NZ /набор землянина/ (СИ) - Демченко Оксана Б. - Страница 54

• Предыдущая
• 54/89
• Следующая

Жила-была в цветке девочка, и звали её Дюймовочка… Хотя нет, это иная история. Куда как постарше и посложнее.

Раса шен из числа древних. Они росли когда-то в своей колыбельке, сине-зеленой, украшеной кружевом серебряных облаков и бриллиантами рос, что зажигали огни всех цветов по кромке листьев каждое утро. Мир по имени Шенза, колыбель расы шен, качался на свое орбите, как и Земля, проходя через свой Зодиак и переводя часы великих и малых эпох. Шены росли, открывали колесо и балдели от бронзы, отдавали предпочтение стали и делали что-то еще, обычное для увлечённых играми и активно развивающихся детей. Они были разные, как и люди. Кто-то смотрел на звезды и улыбался — дурак дураком, а, поди ты, первым подумал о грядущих полетах. Кто-то строил личное благополучие, кто-то от великой лени изобретал кресло-качалку и кондиционер. А еще были там особенные, совсем иные шены. Они помнили первый день мира, и по-прежнему их разум спал в колыбели Шензы, чтобы видеть сны вечности. Эти шены не возделывали полей и не искали нового. Они были дикие — если счесть неизменность именно дикостью. Они жили в природе и оставались её частью. Простые, как цветок энна — и столь же непостижимые. Шены, как и люди, колонизировали незаселенные территории, и по своей цивилизованной примитивности теснили, уничтожали детей энна. Но немногие из последних уцелели на островах, где нет ничего ценного для цивилизации.

Шены ушли в новые миры, расширили свое влияние на смежные пространства. А когда их мир состарился, они вспомнили про часть себя, неизменную от первого дня истории расы. Их позвали, как зовут богов — и они, уже почти боги, услышали и пришли, чтобы дать детям энна новый дом у более молодой и очень спокойной звезды. Это была сентиментальность? Нет, скорее долг перед самими собою, ведь энна были частью расы шен. Особенной, неповторимой и загадочной, как само подсознание…

Шены однажды ушли, как уходили до них иные древние. Некогда сине-зеленая Шенза, колыбель — обветшала, остыла. Её солнце стало слабым, как ночник, и однажды угасло. А энна все жили в неизменности, не зная, что им светит иное солнце. Зато они с недоумением вносили изменения в привычный круг светил, рассказывая легенды о смерти старых богов и рождении новых. Их шаманы ходили в верхний мир. И там обретали успокоение: неизменность пребудет с детьми энна во веки вечные. Еще год. Еще сто лет. Вряд ли они знали иной счет.

Сэа родилась в пятый день от начала цветения энна в большом лесу жизни. Она была дочь шамана и должна была принять его бубен и его шейную ленту, свитую из сухих лиан. Она должна была однажды пойти в верхний мир, чтобы говорить с богами о кочевье зверей и погоде сезона дождей, чтобы знать заранее о волнении тверди и вод. Но напасть явилась, откуда не ждали.

С неба, синего, как лепестки энна-сэ, весеннего одеяния цветка цветков, спустился бог. Он был незнакомый, огромный, гневливый: жег лес и губил цветы. Сэа увидела бога первой, старательно раскрасила ладони, попросила у цветка энна новую накидку. Конечно, она еще не шаман. Но бог пришел, а ведь в дни цветения энна-ло пели: иногда с неба спускается сын звезды, чтобы выбрать подругу в срединном мире. И нельзя его не встретить, и нельзя не выслушать, если тебе дано видение и если ты знаешь: гнев опалил мир.

Сэа вышла на край обожженного поля. Маленькая, тонкая, в сине-золотой цветочной накидке, скрывающей её до самых колен. Сэа протянула к богу ладони, чтобы показать их узор и начать беседу.

Стало темно. Больно. Пусто.

Мир ужасно, невозможно вывернулся. Сделался твердым и холодным. В нем не осталось света солнца и запаха леса. В нем прочный и теплый бархат цветка энна-ло увял, сморщился и рассыпался в пыль. А ведь накидки обычно носили весь сезон дождей! Сэа звала богов и пробовала во сне окликнуть отца — но мир молчал, словно вымер он весь… Только гремели мертвым каменным обвалом какие-то незнакомые звуки.

— Геном тот самый. Это шен, пусть и выглядит она самой тупой из тупых зверушек. Хей, безмозглая! Жри хавку. Жми на кнопку и жри.

— Может, внести ей в сознание основы речи?

— Чтобы она потом нас же и заложила? Их мирок заповедный, не забывай. Кто поверит, что эта дура — туристка и оттуда свалила по своей воле? Довезем, используем как ключ, и все дела.

— Кажется, есть риск не довезти.

— А ты не корчи из себя ученого. Кажется, нам лететь осталось пять условных дней до малого габ-пирса. Подумай лучше, под какую скотину будем ее маскировать, если нас досмотрят.

Ужасный обрезок гиблого мира — с прямыми, уродливо гладкими сторонами, замыкал пространство вокруг Сэа. Он не шумел ветром, но иной звук был постоянным: нехороший, чужой, он мешал спать. В гладком окружении порой проступали выросты и вмятины, Сэа находила воду и еду, но это была насмешка темных богов нижнего, донного мира. Вода не питала, пища отравляла. Дети энна — часть своего мира, и без него не могут сберечь неизменность, а с ней и себя самих. Сэа умирала медленно, страшно. Безнадежно. Она звала верхних богов и просила о помощи. Теряла сознание, чтобы очнуться со следами укусов на теле и знать: её кровь пили духи мрака. Её кровь, а значит — и душу. Сил становилось все меньше. Надежда умерла, и маленькая дочь цветов энна лежала серая, сухая. Кожа обтягивала кости, и не было более ничего в этом теле, истерзанном муками души и плоти — только отчаяние. Ей не дали умереть в родном лесу. Значит, не будет и возрождения. Значит, не будет в роду энна нового шамана. Никто не пойдет в верхний мир, никто не поговорит с богами и не объяснит роду, как избежать бед. Сэа гасла, и с ней умирала связь неизменных энна с их новой родиной, созданной шенами, древними, мудрыми — и покинувшими универсум невозвратно…

— Сдохла вроде, — грохотало и отражалось от гладких стен. — Не надо было ее в грубую отрубать на время досмотра.

— Реанимируй, на кой ты здесь и за что тебе обещана доля? Мы на финальном курсе, прыгаем. Осталось-то тьфу, сущие пустяки по времени.

— Что мы знаем о них? Я ввел питательный раствор. Отторгает. Может, повернем назад и возьмем еще кого?

— Прореху в наблюдении мы оплатили ровно одну. Нет, надо эту куклу дотащить до места, хоть в стазисе, хоть в коме, хоть еще как. Дохлая, она может быть без пользы.

Смерть раскрыла лепестки черного цветка, отороченного багровым пухом нижнего, огненно-страшного мира. С тычинок взлетела и повисла облаком радуги пыльца верхнего мира. Душа, трепетная бабочка, выпорхнула из груди и полетела в холод, где нет ей спасения. Сэа последний раз окликнула богов, ведь сейчас, на грани миров, они просто обязаны слушать смертных и даровать если не спасение, то проводника!

Но стало окончательно темно, лед заплел узором нечувствительности хрупкие крылья, бесконечное падение во мрак превратило междумирье в тоннель, над которым едва теплилась последняя искра света…

Отчаяние заметили, когда возникла рядом с кораблем, вышедшим из прыжка, Шенза — мертвая, как и бабочка души в лютой стуже универсума. Каменный шар с давно угасшим сердцем недр. Плотно свалявшийся ком прошлого, угасшего и невозвратного.

Корабль доставил к месту обыкновенных гробокопателей, таких хоть одна команда, но найдётся в самом благополучном взрослом универсуме. Вот она и набралась — знаний, наглости и жажды чужих тайн, конвертируемых в свою, личного пользования, роскошь.

— Что за дрянь? — буркнул один из голосов по общей связи. — У нас перерасход окислителя, а куда делась вся прорва энергии в накопителях, вообще без понятия. Идем на аварийную.

— Нет резерва, — включился в быструю перекличку новый тревожный голос.

— Врубаю сигнал бедствия.

— Идиот, надо избавиться от куклы, — заорал самый предусмотрительный. — Затереть следы.

— Я почищу маршрутный журнал, — пообещал еще один разумный обитатель универсума.

— Удаляю данные исследований генома, — добавил следующий. И завизжал.

• Предыдущая
• 54/89
• Следующая