Девушка и смерть(СИ) - Архангельская Мария Владимировна - Страница 34

— Бред! — заявил сеньор Эстевели.

— Погодите, господин директор, — жестом остановил его Флорес и направился прямо ко мне между посторонившихся танцоров. Остальные потянулись за ним.

— Сеньорита Баррозо, вы действительно сможете сегодня станцевать Деву-Птицу? — вопросил Флорес, останавливаясь прямо передо мной.

— Я… — я затравленно оглянулась на Энрике. — Я репетировала… Я не знаю… Я…

— Да или нет?

— Она сможет, — рука Корбуччи легла на моё плечо. — И она продемонстрирует вам это прямо сейчас.

— Тогда пойдёмте на сцену, — решительно сказал главный хореограф.

— Флорес, вы уверены? — негромко спросил Эстевели.

— Мы ничего не теряем в случае неудачи, господа. Давайте попробуем.

Первый акт, где Дева-Птица не появляется, повторять не стали, а в третьем выпустили часть бала, начав сразу с появления Мага с Чёрной Птицей. По каменным лицам начальства трудно было сказать, как они относятся к моему танцу, но после окончания прогона сеньор Флорес как о чём-то само собой разумеющемся сообщил, что меня ждут в гримёрной за час до начала спектакля.

В гримёрной я была за два, но, несмотря на ранний приход, белый и чёрный костюмы уже ждали меня, так же как и гримёр. Комната, выделенная мне после перевода в солистки, маленькая, тесная, едва вмещающая стол, диван и манекены с костюмами, сегодня казалась мне особенно душной. К счастью, мне не докучали, только перед самым началом пришёл сеньор Росси, спросивший, готова ли я. Я храбро кивнула и направилась за кулисы.

Я помнила, что я испытала, впервые выйдя на сцену в одиночестве. Это было на гастролях, и — вот совпадение! — во всё том же "Лесе". Концерт выпускников не в счёт, тогда я думала лишь о том, как бы отделаться, не провалившись. А на гастролях мне достался характерный танец, и я впервые вышла на сцену, думая об оценке не преподавателей и экзаменаторов, а зрителей. Это было страшно — оказаться в центре внимания, без прикрытия товарок по кордебалету, однако я твёрдо сказала себе "надо", вышла и станцевала. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывала сейчас. Королевская опера, ведущая партия в балете, и в каком балете! И, словно этого мало — в зале присутствует её величество!

Наверное, начинающая балерина должна визжать и прыгать от радости, получив такую роль. Наверное, она должна летать по сцене, ног под собой не чуя, выкладываясь но полной программе, чтоб, не дай боже, не упустить такой шанс. Наверное… Но лично я ощущала только гнетущий страх и желание поскорей оттанцевать своё и убраться со сцены подобру-поздорову. К тому же мне постоянно казалось, что я танцую отвратительно. Даже то, что получалось на репетиции, не выходило теперь. И я постоянно ловила себя на том, что вот здесь не докрутила, тут не дотянула, вот в этом движении "падаю"… Откручивая тридцать два фуэте в третьем акте, я не удержала точку и прошлась по сцене вперёд, закончив почти над самой оркестровой ямой. Даже стук пуантов, который для публики глушит оркестр, но самим-то танцовщикам отлично слышен, сегодня казался мне каким-то особенно оглушительным. Тем не менее, как ни странно, зрители мне аплодировали. И, слушая эти аплодисменты, я понемногу позволяла себе поверить, что, кажется, не проваливаю спектакль. К счастью, о присутствии королевы я вспоминала лишь периодически, а то, наверное, вообще бы танцевать не смогла.

Наконец отзвучали последние аккорды, я вместе со всеми вышла на поклоны, ошарашенно улыбаясь и чувствуя себя, как мальчишка, на спор с приятелями прыгнувший в реку с обрыва. Ноги дрожат, сердце стучит, восторг от собственной храбрости мешается с облегчением от того, что всё уже позади. И ты даже согласен, что это было здорово, вот только повторить сей подвиг что-то не тянет.

Моя маленькая гримёрная утонула в цветах. Наверное, всё, что принесли для Мачадо — не пропадать же добру! — подарили мне. Цветы чуть не выжили меня в коридор, я с трудом пробралась к моему стулу, а для пришедших поздравить меня места уже просто не осталось. А они были, эти пришедшие, за дверью толпилось довольно много народа, но я решительно захлопнула створки её, не торопясь переодеваться. Видеть кого-то сейчас мне не хотелось, я и так была переполнена переживаниями и впечатлениями.

— Анжела, — мягко сказал знакомый негромкий голос.

Странно, только что из-за закрытой двери доносился изрядно раздражавший меня шум, а тут он словно куда-то исчез. Вернее, перестал замечаться.

— Анжела, я горжусь тобой. Это лишь начало, но оно было достойным. Тебя ждёт большое будущее, постарайся не дать ему себя ослепить. И не забывай того, с чьей помощью оно стало возможным.

— Анжела! — в дверь требовательно забарабанили, и весёлый голос Корбуччи прокричал: — Анжела, вы ещё долго? Шампанское стынет!

— Какое ещё шампанское?

— Надо же отпраздновать счастливое спасение спектакля и чести нашего театра!

Ах да, верно… Праздновать мне тоже не хотелось, я слишком устала, но не разочаровывать же людей. Стоило мне открыть дверь, как раздалось приветственное многоголосое "А-а!", и меня мгновенно окружили и повлекли в зал для банкетов, где было приготовлено целое пиршество. Я, честно говоря, ожидала, что праздновать мы будем в узком кругу коллег и руководителей театра, но в зал набилась целая куча посторонних. Впрочем, это для меня они были посторонними, а все прочие были хорошо знакомы с этими любителями театра.

Празднование начал сеньор Эстевели.

— Только что я имел аудиенцию у её величества, — проникновенно сообщил он. Выдержал паузу, дав напряжению достигнуть критической точки, и провозгласил: — Её величество выразила мне свою признательность за доставленное удовольствие. Это триумф, господа, и этим триумфом мы обязаны вам, сеньорита Баррозо! Я рад, что вы работаете в нашем театре.

Я почувствовала, что неудержимо краснею. Никогда раньше мне не приходилось становиться объектом подобного чествования. А ведь это было только начало. Эстафету подхватил сеньор Риас.

— Господа, сегодня мы присутствовали при рождении новой звёздочки Королевской Оперы! От всей души желаю вам, сеньорита Баррозо, новых успехов! И не опускайте планку!

Тосты шли один за другим. Если бы я после каждого из них выпивала по бокалу вина, то к концу праздника напилась бы в стельку. Где-то около часа ночи я робко сказала, что мне вообще-то пора. Мой жалкий лепет ни на кого не произвёл впечатления, все возражения, что, мол, завтра рано вставать, дружно отмели, а сеньор Эстевели в порыве хмельной щедрости объявил, что дарит мне завтра дополнительный выходной. Ещё часа через два я засобиралась домой куда решительнее. Собравшиеся, похоже, настроились праздновать до утра, но теперь я проявила неуступчивость и заявила, что сегодня был трудный день, и я устала. Против этого возражать не приходилось, и силком меня удерживать не стали. Данным на радостях выходным я воспользовалась, чтобы отоспаться, хотя велик был соблазн прийти в театр, специально чтоб полюбоваться на помятую физиономию Энрике.

Я сама не знала, жду я ли каких-либо перемен после своего выступления. Наверное, всё-таки ждала и была бы сильно разочарована, если бы их не последовало. Но что-то сдвинулось, и мне предложили разучить партию волшебницы Лилии в "Замке снов", забрав взамен Кошку. Разумеется, я согласилась. Лилия хоть и не главная героиня, но партия более чем заметная, действующая на протяжении всего спектакля. К тому же теперь я твёрдо надеялась на Ясмин в "Жозефине". Что её будут ставить, в театре уже никто не сомневался, и теперь ждали распределения ролей. Что Жозефину заберёт себе уже вполне оправившаяся от внезапного заболевания Марсела, ясно было с самого начала, и солистки делили между собой королеву призраков и Девушку, танцующую па де де в первом акте. Неясно было также, кто станет дублёром Мачадо.

Наконец список исполнителей вывесили на стенде у входа в репетиционные залы. Я первым делом посмотрела, разумеется, на строчку Ясмин, и нашла там чужие имена. Среди Девушек меня так же не оказалось. Окончательно разочарованная, я окинула взглядом весь список, и обнаружила свою фамилию на самом верху. Меня поставили на роль Жозефины во второй состав.