футляр от трубы. Моррис говорит: охранник, который проработал в музее год, видел все на свете; охранник, который проработал в музее полгода, видел половину всего на свете. Однажды они вообще нашли на сиденье колесницы древних этрусков вставную челюсть. Так что этих парней удивить трудно. Они только пожали плечами и отправили футляры в стол находок. Там они и лежат, вместе с содержимым — линялым нижним бельем и дешевеньким транзистором. Владельцы пока не объявлялись.

Меня попросили написать предисловие к тридцать пятому — юбилейному изданию «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире». Все бы хорошо, но дело в том, что сама я предисловий никогда не читаю. Точнее, читаю, но после того, как прочту саму книгу, — и то только если книга мне по-настоящему понравилась и я хочу узнать о ней побольше. Поэтому я решила вместо предисловия написать послесловие. Очень надеюсь, что если вы сейчас его читаете, значит, книга вам понравилась и вам захотелось узнать о ней кое-что еще.

С момента первого издания этой книги в 1967 году произошло много событий, преобразивших Нью- Йорк, музей Метрополитен и меня.

Трагедия 11 сентября 2001 года навсегда изменила облик Нью-Йорка. Но, как ни удивительно, Эмма и Джимми, скорее всего, не заметили бы никаких перемен. Силуэт Манхэттена, который увидели дети, приехав в Нью-Йорк в 1967 году, мало отличался от того, который мы — увы! — наблюдаем сейчас. Башни- близнецы Всемирного торгового центра были достроены только в 1973 году, через шесть лет после выхода в свет «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер…».

Изменилось не только лицо города, но и его душа. Сейчас Нью-Йорк охвачен духом содружества и патриотизма; в 1967 году в этом городе бушевали студенческие волнения, антивоенные демонстрации и расовые беспорядки. Но окажись Эмма и Джимми в сегодняшнем Нью-Йорке, они вряд ли испытали бы прилив патриотизма и всеобщего единения — точно так же, как тридцать пять лет назад их не затронул дух бунтарства и раздора. Видимо, гражданские чувства вообще не слишком их увлекали. И их побег, и бунт Эммы — все это были дела сугубо личные.

Поезда из Гринвича по-прежнему приходят на вокзал Гранд-Централ, откуда до музея больше сорока кварталов, так что Эмма и сегодня была бы не в восторге от предложения идти пешком, а Джимми бы непременно посетовал на дороговизну автобусного билета (который, кстати сказать, сегодня стоит почти столько же, сколько тогда стоил взрослый билет на электричку от Гринвича до Нью-Йорка). Перед зданием «Оливетти» на Пятой авеню больше не стоит пишущая машинка, потому что «Оливетти» больше не выпускает пишущих машинок. (Интересно, в наши дни их вообще кто-нибудь выпускает?) Библиотека на Пятьдесят третьей улице по-прежнему обслуживает детей, хотя каталожные карточки, которыми пользовались Эмма и Джимми, разделили участь пишущих машинок.

За исключением одного читателя, который в своем письме доказывал мне, что двое детей никак не могли прожить в Нью-Йорке целую неделю на двадцать четыре доллара сорок три цента, тема стоимости жизни больше ни у кого не вызвала нареканий. Обычно люди признают, что проживание в музее должно было обойтись брату с сестрой бесплатно, в отношении же прочих деталей (кстати, достаточно точных для своего времени) допускают элемент художественной условности — и тогда получается, что все описанное вполне могло иметь место.

С 1967 года Метрополитен заметно разросся, изменился и придал новый вид Пятой авеню. Народу в музей приходит гораздо больше. Раньше вход был бесплатным, теперь — нет. Раньше в ресторане был фонтан, теперь — нет. Кровать, на которой спали Эмма и Джимми (рисунок на странице 54), разобрана и снята с экспозиции, а недавно закрылась и маленькая часовня (на странице 117), где Эмма и Джимми молились воскресным утром. Но за минувшие тридцать пять лет сотрудникам музея было задано столько вопросов об этой книге, что они не выдержали и весной прошлого года посвятили ей целый специальный выпуск своего издания «Дети и музей». Выпуск так и называется — «История книги “Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире”».

Как-то раз ненастным октябрьским вечером 1995 года одна преподавательница Нью-Йоркского университета, специалист по итальянской скульптуре XVI века, заглянула в стеклянные двери здания культурного центра посольства Франции на Пятой авеню, 972 — буквально через дорогу от музея Метрополитен. Там был в разгаре какой-то прием, и в центре вестибюля стояла мраморная статуя мальчика, высотой около метра. Женщина раньше уже видела эту скульптуру, но в этот раз круглый зал был ярко освещен, и она увидела ее как бы в новом свете. А несколько месяцев спустя, проведя всестороннее и кропотливое исследование, она объявила миру, что статуя в вестибюле культурного центра — это купидон, ранняя работа Микеланджело.

— А ангел и купидон — это одно и то же? — спросил вдруг Джимми.

— А что?

— А то, что один купидон Микеланджело точно утерян.

— Ангелы — они с крылышками и одетые, и они христиане. А купидоны — с луком и стрелами, голые и язычники.

(на странице 98)

Статуя в вестибюле была голая, и у нее был колчан со стрелами. Однако до сих пор не утихают споры о ее подлинности — в точности такие, как предсказывала миссис Франквайлер на странице 194.

23 января 1996 года, когда статья о купидоне появилась на первой странице «Нью-Йорк Таймс», на меня обрушился шквал звонков и писем с одним- единственным вопросом: знала ли я об этой скульптуре, когда писала книгу? Нет, не знала, отвечала я. На историю «Ангела» меня вдохновила другая статья в «Нью- Йорк Таймс», от 25 октября 1965 года. В ней говорилось, что музей Метрополитен приобрел на аукционе гипсовую статуэтку эпохи Ренессанса. (Даже во времена, когда проезд в автобусе стоил двадцать центов, такое приобретение всего за двести двадцать пять долларов воспринималось как баснословно выгодная сделка, достойная внимания самых солидных газет.) Именно благодаря этой статье родилась моя книга об «Ангеле», о девочке, которая искала себя, о том, что суть приключения — не в бегстве, а в поиске и что самые главные открытия совершаются не вокруг, а внутри нас самих.

В Метрополитене не было и нет скульптур работы Микеланджело. Но для целого поколения читателей «открытие» статуи купидона в вестибюле культурного центра стало ярким примером того, как жизнь порой подражает искусству.

Я тоже изменилась с 1967 года. Когда я писала эту книгу, я была мамой троих детей и жила в пригороде Нью-Йорка. Сейчас я бабушка пятерых внуков и живу во Флориде, у океана.

Все эти годы я получаю письма от детей, которые просят меня написать продолжение. Когда в 1968 году книга получила медаль Ньюбери[12], я написала одну- единственную страничку — для гостей, пришедших на вручение награды. Ее я тоже публикую здесь. И больше никаких продолжений не будет. Их не будет, потому что я не могу рассказать «чего-нибудь еще» об Эмме, Джимми и миссис Базиль Э. Франквайлер. Они остаются точно такими же, какими были тридцать пять лет назад, и, надеюсь, не изменятся и в следующие тридцать пять лет. Поэтому я — и вы, надеюсь, тоже — просто поздравляю их с юбилеем и желаю им долгой счастливой жизни.

Э. Л. Конигсбург

Эмма: Что ты пишешь?

• Предыдущая
• 24/25
• Следующая