Марсианин - Богатырев Александр Николаевич - Страница 13

• Предыдущая
• 13/33
• Следующая

Откуда-то сверху спускается бледно-голубой столб пламени, потом, вслед за ним, появляется наша «Ласточка», и все это красиво и величаво тонет в здоровенной туче пыли!

А что я? Я в это время ничего кроме приборов и не видел. Увидел лишь из-за головы механика – он сидел вблизи иллюминатора, – как мелькнул и тут же пропал Большой Каньон. После этого аппарат провернулся вокруг продольной оси, и в иллюминаторе была видна только тьма космоса.

У Алексея картинка на мониторе была более содержательная. Но и там если что и было из ландшафтов, то в виде грубой схемы, как его радар видит. Для управления посадкой – в самый раз, а для журналистов и просто пассажиров, кем я до момента посадки и был, – ничего интересного.

Момент посадки – мягкий толчок, и «Ласточка» начинает медленно раскачиваться на амортизаторах.

Из звуков – где-то внизу – стихающий вой совершающего холостой выбег топливного насоса и обычные биканья-миканья бортовой аппаратуры. Алексей поднимает руки над рукоятками управления:

– И не понадобилось мое вмешательство! Если будет так и дальше – на фиг я здесь не нужен.

Ли тычет пальцем в иллюминатор и говорит что-то по-китайски. Потом смеется, поправляется и повторяет по-русски:

– Какую тучу подняли!

Алексей смотрит и хмурится:

– Побыстрее бы осела. Как там нейтронный поток?

– Как доедем до низу – будет норма, – отвечаю я.

– Ну, тогда пойдем, поприветствуем старину Марса, – сказал Алексей и с треском захлопнул гермошлем скафандра.

Почти синхронно с ним сделали это и мы с Ли.

Программа на первый день была очень плотная. Поэтому мы с собой взяли не только флаги с телекамерой, но и два ящика с инструментами. Ящики достались нам с Ли, а флаги и телекамера – Алексею. Вот с таким багажом и втиснулись мы в шлюзовую камеру.

После шлюза – лифт.

Лифт представлял собой просто решетчатую кабину, открытую на все четыре стороны, причем настолько открытую, что из нее в любой момент можно было выпрыгнуть через перила. По сути, просто металлическая корзина с двумя символическими дверцами-ограждением. Вот из нее-то я и увидел впервые Марс. Козырьки обтекателя как раз в стороны отошли.

Вываливаюсь я вот так, с ящиком, из шлюза, делаю два шага в лифт, становлюсь и оглядываюсь…

Честно говорю: от охватившего волнения дыханье сперло. К этому моменту пыль, поднятая при посадке, уже осела. В разреженной атмосфере она быстро на почву падает.

Красная пустыня, густо усеянная камнями, до горизонта. И над ней темно-синее, почти черное небо. Дрогнул и пошел вниз лифт. Поверхность все ближе, ближе, а волнение все больше и больше.

Исторический же момент! Первые люди на Марсе – иной планете!!!

Оборачиваюсь к Алексею, а он уже снимает. Уставился в меня телекамерой и показывает: мол, все замечательно.

На решетке, над главным трапом, что идет прямо по опоре корабля, обмениваемся с ним грузом – он мне телекамеру, а я ему ящик с инструментами.

Так он и пошел вниз – со свертком в одной руке и контейнером в другой. Следом за ним отправляется Ли. Я все стою на самом верху и снимаю.

Не доходя пяти ступенек до низу, Алексей спрыгивает с трапа и эффектно так приземляется в двух метрах от опоры. Ли от него не отстает – повторяет прыжок.

А я что, самый убогий? Тоже ведь надо прыгнуть!

Потом этот момент показывали по записи с бортовой телекамеры, она там слегка сбоку от опоры привинчена, обзор у нее лучше, но разрешение хуже, ну и качество картинки соответственно.

С нее видно, как некто в скафандре, с телекамерой в руках, уверенно и бодро топает вниз, при этом не забывая снимать. А на самом деле я весь тот путь шел и думал: «Как бы не споткнуться с этой чертовой камерой, как бы не споткнуться!» Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха. Ведь исторический момент! Нельзя ударить в грязь лицом.

А трап же ведь длиннющий! Но спустился. Благополучно. Уже когда плюхнулся на песок ботинками, спружинил и развернулся, пришла мысль: «Ведь под ногами Марс! Пески Марса!» И тут же объектив под ноги направил, там на песке наши следы отпечатались.

Собрались мы, значит, там, на песке у опоры, посмотрели друг на друга, а Алексей и говорит:

– Ну вот и ладушки! Прибыли!

Буднично так.

– Ну что, – говорит, – пойдем флаги ставить?

Это уже потом, когда дотопали до «Марсохода» и поставили флаги, он и Ли толканули ту самую пламенную речугу, что вы знаете. А те, действительно первые слова, так и остались за кадром.

Вот такая она – История!

После этого, когда вы там, на Земле, все стояли на ушах и радовались нашему успеху, для нас настал ад. Надо было до наступления темноты отстегнуть первые два контейнера с двумя сегментами Базы и собрать их. Инженеры опасались, что в условиях быстрого и глубокого падения температуры некоторые материалы и механизмы Базы могут повести себя не так, как надо. К слову сказать, правильно опасались – я такое неправильное поведение впоследствии наблюдал не раз. Не смертельно, но неприятно.

Вообще сам процесс сборки со стороны выглядит простым и легким. А на самом деле…

Все дело в том, что любой человек на Земле оценивает все это чисто с точки зрения своего личного опыта. И этот опыт совершенно не предполагает особенности работы даже в облегченном марсианском скафандре.

А в нем даже просто согнуть палец – не поднять что-то, а просто согнуть, – уже серьезная физическая работа.

Почему так?

Хоть на Марсе и есть атмосфера, но она сильно разрежена. А значит, чтобы человек в скафандре чувствовал себя нормально, должен быть сильный перепад давлений – внешнего и внутреннего.

Давление на площадь – это сила. И чем больше давление – тем больше сила. Вот и приходится преодолевать эту силу внутреннего давления, чтобы сделать даже элементарное движение.

Самое простое в нашей задаче того дня – это отстегнуть груз от «Ласточки». Главное тут стоять подальше, чтобы не зашибло. Подается специальный сигнал, и весь груз синхронно специальными автоматами отстегивается и отваливается от челнока.

Отвалили сегменты Базы, отвалили малый вездеход, отвалили станционный реактор.

В первую очередь, естественно, запускаем вездеход, далее им цепляем сегменты – они изначально все с колесами были, – и утаскиваем на место, где они должны будут стоять. Стыкуем что стыкуется, и тут начинается главное в сборке – развертка конструкции. Тут уж что само разворачивается, то хорошо, а вот что вручную, то вручную…

До заката еле успели. Я мечтал увидеть тогда закат солнца на Марсе, но к закату мне уже совсем было не до него. Еле до лифта доковыляли.

Побудка утром была еще та…

Мне оставаться, значит, на мне главная физическая нагрузка в этот день и главный «замор».

Меня снаряжают усилиями всего экипажа. Говорю всем «до свидания» и иду в шлюз.

Ну кто знал, что это мое «до свидания» вот так растянется?!

Шлюзуюсь, пересаживаюсь в лифт, спускаюсь к вездеходу, припаркованному у опоры, и ловлю себя на мысли, что за сутки пребывания на Марсе как-то даже на нем пообвыкся…

Владимир на минуту замолчал.

Замолчал, вспоминая, и тут воспоминания трехлетней давности его накрыли.

Привычно шелестит под подошвами скафандра песок, привычна радуга на гермошлеме от только что вынырнувшего из-за горизонта солнца. Привычны камни под ногами, привычны сильно выветренные скалы, торчащие за «Марсоходом», у подножия которых лежат сегменты Базы. Привычен скафандр, которого уже не замечаешь, а если и замечаешь, то лишь тогда, когда скосишь глаза на его внутренности. Только так ощущаешь фатальную свою отделенность от пейзажей за стеклом гермошлема.

Владимир посмотрел под ноги, на песок, испещренный следами ботинок скафандра и рубчатыми бороздами, которые накатал вездеход.

Вот так вот наследили! И еще больше наследим, когда сюда спустится шесть человек основного экипажа Базы.

• Предыдущая
• 13/33
• Следующая