Искатели золота - - Страница 16
- Предыдущая
- 16/49
- Следующая
Жерар побледнел от ужаса.
— А потому постараемся, чтобы этого не было, — продолжал Ле-Гуен. — Судя по всему, у них нет дурных намерений. А если они непременно хотят увести нас — что ж! Мы тут ничего не можем поделать.
— Как вы думаете, Ле-Гуен, куда они поведут нас? — спросила Колетта, бледная как полотно и не отстававшая от Мартины, которая взяла Лину к себе на руки.
— Кто их знает! — ответил матрос. — Наверное, к себе в деревню, чтобы показывать нас, как любопытных зверей.
— Они съедят нас? — спросила Лина, не будучи в состоянии побороть своего страха.
— Съедят!.. — воскликнула Мартина, содрогаясь. — Иес!.. язычники!..
— Ведь я тебе говорил, Мартина, — проговорил Жерар, улыбаясь, несмотря на ужас положения, — ты слишком лакомый кусочек! Ну, как им устоять от соблазна попробовать тебя?
Но заметив, что Лина была вне себя от страха, он продолжал серьезнее:
— Нет, Лина, не бойся! Посмотри, какое доброе лицо у этого молодца, как он мил с его гривой и костюмом попугая. Невозможно съесть людей после того, как с ними обошлись так вежливо. Это было бы подло!
Успокоенная немного тоном Жерара, Лина решилась посмотреть в сторону испещренного татуировкой негра, который, кривляясь и дружелюбно гримасничая, предложил им прекрасных, свежих бананов. Жерар принял угощение и поделился со своими спутниками, которые с удовольствием поели вкусных фруктов. Молодой негр, казалось, был в восторге от такого успеха своего внимания.
Наконец, после продолжительных переговоров, чернокожие согласились двинуться в путь. Сделав путешественникам знак, чтобы они вставали, дикари окружили их и дали понять, что нужно идти. Сопротивление было бы бесполезно.
Перед уходом пестрый негр по имени Мреко вскарабкался как обезьяна на дерево, достал оттуда платки Мартины и передал их Ле-Гуену. Положительно он не замышлял ничего дурного. По-видимому, он сразу почувствовал большую симпатию к Жерару, так как пошел с ним рядом, взяв его под руку, к чему Жерар отнесся благосклонно; вскоре он осмелился потрогать руками одежду своего нового друга, которая очень занимала его. Особенно гамаши мальчика поражали негра, который назвал их «слоновыми ногами», как путники узнали впоследствии.
Жерар воспользовался случаем поучиться и начал выспрашивать у своего нового друга названия слов на негритянском языке. Взяв руку негра, он ему сказал несколько раз: «Рука? рука?» таким вопросительным тоном, что дикарь наконец понял и принялся кричать: «М'ма!» Жерар повторил это слово, и, продолжая тем же способом, узнал названия головы, черт лица, других частей человеческого тела, название животного, перебегавшего дорогу, деревьев, неба, земли, — одним словом, всего, что их окружало. Мреко очень скоро вошел во вкус своей профессорской роли: он покатывался со смеху над усилиями своего ученика правильно выговаривать, и когда Жерар переставал его спрашивать, то сам поучал его.
Таким образом, показав вдруг на Колетту, он произнес с большой почтительностью: «Ниениези». Его товарищи, повернувшись в сторону молодой девушки, одобрительно закивали головами и в один голос повторили: «Ниениези! Ниениези!»
Пленники поняли, что они дали это имя Колетте, но о значении этого названия догадались лишь при закате солнца, когда на небе возле луны показалась звезда. Показывая тогда то на звезду, то на молодую девушку, Мреко постарался объяснить то, что хотел сказать: он сравнивал Колетту с Венерой, самой красивой звездой; девушка невольно улыбнулась от этой неожиданной и наивной похвалы.
— Черт побери! Да этот Арлекин очень галантен!.. — сказал Жерар. — Я и не воображал, что у него столько вкуса, а потому с этой минуты я готов уважать его, раз он способен любоваться тобой!
— Хотя эти негры, — начал философствовать Ле-Гуен, — сами безобразны, как обезьяны, но им это не мешает распознавать прекрасное. Знаете, если бы им предоставили выбор, то они предпочли бы быть белыми… Но… надо мириться с тем, что есть… Если бы было возможно прибавить к его росту хоть один сантиметр или хоть немного изменить форму его носа… Когда я был молод, как вы, месье Жерар, я очень страдал оттого, что у меня рыжие волосы… мне это так не шло… о! и как еще не шло!.. Однако пришлось мириться… и что вы думаете, я кончил тем, что стал находить, что цвет моих волос нисколько не хуже других!..
— Тэ! конечно, не хуже!.. — вежливо отозвалась Мартина, которая считала его очень красивым.
— А! вы находите, мадемуазель Мартина? — воскликнул обрадовавшийся Ле-Гуен. — Но подумайте, какой я был дурак, чтобы мучиться из-за таких пустяков. И я готов побиться об заклад, что теперь этот негр с радостью переменил бы свою черную кожу, недаром же он ее размалевал радужными цветами!
— Он вас называет «Млижу», Ле-Гуен, — прервал его Жерар, — мне бы хотелось знать, что это значит.
— Кто его знает? Наверное, что-нибудь менее лестное, чем название мадемуазель Колетты.
— Лину они зовут «Нжеркук»; мне кажется, что это просто означает дитя. А тебя, Мартина, они прозвали «Куези», и я убежден, что это значит луна. Не правда ли, как они верно определяют! Они сейчас же сообразили, на что походит твое милое личико…
— А что в нем особенного, в моем лице?
— Для меня оно совершенство; но так как оно имеет круглую форму, то они и сравнивают его с луной!
— Невежа!.. — воскликнула Мартина. — А вас как они зовут?
— Меня назвали «Вагиан». Сам черт не разберет, что они этим хотят сказать!
— «Который ничего не боится», держу пари! — сказала Мартина. — Они, наверное, сразу увидели, что вы не дадите ступить себе на ногу! Однако, они не так глупы, как кажутся. Но луна!.. я бы хотела знать, по какому праву они осмеливаются так называть меня!
— Ты знаешь, моя милая Мартина, — сказала Колетта, улыбаясь, — что у всех восточных народов сравнение лица с луной считается комплиментом. У персов, например, нет большей похвалы; и гурии Магометова рая изображаются с луноподобными лицами. Не считай же это прозвище плохим.
В эту минуту все поднимались на небольшой холм, где черные собирались переночевать. Весь день они шли не торопясь по огромным равнинам, покрытым высокими густыми травами, доходящими до плеч и совсем покрывавшими Лину. Там и сям встречались большие дыры и рытвины, образовавшиеся после прохода слонов; многие места должны были быть болотистыми, но царившая в то время засуха укрепила почву. Иногда, пройдя равнину, путники углублялись в темный лес из акаций. Давно уже море осталось позади путешественников; они двигались по прямой линии, к западу; дорога эта была хорошо знакома их черным спутникам. Несмотря на трудность ходьбы в лесу, среди тропической растительности, путешественники рады были укрыться под эти величественные своды, где приятная прохлада благодушно действовала на них после мучительного зноя на открытом месте. Фрукты тут были в изобилии; со всех сторон цветущие кустарники, магнолии, акации, мимозы, белые и желтые, волшебные орхидеи наполняли воздух своим ароматом, на который негры не обращали никакого внимания.
Эти люди все время не переставали быть вежливыми и внимательными к своим пленникам; они предлагали им фиговые плоды, бананы; останавливались, когда замечали, что Колетта или Лина уставали; одним словом, если бы они не стерегли их, то можно было бы подумать, что у них самые дружелюбные намерения относительно белых.
К ночи был устроен привал. Все заснули, как накануне, под звуки рычания диких зверей и визг гиен. Но усталость была так велика, что даже Лина сразу заснула, положив голову на колени Мартины и позабыв о голосах, доносившихся из пустыни.
На следующий день шествие возобновилось при тех же условиях; Мреко не расставался с Жераром, и хотя от штукатурки негра шел отвратительный запах, Жерар, решивший мириться со всем, переносил его, не морщась, и пользовался возможностью ознакомиться с языком негров, в котором сделал такие успехи, что на следующий вечер уже мог объясняться со своим новым другом. Последний восторгался способностями молодого белого и усердно продолжал учить его, так что вскоре они стали вполне свободно понимать друг друга.
- Предыдущая
- 16/49
- Следующая
